Ведьма. Истоки - Галина Валентиновна Чередий Страница 16

И, поднявшись со стоном, я побрела к выходу, не обращая больше внимания на слова женщины, ощущая во рту мерзкий привкус после этого разговора и острое желание искупаться.

Данила прав — я недостаточно обросла цинизмом, чтобы воспринимать такое без эмоций. И не факт, что когда-то обрасту. На такое нужны наверняка годы и годы. И хотеть, очевидно, нужно подобного, стремиться. А я пока не понимаю зачем хотеть очерствевшую в ноль душу и окаменевшее сердце. В чем смысл дальнейшего существования тогда? В накоплении опыта и богатств?

Поднимаясь по лестнице, я на полпути встретила слугу в образе мини Делона.

— Ой, матушки-батюшки, опять ироды окаянные хозяйку измордовали! — всплеснул он ручками, махнув кружевными манжетами на рукавах. — Да чтобы их подняло, расперло да размазало, чужеядов насупых! Да чтобы им не елось-не пилось-от кошмаров не спалось, вымескам окаемным! Да чтобы…

— Альк, тормозни! И так голова уже раскалывается, — взмолилась я, останавливая этот поток гнева. — Я мыться и спать.

— А кушать как же? Я же глаз не смыкал, рук не покладал, ноги сбивал! — взвился слуга. — Щи наваристые готовил и ядрицу по-боярски! Разве ж тебя таким в этих ихних ресторациях бобынявых и кабаках фуфлыжных накормят, хозяйка? Гречу крупинка к крупинке выбирал, грибочки в семи водах мыл-мочил, капустку для щей сам рубил-солил, а хлебушек какой испек, ммм! Дух разве не чуешь по всему дому?

Невзирая на усталость и все пережитое, в желудке от его слов громко заурчало.

— Все равно я сначала отмыться. Потом посмотрим.

— А этого аще… гостя своего зачастившего кормить без тебя надо? — обзываться и вести себя откровенно недружелюбно по отношению к ведьмаку Алька перестал, но любовью и гостеприимством не проникся.

— Надо, Алька. Он мне сытый и здоровый нужен.

Ага, подлечить быстро и обласкать обещал. А мне и то, и другое нужно. И второго внезапно прям сильно-сильно хочется.

“Окуни-и-ис-с-сь-погрузи-и-ис-с-ь с-с-силой целе-е-ебной напита-а-айс-с-ся” запела-зажурчала вода, едва я сунула пальцы под струю, настраивая температуру.

С долгим стоном, что начался как болезненный, но под конец стал блаженным, я улеглась на дно только начавшей наполняться огромной ванны. Вода не просто обтекала меня, согревая места ссадин и ушибов, а как будто даже разминала, как если бы там умело касались невидимые пальцы. После моих тренировок я тоже ощущала нечто подобное, но не так отчетливо. Хотя тут дело наверняка в том, что повреждения тогда были не такие значительные и чувствительность, соответственно, меньше.

— М-м-м, кайф-то какой, — протянула я, закрывая глаза, наслаждаясь тем, как постепенно утихает боль в ушибленной спине, как исчезает жжение в ссадинах.

Лежала и лежала, впитывая беспрерывный шепот-журчание и отстраненно отслеживая поразительное ощущение того, как говорящая со мной живая жидкость не только омывает мою кожу, но и непостижимым образом проникает сквозь нее, будто проходя свободной волной от макушки до кончиков пальцев, и вымывает не только боль, но и негатив, зацепившийся за разум и душу от происшествия в клубе и от визита гадкой бабы, а еще усталость и воспоминание о холоде. Стало так хорошо-хорошо, тихо, тепло, уютно, ничего не нужно, вот так бы лежать и лежать, не нуждаясь ни в ком и ни в чем, даже в новом вдохе. Звуков нет, забот не существует, единственное движение — мягкое течение, что укачивает как дитя в колыбели.

— Да блин! — выдохнула досадливо, резко выныривая из накрывшей полностью воды и садясь. — Нельзя так делать! Нельзя!

Я погрозила содержимому ванны пальцем, хоть и понимая, что это бесполезно. Вода никогда не перестанет пытаться заполучить меня всю и насовсем, это я уже успела понять. Как и я, похоже, не смогу перестать подспудно желать в ней полностью раствориться. Видимо, так работает наша связь. Может, с получением полной силы это как-то изменится, или я смогу влиять, запрещать эти заманивания? Кто бы знал.

— Да уйди ты с дороги, поперешник бестолковый! — услышала я голос Лукина из-за двери.

— Не велено было пущать. Кормить велено, а пущать бельма бесстыжие пятить на прелести хозяйские — нет.

— Пялить? Ага-ага! — хохотнул ведьмак. — Обещаю, бельма почти участвовать не будут. Серьезно, отвали с дороги, ветрогон деловой, и вали спать в свою конуру, нам с твоей хозяйкой пока любопытные зыркалы по углам ни к чему.

— А ты мне не господин, чтобы указаниями кидаться! Хозяйка не прикажет — не пущу. Совести у тебя нет, буслай ты бешеный! Утянул из дому целую-здоровую, а обратно привел всю замордованную-битую, да еще теперь с удом своим прешь неугомонным! Думаешь, не знаю я, что задумал ты, шинора волочайная?

— Тьфу, королобый ты какой! — подключился к спору густой бас домовика. — Не твое то дело все, потатуй тьмонеистовый! Зелье он несет целебное хозяйке, как творил его — сам видел и гридиенты искать пособлял! Ишь ты, встал поперек, мохнаткин страж зряшный! Чай, хозяйка сама не без ума, в своем дому решать ей одной, когда яриться, а когда гнать полюбовника!

Я собралась оборвать эти вечные препирательства сразу, но почему-то замешкалась, вдруг осознав: да не напрягает меня все это. Наоборот, это вроде как повышает уровень моего нового комфорта и уюта, где эти их забавные контры стали неотъемлемой частью быта. Частью моего нового дома, его атмосферы. У каждого человека, наверное, есть этот кокон уюта, в котором он рос, но однажды наступает момент, когда появляется иной, уже твой личный. Может, вовсе и не похожий на тот, изначальный, но и не должен же. Ведь ты — не твои родители, как бы ты их ни любил. И для тебя комфортно и нормально другое. Вот в моем “комфортно” — перманентные забавные склоки домашней нечисти и Лукина.

Блин. Это что, я внезапно ведьмака тоже как-то причислила к составляющим атмосферы моего дома? Не напрасно ли?

— Эй, кончайте там эту махровую похабщину, я не оглохла и не в анабиозе! — все же вмешалась, не сумев не засмеяться я. — Алька, иди спать. Никифор, ты тоже. Данила, заходи.

— Съел? — гуднул насмешливо домовой.

— Смотри, как бы тебе тоже не объесться, маракуша суемудрый! — огрызнулся Алька, но явно уже далеко от двери.

— Обратила бы ты его в пса, василек, — ворчливо посоветовал вошедший в ванную Данила.