Апелляция кибер аутсайдера - 4 - Семён Афанасьев Страница 17

— Удивил. Продолжай?

— Знаешь, что почти всех подвело в отношении тебя?

— Я очень внимательно слежу за ходом твоей без сомнения интересной мысли, как говорит одна латиноамериканка.

— Была мелочь, незаслуженно упущенная. М-м-м, даже три мелочи. — Над столом загорается голограмма виртуального экрана.

Первым кадром он показывает мне лицо Фархата Али, которое сменяется взрывом его машины. Потом — второй взрыв, уже рядом с Трофимовым и Фомичёвым.

— Согласен, что почерк исполнителя один? — уточняет попутно Чень и становится похожим на учёного-исследователя.

— Это не уровень моей компетенции, — легко и искренне отмахиваюсь. — Все вопросы — к доблестной полиции федерации. Хотя, если бы я всерьёз хотел с тобой это всё обсудить, я бы тебе мягко намекнул на кое-какие другие обстоятельства.

— На какие конкретно? Теперь я очень внимательно слежу за ходом твоей мысли.

— На средства поражения. Я в этом ничего не понимаю, но мне кажется, что их следовало бы сравнить. В первом и втором случае.

— Зачем?

— Затем, что в первом случае это может оказаться банальный дрон, возможно, барражирующий или как там они называются. А во втором — что-нибудь иное, например, уже ракета. Это может очень здорово подмывать твою версию о едином почерке: совсем разные подразделения и предельно различаются навыки оператора.

Ну а что, я хотя и в курсе местами, но логика его выводов от меня пока ускользает. Что и сообщаю ему следующей фразой:

— Я понимаю твой интерес к теме, но не вижу, зачем нам это обсуждать.

— Лишь потому, что между этими двумя взрывами пока не обозначена связка, — уверенно отвечает азиат. — Знаешь байку о двух баранах в загоне с номерами один и три?

— Не в такой версии, но смысл понятен. Типа, когда барана номер два там изначально не было?

— Да. Вот эти события, — он невозмутимо кивает на голограмму, — и есть номера один и три. Только, в отличие от байки, между ними есть реальный второй номер.

— Я по-прежнему внимательно слежу за ходом твоей мысли, — мне действительно интересно.

Он меняет кадр.

"…первичная нейросеть…" — Фомичёв на видео замирает, а виртуальный экран через секунду рассеивается.

— Седьков, а ведь тебя все прозевали, — китаец вроде как искренен.

— Решил меня зацепить неподдельным интересом? Ты сейчас похож на одного полицейского дознавателя. Тот тоже делал многозначительные паузы в надежде, чтобы болтать языком вместо него буду я.

— И чем дело окончилось? — якобы лениво и безразлично уточняет хань.

— Насколько знаю, оно ещё не кончилось: судебное дело только в производстве. Мера пресечения — не домашний арест, можешь считать намёком. Содержание под стражей без права внесения залога — ибо федеральное преступление первой категории с отягчающими.

— Да я тебя и так воспринимаю всерьёз, — коротко кивает собеседник своим мыслям. — И очень сейчас жалею о том, что раньше не сообразил, что натурал — это камуфляж… Ладно, неважно. Ты же не думаешь, что на нашей стороне никто не связал три плюс два?

— На тему?

А второй рулет мне поддаётся без брызг, в отличие от первого.

— Следи за руками. Безвестный натурал вдруг становится объектом интереса сразу пары крутых системообразующих концернов. Один из этих концернов — титульный и здесь, улавливаешь намёк?

— Э-э-э. Это не то, что ты подумал. — Я ещё не заканчиваю фразы, когда самому становится смешно.

Надо будет рассказать Мартинес.

Китаец не реагирует на мой приступ веселья:

— Второй холдинг — на первый взгляд, можно не заморачиваться, потому что из разделительных сегментов. Но если знать тему, то он тоже серьёзный. Там, правда, твои интересы видны не прямо, но если знать имена, станет намного интереснее.

— Я б мог тебе сказать кое-что на эту самую тему, правда, из личных взаимоотношений. И что иногда вещи — не то, чем кажутся. Хоть та же моя опека матерью Миру, под которую ты подводишь чуть ли не политическую подоплеку.

— Бывает и такое, — не спорит он. — Бывает, что за теневым слиянием даже стратегических производственных площадок стоят абсолютно смешные и личные мотивы, а не глобальный передел. Именно потому с тобой сейчас беседую я, а не другие, — он неопределённо ведёт рукой. — И там общались бы уже не с тобой, а с тем, кто стоит за тобой. Или может стоять. Только вот какая штука, Седьков: это у японцев на твоей исторической родине возможности не очень, а у нас кое-какие источники есть. Смотри, — над столом снова загорается голограмма.

На ней одно за другим сменяют друг друга изображения Сергея Седькова в разные моменты его жизни.

Лично я ничего из объектов или фотографий раньше не видел.

— Узнаёшь?

— Отец, — по ряду субъективных факторов у меня получается не испытывать никаких эмоций абсолютно естественно, без помощи концентратора.

Как бы ни было, основателя ГЕНЕТИКСА лично я знаю исключительно по изображениям.

— Намёки понимаешь? — Чень собран, корректен, убийственно вежлив.

— Не совсем. Если ты так хорошо информирован, то должен знать и обо всех тонкостях.

Как бы ещё понять, что ему на самом деле известно.

— А тонкостей нет, — китаец серьёзно и отрицательно качает головой. — Есть fundamental, как говорят твои латиноамериканские подруги, и вот какой. В федерации две титульные коалиции. Как ты думаешь, нам очень интересно каскадное усиление японцев за счёт наследства Сергея Седькова? На которое его родной сынишка, теоретически, может более чем успешно претендовать?

— Буря в стакане воды. Иллюзия собственной грандиозности.

— Чего???

— Мы с тобой не фигуры того уровня, на котором обсуждаются эти вопросы, говорю. Это если без шуток. Уже молчу, где все были раньше. Хотели бы — ГЕНЕТИКСУ давно ноги приделали бы.

— Вот, — в его эмоциях явственно проступает удовлетворение. — Это и есть тот момент, на котором все спотыкаются. Но мы же с тобой не все, Седьков?

— Да ты уж закончи свой многозначительный посыл, пожалуйста. А то опять по-старинке свалимся в примитивное рукоприкладство.

— Я оценил твой очень изящный союз с Хамасаки. Да, кто-то может не понимать перспективы, но лично я по нашим правилам считаюсь совершеннолетним.

— Да ну?

— Ну да, — он тоже удивляется, причём искренне. — Мы ж не японцы! Это у них с двадцати одного года, а у нас частичная