Приплывший дом - Снежана Каримова Страница 19

Борисыч глянул на девчонку и проворчал в бороду:

– Шутовка. Как есть – шутовка.

Мишка резко отвернулся и занялся удочкой. Борисыч разделял водных дев на два вида. Есть русалки – прекрасные девушки, они вечерами выходят из воды, плетут венки и водят хороводы. А есть шутовки. Проказливые девчонки, которые живут на прибрежных деревьях и вредят людям: путают снасти, распугивают рыбу, заманивают в топь.

Павел, сначала растерявшийся при виде незваной гостьи, присмотрелся и пробормотал:

– Ведьмина внучка.

– Много ли поймали? – спросила девчонка у Борисыча, не обращая внимания на слова Павла.

Старик дернул головой в сторону котелка.

Шутовка развязала ленты у висков, разрушая каральки, и освобожденные косы двумя пшеничными колосками упали на ее зеленое платье. Девчонка спрятала ленты в карман и расплела волосы. В рассветных лучах они вспыхивали рыжиной и мягко вились после тугих кос.

– Сегодня Ильин день, – вдруг сказал Борисыч.

– Ага, теперь купаться нельзя, – кивнул Павел.

– Не боишься, что утащат тебя? – спросил старик у девчонки.

– Свои не тронут, – хмыкнул Павел.

– Свои не тронут, – эхом повторила шутовка и улыбнулась.

Девочка ящерицей скользнула по ветке к стволу, похожему на скрученную жгутом серую половую тряпку, и спрыгнула с ветлы.

– Помните, – напуская суровости в голос, заговорила шутовка, но Мишке все равно казалось, что это птичка щебечет, – если подглядывать станете, то не видать вам рыбы до конца жизни. И прочие беды, одна страшнее другой, будут преследовать весь ваш род.

Старик поглядел на молодого мужчину и парня.

– Поняли?

– Больно надо на девчонку смотреть, – хмыкнул Павел, взял за плечо Мишку и повернул от озера к березняку. – А ты уяснил? Тебя это больше всех касается, – и он шутливо взлохматил пареньку медно-рыжие вихры.

– Что на нее смотреть. У нее и нет ничего, – пробормотал Мишка, стараясь не уступать Павлу, но щеки предательски обожгло румянцем.

– Цыц! – прикрикнул на них Борисыч. – Разгалделись!

Он тоже встал и повернулся лицом к роще.

Мишка уставился на деревья. Он вспомнил, как Катька пугала его в детстве заруцкими ведьмами, которые доят березы – протыкают ствол ножом, и вместо прозрачного древесного сока идет из пореза молоко. Ведьмы до молока больно охочи.

Шутовка глянула на рыбаков, выстроившихся в ряд перед березами, и быстро скинула платье и белье.

Прикрываясь жидкими рыжими волосами, худенькая шутовка подхватила котелок и подошла к самой кромке озера. По черной жирной земле она голыми пятками съехала в воду там, где куцый папоротник мочил бороды листьев. Первое прикосновение воды отозвалось мурашками по всему телу. Девочка зябко встряхнула плечами, разогнала ногой ряску и тихо затянула под нос мотив без слов.

Зря Борисыч звал ее шутовкой – она не любила озеро, эту холодную воду, склизкое дно, острые камушки и коряжки под ступнями да живность, которая трогала за ноги. Даже яркие желтые кубышки она не любила. Были они крепкими, с толстыми лепестками, не такими, как положено быть цветам, и мощные их стебли походили на трубки для дыхания. Кто же использовал их там, под водой?

А еще она не умела плавать. Хотя заходить в озеро не боялась и пальцами ног аккуратно щупала дно перед тем, как ступить.

Зайдя в воду по пояс, девочка перестала петь и зашептала:

– Пошли отца, пошли мать, пошли тетю, пошли дядю.

Она выплеснула малька из котелка в озеро.

– Разбуди щуку, и налима, и окуня, и сома, и другую рыбу. Гони из травы, из-под берега, из-под кустов, чтобы шла она к рыболовам, не пятилась и не боялась.

Закончив бормотать заговор, шутовка выскочила на берег и быстро юркнула в одежду.

– Готово! – крикнула она, дергая прилипающий к мокрым ногам подол.

Рыбаки обернулись. Шутовка подпрыгивала, и зубы ее мелко стучали от холода.

– Замерзла, – потряс головой Борисыч.

– Не-а! Я не из мерзлявых! – лихо воскликнула шутовка, не переставая выбивать зубами дробь.

Павел протянул девочке деньги, завернутые в лопух, и тут же Борисыч, секунду назад закинувший удочку, громко прошептал:

– Клюет!

– Отлично! – Павел довольно потер ладони.

Вены на руках старика, вцепившегося в удилище, вздулись от времени, словно под кожей проросло растение. Мишка смотрел на руки Борисыча. Смотрел на Павла, насаживающего червя на крючок. Смотрел на пустой котелок, в котором до этого плескался малек. Смотрел на голые икры русалки в капельках воды, в зеленых точках ряски, смотрел на прилипший к коленкам подол мокрого платья…

Наконец он поднял голову и увидел, что девчонка тоже глядит на него и широко улыбается, отжимая воду из намоченных концов волос.

– Спасибо… Ваня, – пробормотал Мишка, вспомнив ее имя, и покраснел.

– Сам ты Ваня, я Ива, – поправила девчонка.

В глазах у нее плясали смешинки.

– Ива, вон как она, – и кивнула на ветлу.

Мишка посмотрел на корявое дерево, просящее у озера милостыню, и отрицательно покачал головой.

– Оно страшное. Ты красивее.

Ива прыснула в кулачок.

– Ну спасибо!

И зашагала к березняку, энергично размахивая руками, чтобы согреться.

– Шутовка, – сплюнул Борисыч вслед девчонке.

– Не связывайся с ней, Мишка, – хохотнул Павел и уже серьезнее добавил: – С такой не будет счастья.

Глава 5

Молога

Ива развязала мешочек со сбережениями и заглянула в него, проверяя, всё ли на месте. Из-под воротника домани выскользнул странный кулон на шнурке. Это был двуглавый конек, плоский, формой напоминавший боковину русских саней, серого с зеленцой цвета, какой бывает у старинных украшений. Внизу у этой штуки были дырочки в ряд, словно не хватало подвесок. «Ног», – догадалась Дара.

Ива поймала ее взгляд и тоже посмотрела на кулон.

– Старинная закорючка, – пояснила она. – Бабушка рассказывала, что такие украшения носили женщины племени ме́ря[3]. Привеска называется, кажется. Древние красотки привязывали их к поясу шерстяным шнурком, а я как кулон ношу. Вид странноватый, но бабушка любила рассказывать предание о том, что солнце утром едет по небу на конях, а ночью на утках плывет по подземной реке.

Ива покрутила в пальцах привеску.

– Не знаю, зачем ношу. Наверное, как память о бабушке. Мне эта привеска не нужна, подарила бы тебе, но она передается только родственникам. Реликвия, понимаешь. Так что извини.

Иванна спрятала кулон обратно за воротник платья.

– Занятная вещица, – вежливо сказала Дара.

Утка-конь с ампутированными лапами ее не прельщала.

Иванна положила мешочек в карман и поскакала к калитке, бойко