Жаркие летние ночи - Джеки Бонати Страница 2

все было более или менее решено и понятно – восстанавливаться в институте он не собирался, родителям будет полезно разобраться в своих отношениях без него. Взрослые люди, в конце концов. А армия… ну так до осени еще дожить надо было. Все так стремительно менялось, что может к тому времени уже и армии никакой не будет. Осталось только самому проветрить мозги и дать себе передохнуть. Во всяком случае, Костя убеждал себя, что цель его поездки именно в этом. Только маленький противный голосок внутри продолжал ему пищать, что это все равно побег. Трусливое, позорное отступление, когда проиграл по всем фронтам.

Чтобы заглушить его, Костя попытался было читать, все равно батарейки в плеере уже сели. Но спутницей раскинувшейся ближе к концу маршрута пасторали за окном была дорога не самого лучшего качества, и даже никогда не жаловавшийся на вестибулярный аппарат Костя, порадовался, что не успел ничего перехватить, иначе продемонстрировал бы свой перекус всему автобусу.

Булгаков отправился обратно в рюкзак, а Костя вытянул шею, чтобы втянуть хоть немного свежего воздуха из форточки.

Очередной указатель пообещал, что Каменка будет через 10 километров. А скоро и правда показалась колокольня, ещё более разрушенная, чем помнилось Косте. Когда, а главное – зачем с неё спёрли колокол, даже старожилы не помнили.

Сойдя с автобуса, Костя первым делом шагнул к колонке и, повесив на рычаг рюкзак, чтобы не качать одной рукой, умылся да напился, избавляясь от запаха солярки. Не смотря на жару и то, что его немного укачало в автобусе, есть хотелось зверски. Костя потуже затянул на поясе рукава джинсовки, повесил рюкзак за спину и, подхватив сумку, вышел на проселочную дорогу.

– Эй, пижон, ты откудова такой прибарахленный? – окликнул его достаточно молодой голос.

Пожалуй, этого стоило ожидать. Костя повернулся, прищурился от бившего в глаза солнца, с одной стороны пожалев, что очки от солнца остались в рюкзаке, а с другой порадовавшись этому факту. Нельзя было исключать вариант с дракой, и очки было бы особенно жалко.

– Ну, допустим, из Москвы, – ответил он, глядя на парня плюс-минус его возраста, только в вытянутых батиных трениках, белой майке и дурацкой кепочке. По сравнению с ним Костя был не то что прибарахленный, он был почти рок-звездой. – А тебе мой прикид жмет, или что? – добавил он, давая понять, что наезды на пустом месте терпеть не собирается.

– Я ещё не примерял, – деревенский осклабился, демонстрируя отсутствие одного зуба слева, зато справа это компенсировали аж два золотых. – К кому прибыл, Москва? – говор у него был чудной, не вполне поволжский, он как будто специально старался тянуть буквы "а", но память о-кающих предков, видимо, была сильнее.

"И не примеришь", – про себя подумал Костя, но отвечать на эту ремарку не стал. Мало ли, вдруг где в придорожных кустах у него компания друзей с собой.

– К Пантелеймоновым, к деду с бабкой, – ответил он, выжидая, что будет дальше. Солнце жарило макушку, зверски хотелось есть и курить, а ситуация напоминала разборки в каком-то старом вестерне, когда стрелки вот-вот схватятся за револьверы.

– Костя?! – его окликнул еще один голос.

Деревенский повернул голову и, увидев мужчину, немного причудливо одетого – в подрясник и белую кепочку, заметно растерял свой пыл.

– Здрасте, отец Александр. А я вот гостя встретил, думал, проводить, если надо.

Костя с интересом уставился на батюшку, мельком подумав, как должно быть ему было жарко во всем черном на солнцепеке.

– Ну так я его провожу, мне все равно в ту сторону, – сообщил батюшка. – А ты иди куда шел, Витя, Бог в помощь, – добавил он, и деревенскому пацану не оставалось ничего другого, кроме как сплюнуть и развернуться.

– А откуда вы меня знаете? Я вас совсем не помню, – спросил Костя, пока они с батюшкой шли по проселочной дороге. Тому на вид было лет пятьдесят, а может и побольше, поповская борода была перехвачена розовой резинкой, чтобы не мешалась, а общее впечатление было скорее, как от Коровьева, разве что, треснутого пенсне не хватало.

– Как же я могу не знать внучка Мити да Любы? – батюшка усмехнулся в бороду, щедро присыпанную солью седых волос. – Ты ж тут все детство собакам хвосты крутил. Давай-ка с баулом твоим помогу, – он протянул руку за Костиной сумкой.

Возразить толком Костя не успел, сумка перекочевала к батюшке, и тот шустро двинулся вперед, быстрее него самого. Как Костя ни силился, вспомнить он его не смог, впрочем, как и того Витю, с которым едва не схлестнулся. А ведь наверняка в детстве проводили время вместе.

Деревня тоже поменялась, деревья стали выше, кусты гуще. Несмотря на глубинку и развал в стране, эта деревня еще держалась, не вымирала, как остальные. Было слышно косилки на поле, а может, какие другие машины, Костя в них особо не разбирался. В самой деревне было тихо, сонное марево разогнало всех искать тенек и холодок, даром, что время близилось к пяти вечера, а ребятня наверняка была на речке.

Знакомый дом было едва видно за кустами жасмина, который на жаре пах одуряюще. На завалинке дремал дед Митя, сложив руки на животе и забыв прикурить папиросу. Даже дворовый пес вскинулся не сразу, а только когда Костя и отец Александр зашли в калитку.

– Спишь, Митрич, а я тебе тут вон кого привел! – сказал батюшка, когда дед проснулся от собачьего лая.

Дед Митя едва заметно дернулся, размыкая веки, и поначалу уставился на знакомую фигуру батюшки, а потом уже перевел взгляд на внука, которого и сам уже давненько не видел – последний раз больше года назад, когда сын Михаил приглашал их с бабкой в Москву, квартирой новой похвастаться.

– Костя! – он бодро поднялся, хотя Константину в его девятнадцать, шестидесятипятилетний дед казался стариком. Отчасти, наверное, из-за буйной, но совершенно белой шевелюры. – Проходи-проходи! Бабка с утра хлопочет, от пирогов гоняет. Ну ты прямо как с картинки! – он суетился, искренне радуясь приезду Кости, но было и легкое ощущение, будто он смущается, не зная, как вести себя с взрослым столичным внуком.

– Здорово, дедуль, – Костя смущаться не стал, обнял деда, похлопал его по плечу. Тот еще был все равно вполне крепким, Костя чем-то походил на него, и сложением, и тем же пшеничным цветом волос по молодости. Отец был больше похож на бабу Любу, а вот Костя пошел в деда.

– Вечерком еще зайду, – батюшка мешать их встрече не стал и смылся, так что в дом Костя и дед пошли уже одни. Внутри было прохладно, пахло пирогами