На границах реальностей - Виталий Бриз Страница 2

Лори нервно топтался на пороге, и выражение его лица мне очень не понравилось. Кивком указав ему на кабинет, я внимательно осмотрел улицу — нет ли хвоста — и, не обнаружив ничего подозрительного, запер дверь.

Серьёзные дела я предпочитал обсуждать в собственном кабинете, расположенном на стыке яви и мира снов. Среди моих коллег-профессионалов бытует простое и ёмкое название данного явления: сновидение-наяву. По сути, кабинет был выделенной частью сновиденного пространства, эдаким закрытым мирком, попасть в который можно одним-единственным путём: пройдя через дверь-портал в моём доме с разрешения хозяина. Портал был устроен таким образом, чтобы внимание постороннего соскальзывало с него, не замечая в том месте, где он находился, ничего занимательного. Конечно, опытный сновидец заподозрил бы неладное, будь у него достаточно времени. Поэтому я никогда не приглашал знакомых коллег к себе в гости, да и контактировал с ними весьма редко и исключительно по делу, снискав славу «отщепенца и нелюдимого затворника». Что, положа руку на сердце, меня вполне устраивало.

Напряжённая поза Лори, занявшего кресло у письменного стола, была красноречивее любых слов.

«Что, древние побери, могло случиться?!»

Я сел в своё кресло по другую сторону стола и внимательно посмотрел на парнишку, приглашая начать беседу.

— Судя по твоей кислой мине, что-то пошло не так…

— Я не виноват, мастер. Этот надутый жирдяй Альваро сам издох прошлой ночью, — огорошил меня Лори. — К завтраку он не вышел. Мамаша забила тревогу и послала слугу поглядеть, не захворал ли «малыш Туан». Слуга отбил себе обе руки и сорвал голос, пока орал под дверью Альваро-младшего. А потом дверь взломали, а там трупак. Как ни на есть натуральный «малыш Туан», разодетый в пижаму, только дохлый как боров, которого вчера ещё закололи. Мамаша позвала лекаря, а он и скажи, мол, что помер во сне от остановки сердца.

— С кем из семейства Альваро ты общался?

— Со старой каргой Люцерной — мамашкой окочурившегося, — выдал Лори, заставив меня поморщиться. За годы общения я полагал, что привык к говору моего подопечного, выросшего среди городских карманников и прочих низов общества, но время от времени он находил, чем меня удивить. — Она, как и остальные члены семейки, знать не знает о вашем с толстяком уговоре. А тот, видать, просветить их не успел…

— Если вообще собирался, — задумчиво произнес я, на несколько секунд уйдя в свои мысли, затем с усилием вернул себя обратно в реальность и продолжил беседу: — А как госпожа Альваро отреагировала на твою просьбу о передаче кольца и письма её мужа?

— Видели бы вы, как скрутило эту ведьму — зенки чуть из орбит не выскочили! — в тоне Лори промелькнули нотки злорадства. — Но она тут же очухалась, сделала морду кирпичом и важно заявила, что «господин Харат весьма хорошо осведомлён о личных делах семьи Альваро, однако им не требуются его услуги — ни в поисках господина Сорена, ни в каких бы то ни было вопросах». На этом «высочайшая аудиенция» закончилась, и прислуга без особых любезностей выперла меня из дому.

— Сомневаюсь, чтобы Люцерна соизволила поделиться с тобой подробностями смерти сына, — ехидно ухмыльнувшись, я пристально взглянул на посыльного.

— Старая перечница скорее повесилась бы на собственном лифчике, — заржал Лори. — По пути к вам я встретил Айку — она на кухне в особняке Альваро прислуживает. Мы с ней шебуршим иногда, девка она горячая и до любви охочая, — глаза парня подернулись мутной поволокой, но он тут же встряхнулся и продолжил: — Так вот, Айка мне и поведала все как на духу — и выяснились очень занятные детали…

— Ну? — я приподнял бровь, давая понять юноше, чтобы прекращал испытывать мое терпение и переходил к сути.

— Письмо и кольцо старика Сорена как корова языком слизала. Ни раньше, ни позже как в сегодняшнюю ночь.

— Подозрительно хорошо осведомлена твоя Айка для обычной кухарки.

— Говорит, слуга за чаркой перечной настойки проболтался. Тот самый, что ломал дверь в спальню жиробаса Туана. Поведал, что «господыня Люцерна», ворвавшись в покои рыжего и обнаружив там труп, сразу бросилась к столу и долго возилась с запертым ящиком. А отомкнув его, подозвала прочих родичей, и они долго шушукались. Слуга стоял рядушком и уловил только, что пропали ценные вещи господина: перстень и письмо. Вот такие пироги.

— Чем дальше в лес — тем гуще кресс [1], — медленно произнес я, запуская в волосы пятерню. — Что-нибудь ещё, Лори?

— Записка для покойничка Альваро, которую вы дали мне утром, — парень положил на стол вытащенный из-за пазухи конверт и подвинул его в мою сторону.

— Держи, — я достал из кармана пиджака увесистую монету и бросил ее Лори. — Ты славно поработал. Теперь мне нужно подумать. В одиночестве.

Парнишка не задавал лишних вопросов, за что, помимо прочего, я высоко ценил его. Ловко поймав монету и сунув её в карман потёртой накидки, он молча оставил кресло и направился к двери. Я проводил гонца взглядом, в который раз отмечая лёгкость и бесшумность его движений, парень словно стелился по земле. Недаром собратья по цеху нарекли его «Тихим Змием». Уже на пороге Лори обернулся, и я впервые увидел нечто похожее на тревогу в его обычно плутовском взгляде:

— Берегите себя, мастер Харат. Жопой чую, не к добру всё это, ох, не к добру. — И посланец скрылся, беззвучно прикрыв дверь.

***

Оставшись наедине с собой, я выключил всё освещение, кроме торшера с цилиндрическим абажуром из тёмно-синего бархата, укрывшегося в закутке справа от стола. Его приглушенный сапфировый свет успокаивал и мягко настраивал меня на рабочий лад. Переведя кресло в полулежачий режим, я удобно устроился в нём, сложив ладони внизу живота. Пробежался вниманием по телу, отпустил напряжения, вызвал свечение изнутри, размывая плотные границы телесности, и, когда ощутил себя невесомым и прозрачным, словно утренний бриз над водами Маджори [2], вошёл в состояние дрёмы.

«Итак, что мы имеем? — начал я выстраивать цепочку фактов. — Заказ на поиск старика Альваро, поступивший от его сына. Скоропостижная и весьма странная смерть заказчика той же ночью. Пропажа кольца и письма Сорена Альваро, которые я запросил для работы. Странное поведение родственников почившего, в особенности госпожи Люцерны. Добавим к этому навязчивое ощущение чужого присутствия во сне покойного Туана во время нашего с ним разговора…» Образы светящимися сгустками вспыхивали на внутреннем экране, застывая перед глазами. Повинуясь импульсу намерения, сгустки раскрывались, позволяя просматривать запечатлённые в них события в мельчайших деталях.

Я перевёл своё сознание в будхический режим и спустя несколько секунд ощутил в