Не герои - Виктор Алексеевич Козырев Страница 22

Впрочем, ну нахрен. Никанор мне рассказал, как он сначала учился верховой езде, потом управлению повозкой, и вот когда он в этом деле достиг мастерства, изобрели автомобили. На веранде меня уже ждала Яна с ворохом корзинок. Где она их только взяла, загадка. Наверное, переворошила весь мусор, что оставался здесь в подвалах и на чердаке. Рядом с ней стояла сердитая Марселлинн, а сама провидица выглядела немножко побитой. Моя подруга всё-таки ненормально агрессивная, она всегда такой была, и её ревность не знает краёв. Вообще девочки очень хорошо ладили между собой, но вот, как я уже сказал, если Аришка начинала ревновать меня, то теряла берега. А тут мы вдвоём с Яной уходим в лес на всю ночь…

Словом, моя прелесть попыталась наехать ещё и на меня, но тут я её обломал. Потом постаралась увязаться за нами, но мы дружно покрутили пальцем у виска, и Марселлинн удалилась спать, ворча и громко возмущаясь.

– Так, а теперь ты, Красная Шапочка. Нахрена ты корзинок столько набрала?

– Сам сказал, чтобы побольше тары взяла, – пробурчала Яна. – Потому что для такой упоротой наркоманки, как я, мухоморов не напасёшься.

Цитирует меня, значит. Ладно. Я вздохнул и, сунувшись в кладовку, извлёк пару старых, но объёмных рюкзаков.

– А корзинки самые большие возьмём в руки. Пошли.

И мы потопали по тропинке от нашей усадьбы в лес, к которому она примыкала. Настоящий лес, между прочим. Начинался у нашего дома и тянулся аж до соседнего района. Для индустриальной части Урала это— весьма неплохо. Красивый такой, смешанный, и не урочище мрачное, а вполне себе светлый, вот даже звёздное небо с луной видны. Берёзы, ели, сосны, липы, ещё какие-то деревья, чьих названий я не знал. Надо бы сюда Аришку вывести на ночную прогулку. Ей понравится, да и давно мы не гуляли: забот слишком много.

– А почему мы ночью грибы собираем? – спросила Яна.

– Так надо. Думаешь, с обычных мухоморов даже со способностями можно словить такие отчётливые видения будущего? Плюс, опять же, целительский бонус, небольшой, правда. Короче, надо собирать это всё в полнолуние. Иначе не тот эффект будет.

Мы прошли ещё глубже в лес и нашли первую делянку.

– А можно спросить? – Яна какая-то слишком разговорчивая сегодня.

– Валяй!

– А почему ты ко мне отцовские чувства испытываешь?

– Блядь! Я что, телефон не отключил, когда ты звонила?

– Нет. Я это видела. В своих видениях будущего…Ты стоял в каком-то баре или клубе, рядом был Гарри и какой-то твой давний друг, который в тебя был влюблён? Он что?

– Ага, это Лерочка, подруга юности. Голубее него только небо.

– Ну вот. Вы там стояли и говорили. Я видела через два дня после твоего отъезда в Среднеокск.

– А, тогда ладно, а то я там наговорил всего разного. Ну испытываю такие чувства, да. Не знаю почему.

С этими словами я повернул её к себе и посмотрел в глаза. Тёмно-карие. Смотрят насторожено. Бледная кожа. Волосы покрашены в чёрный цвет, а губы— в какой-то тёмной помаде. Несмотря на это всё, выглядела она сущим ребёнком. Сколько же ей лет? Если ПТУ, то наверное после девятого класса поступила… Тогда и восемнадцати, наверное нет. Я почувствовал себя стариком.

Потрепал её спутавшиеся волосы. Яна слабо улыбнулась, но настороженность не исчезла.

– А ты и есть ребёнок. Брошенный, обманутый, напуганный и закрывшийся в себе ребёнок. Через дерьмо ты прошла, конечно. С безденежными наркоманками обращаются, как со скотом, а если девушка красивая, то и…

Я не стал развивать эту мысль. Просто потрепал её за волосы, и Яна прижалась ко мне. Из глаз выкатилось несколько слезинок. Я же говорил— ребёнок.

Домой мы вернулись, когда начало рассветать. Измазанные в грязи, в волосах у нас были листья и сосновые иголки, обувь промокла от росы, но мы были довольны. Во-первых, дело сделали, а во-вторых, сбор грибов оказал на меня какое-то медитативное воздействие. Я успокоил нервы,– не железные всё-таки,– а тут такой стресс несколько дней подряд. Ну и добыча тоже неплохая. Наши рюкзаки и корзины были доверху набиты мухоморами, которые надо будет высушить, измельчить… Что, уже ушки навострили? Хрена вам, секрет фирмы.

Дом, ещё недавно бывший мрачными развалинами, а сейчас походивший на теремок из сказки, ещё спал. Свет горел только на кухне. Странно. Или уже Стас проснулся? Он у нас птица армейская, ему рано вставать— одно удовольствие. Но я ошибся. Когда мы вошли в дом, и я, чуть опередив Яну, прошёл на кухню, то увидел, что там хозяйничала Марселлинн, демонстративно громыхая утварью. Вообще, она так рано не встаёт, как и я. А это значит… Я прошёл на нашу уютную кухню и обнял свою капризную, скандальную, агрессивную и избалованную девчонку. Когда она умерла, то была ненамного старше Яны…

– Не ревнуй, ничего не было и быть не могло, – с этими словами я поцеловал её и понял, что она знает это.

Просто не может ничего поделать со своим дурным характером.

– Да-да, – на кухню просочилась улыбающаяся Яна. – Он относится ко мне как к дочери. А если он папа, то ты мама.

С этими словами она обняла нас. Ровно на пять секунд, а потом вылетела из кухни в гостиную, снеся своим худым телом что-то по дороге.

– Ты бы поаккуратнее, а то организм у девочки ослабленный.

– Извини, – притворно посокрушалась Марселлинн. – Ничего не могу с собой поделать, когда посторонние бабы начинают тебя лапать.

– Пойду посмотрю, не придётся ли мне её оживлять…

– Стой! Что эта страшила упоротая несла про отцовские чувства?

– Забей!

– Нихрена! Я же тебе говорила, что я хочу ребёнка!

– Дорогая, ты ёбнулась? Ты же зомби! Хрен его знает, что из тебя вылезет и как потом это отлавливать по всему городу!

С этими словами я свалил с кухни, ловко уклонившись от пущенной мне в спину сковороды. Старинной, чугунной. Нашли здесь. Марселлинн в ней не готовила, да и Гарри тоже, и сковорода висела неизвестно зачем. Хотя теперь-то понятно, для чего.

С детьми была вот какая фигня. То, что я сказал Марселинн,– голимая отмазка. Как я уже говорил, несмотря на пять лет, проведённые в могиле, сейчас моя жена была нормальной молодой девушкой, и да, без кучи хронических болезней и с парой суперспособностей. Просто… как бы вам это объяснить. Хоть я и некромант, но мои возможности небезграничны. Теоретически, я могу обеспечить вечную жизнь для себя и Марселлинн. А для детей, увы, нет. Максимум 120 лет – и они весь этот срок будут молоды, активны, а