Песчаный колокол - Александр Райн Страница 23

– Нет…

– Как это – нет? Как – нет, если я сам только что всё видел или ты меня…

– Я не могу воскрешать людей! Хватит уже!!! – Герман начал ходить по мастерской как заведённый, запустив руки в волосы и без конца повторяя про себя: «Что я наделал? Что я наделал?!»

– У меня нет больше глины, только с помощью неё можно создать новый сосуд! – пытался он отделаться от присосавшегося к нему клещом Вакса.

– Так купи ещё, в чём проблема?! Хочешь, я стану твоим компаньоном?! Это ж какие деньги можно будет поднять! – Вакс тоже был очень возбуждён, но по-своему. Он без конца перебирал варианты монетизации этого действа, не понимая тревоги Германа.

«Зачем я ему всё это показал?! Я идиот!»

– Послушай. Этой глины больше нет, вообще. И не будет!

– Ты считаешь, что я идиот?! – голос Вакса снова начал наливаться привычностью тяжестью.

– Нет, я считаю, что ты должен мне денег. И я хочу, чтобы ты ушёл, а ещё, чтобы ни одна душа не узнала об этом! Я буду всё отрицать, ты понял?!

– Но Герман…

– Всё! Я сказал, вали! – он уже не контролировал себя, и голос его срывался на громкий хрип.

– Да как ты со мной раз?.. – он не закончил, потому что краем глаза заметил, что в мастерской есть ещё один человек. Вакс не помнил, чтобы дверь в помещение открывалась. Мужчина словно вырос из паркета – прямо посреди зала.

Герман его ещё не заметил и продолжал свои краткосрочные нервные походы из угла в угол.

– У тебя, похоже, клиенты, – окрикнул его Вакс, не сводя взгляд со странного и очень хмурого типа, что не двигался с места и не разговаривал. Руки мужчины канатами свисали по швам, ноги были расставлены на ширину плеч то ли для баланса, то ли для демонстрации агрессии, а ещё – подбородок, опущенный вниз как у зверя перед тем, как броситься на жертву и перегрызть ей сонную артерию. Но он не двигался с места и, кажется, даже не дышал. Словно это был экспонат, отлитый из бронзы для последующей установки на постамент, а не человек. Если бы не грязные сальные пятна на коленях и рукавах, Вакс решил бы, что это одна из работ Германа, которую он каким-то чудом не заметил, но это однозначно был человек.

– Оси… – Герман остановился, словно врезался в невидимую стену.

Застывший в одной позе мужчина смотрел на него кукольными зрачками, безжизненно застывшими в одной точке. Герман ощетинился, спину атаковали марширующие мурашки размером с виноградины, выбивающие пот из спины. Он снова попытался проглотить комок, но в горле так сильно пересохло, что оно просто болезненно сжималось и разжималось, хлюпая, как пустая клизма. Скульптор впервые ощутил тот благоговейный ужас, который надобно ощущать перед Тем, кто явился к нему на порог. Теперь он видел в Осирисе не гостя, не друга и не коллегу – он видел в нём хладнокровного исполнителя воли суда. Жизненного суда.

– Ты его знаешь? – негромко спросил Вакс, заметив реакцию Германа и то, как сильно он побледнел.

– Знает, – от голоса Осириса как всегда несло бесчувственной февральской стужей, но сегодня он звучал громче обычного, словно он говорил в микрофон.

– Тебе пора, забирай кота и уходи, – процедил Герман, не глядя в сторону Вакса.

Страдающий от похмелья мозг хозяина «Вазы», наконец, пусть и со скрипом, но начал соображать, что происходит что-то неладное. Эта была бомба замедленного действия, и глупо было выжидать, пока она не сдетонирует и не зацепит своей взрывной волной.

Взяв под мышку вырывающегося кота, Вакс молча прошагал в сторону выхода, ни разу не взглянув на таинственного пришельца. Когда дверь за его спиной щёлкнула замком, он протяжно выдохнул, почувствовав, как внутри груди рассосался зажим, что поселился там с появлением странного мужчины. Почти зимнее солнце уже потихоньку начало прогревать воздух. Сонные люди спешили на работу, гонимые лёгким ветром, он же покачивал голые деревья, высаженные вдоль тротуара. Кот был жив и здоров, и всё было хорошо. Вакс улыбнулся, подозревая, что спасся от чего-то очень страшного, чего-то такого, что он не хотел бы даже представлять. Он поймал такси и поехал отсыпаться в свой кабинет, надеясь, что Герман уже никогда не заявится к нему на порог, чтобы потребовать свои деньги, а тот странный человек ему в этом деле поможет.

Зрительный контакт затянулся. Герман понимал, что Смерть в курсе того, что произошло, но, если вдуматься, он не сделал ничего плохого.

– Я ничего плохого не сделал, только лишь потратил немного своей собственной глины, – голос Германа был твёрд и даже несколько самодоволен, ведь он искренне верил в свою невиновность.

– Что Вы сделали? Потратили немного глины?

А вот Осирис удивлял. У него прорезались интонации, паузы, игра громкости и даже губы его слегка подёргивались.

– Я не убил кота, я, наоборот, воскресил его!

– Воскресил? Вы вообще осознаёте, что говорите? Кто Вы такой, что говорите о воскрешении как о своём даре?

– Но…

– Вы решили почувствовать себя богом?!

Герман молчал. Голова его раскалывалась от мыслей и похмелья. Он не знал, какое из оправданий хуже: то, что он хотел заработать денег, или то, что он хотел утереть нос Ваксу. А может, он просто хотел потешить своё самолюбие? Доказать значимость? Или всё-таки почувствовать себя богом? Скорее всего – всё сразу, но ни одна из этих причин не могла оправдать его.

– Этого больше не повторится, – виноватое выражение лица, осознание вины – этого должно быть достаточно.

– Конечно, не повторится, потому что вы не сможете это повторить.

– В каком смысле?! – Герман почувствовал, что пол под ногами стал поролоновым и решил присесть.

Осирис оставался стоять на месте. Он медленно запустил руку во внутренний карман пиджака и некоторое время что-то очень усердно искал там.

– Вот, – подкинул он в воздух небольшой предмет, который звонко упал на пол и покатился, срикошетив от занятых дрожью пальцев Германа. Скульптор потянулся за ним, опустившись на колени. Глазами он нашёл стеклянную фигурку песочных часов, что остановилась возле ножки табурета. Он потянулся за ней и тут же отпрянул.

– Что это?!

Верхняя часть часов была практически пустой. Тонкая полоска песка быстро стремилась к центру прибора.

– Это ваше время, – слова Осириса прозвучали словно