Пташка - Владимир Говоров Страница 28

Писатель с любопытством посмотрел на мужчину, лежащего на кровати, и … обомлел.

– Это же…! Это…! Он! – Пораженный увиденным пробормотал Писатель.

– Тихо, пожалуйста! – Прошипела Пташка. – Да, это он! Именно тот, кого ты имеешь в виду. Только, пожалуйста, веди себя тихо, иначе ничего не получится.

Писатель, наконец-то понял, что они пришли именно за этим человеком, за его душой.

– Милая Пташка, прошу тебя, не делай ему ничего плохого. Это мой кумир. Я вырос на его музыке, на его песнях. Прошу тебя оставь его живым.

С этими словами Писатель, словно обезумевший схватился за руки Пташки, не давая ей их высвободить. Он надеялся таким образом защитить своего кумира.

Пташка без труда высвободила руки и прижала к себе своего Писателя. Она отчетливо понимала, что происходит в душе этого человека. Ей было очень жаль, но времени для объяснения не оставалось. Мужчина снова подошел к лежавшему:

– Если ты мне не доверяешь, то сам насыпь ту порцию, какую считаешь нужной. Я только посмотрю со стороны. Но в любом случае принять это лекарство необходимо.

Лежавший мужчина очень тяжело дышал. Он был необычайно бледен и слаб. Он с большим трудом приподнялся на кровати и, взяв в руки пакетик с порошком, стал слабыми движениями пальцев ссыпать редкой струйкой порошок в бокал с водой.

В это время в дверях появились двое, еще несколько лиц появились в окне. Пташка, заметив их, вздрогнула.

– Это наши. Их необходимо остановить.

В дверях появились еще. Через окно уже было видно огромное количество подлетающих.

– Откуда они взялись? – В ужасе пробормотал Писатель, пятясь задом от двери.

– Осторожно! – Вскрикнула Пташка, заметив, как Писатель подходит к серванту, но было поздно. Он локтем задевает стекло и от удара сервант покачнулся. Маленькая хрустальная статуэтка мальчика со скрипкой, потеряв равновесие на стеклянной полке, падает в приоткрывшуюся дверку прямо на пол и разбивается вдребезги.

Оба мужчины, вздрогнув, оглянулись на сервант. Порошок в руке лежачего просыпается в бокал с водой и растворяется. Мужчина хватается за сердце и вытаращив глаза прохрипел:

– Это конец. Они пришли за мной.

Второй мужчина повернулся к нему и спросил с удивлением:

– Кто? Кто пришел? Я никого не вижу.

– Они. Они уже здесь.

Лежачий как ватный свалился на кровать и закрыл глаза.

– Господи, прошу тебя, прости меня, если я нагрешил. Что бы я ни делал в своей жизни, я делал без злого умысла.

– Что ты такое говоришь? Перестань причитать, выпей лучше.

Мужчина взял бокал с лекарством и, приподняв голову лежачему стал помаленьку вливать в горло. Он боялся потерять пациента.

– Все! Сейчас все произойдет. Готовься. – Прошипела решительно Пташка.

Прилетевшие за дверьми и окнами тоже стали проявлять активность, имея желание подобраться к больному.

Пташка напряглась. Она подняла правую руку вверх, на ней выступили вены от напряжения, и что-то шепча, медленно провела в воздухе круг. От чего на лицах, прилетевших появился ужас сменяющийся горькой досадой. Они стали медленно отступать и исчезать в небе.

Тем временем лежачему уже была влита вся жидкость из бокала. Мужчина поставил опустошенный бокал на столик и, достав из внутреннего кармана пиджака платок, вытер свой вспотевший лоб. Он выдохнул с облегчением, бормоча:

– Ну, вот, Майкл, все позади. Сейчас проспишься и снова в бой. У тебя еще столько впереди не сделанного. Он подошел к диванчику и, развалившись на нем заснул.

Лежачий на кровати не шевелился. Он практически не дышал, глаза были закрыты. Казалось, он спал.

– А теперь смотри, что произойдет. – Пташка провела рукой по волосам оцепеневшего Писателя. – Все будет хорошо.

Писатель, следуя совету Пташки во все глаза уставился на лежачего. Последний лежал неподвижно. Вдруг из глаз показались тонкие струйки то ли дыма, то ли пара. Они поднимались над лицом и вытягиваясь в две ниточки соединились в одно целое. Когда ниточки закончились, они, соединившись, образовали небольшое облачко, туманное, полупрозрачное, размером с яблоко.

Писатель сразу вспомнил, как когда-то слышал от людей, про белую птичку, увиденную ими в таких случаях.

Пташка подошла к облаку и, протянув руку ладонью вверх, коснулась его пальцами. Облако легло на подушечки пальцев. Затем Пташка приблизила его к своим губам и что-то стала нашептывать. Губы ее не шевелились, но Писатель отчетливо слышал тихое шептание. Что именно шептала Пташка он не слышал или не понимал, казалось, это был незнакомый ему язык.

Закончив шептать, Пташка вытянула руку впереди себя и, направив вверх, подула на облако. Покачнувшись, облако оторвалось от пальцев Пташки и плавно полетело через высокое окно в небо, вскоре скрывшись за облаками.

Пташка подошла к Писателю и, снова что-то нашептывая, не открывая рта, прикоснулась кончиками пальцев, теми на которых лежало облачко, середины его лба. Пальцы были холодные и влажные. Пташка одним движением мазнула влагой с пальцев снизу вверх и, закончив шептать, устало опустилась на пол. Писатель уселся рядом и прижал к себе Пташку.

– Что произошло? – Спросил он, отдаленно догадываясь об истине произошедшего.

– По дороге расскажу, а сейчас нам необходимо оставить этот дом.

Она взяла его за руку и, легонько оттолкнувшись, плавно направилась в окно к небу вслед за улетевшим облачком.

Мужчина на кровати лежал словно спящий, а на диване спал мужчина, словно мертвый.

– Что это? Что это было? Что мы такое сделали? Мы убили его? – Куча вопросов в истошном крике, наконец, вырвалась из окончательно потерявшего терпение Писателя, когда они с Пташкой отлетели уже на порядочное расстояние от дома.

У Пташки был очень уставший вид. Казалось, она находилась в предобморочном состоянии. Но Писателя это не останавливало. Эмоции переполняли его. Он не мог себя контролировать. Он кричал и размахивал руками перед лицом Пташки. Пташка плыла по волнам ветра спокойная и отстраненная от внешнего мира. Она совсем не замечала истерики своего Писателя, что еще больше раздражало его и заводило. Наконец, она остановилась, подняла перед собой руку, остановив тем самым плывущего вслед за ней Писателя, и посмотрела ему в глаза. Такого взгляда Писателю видеть еще не приходилось. Этот взгляд был полон глубоких чувств и боли. Ей было очень тяжело.

Дальше, в течение всей дороги домой, Писатель не смел проронить ни слова, ему было безумно стыдно перед девушкой. Он вел себя совсем не по-мужски.

Летели они медленно, намного медленней, чем утром по делу и оказались дома уже поздно вечером.

– Иди и хорошо отдохни. – Наконец очень