Опасные манипуляции 2 - Роман Феликсович Путилов Страница 31

Ужиная, Николай, заметив блюдце, спросил:

— Котёнка завела или мышей подманиваешь?

— Домового завести хочу.

— Кого?

— Домового.

Ночью, уже откатившись на свою половину, я собиралась заснуть, когда Николай вполголоса спросил:

— Насчет домового, ты серьезно?

— Серьезно, и я не сумасшедшая, они есть…

Я приподнялась на локте, попыталась заглянуть мужчине в глаза.

Он лежал на спине, молча глядя в потолок.

Молчание затянулось. Я поняла, что, наверное, замуж я пока не выхожу, откинулась на подушку. Очень грустно, но видно не судьба.

Внезапно Николай заговорил:

— Ты знаешь, на своей работе, да и просто в жизни, я видел много чего, что с точки зрения марксизма-ленинизма и научного материализма объяснить нельзя, и давно уже перестал удивляться чему бы то, ни было. Если ты говоришь, что домовые есть и надо одного завести, то с сегодняшнего дня я знаю, что домовые есть. Сладких снов.

Я отвернулась к стенке и довольно улыбнулась. Возможно, скоро я выйду замуж.

Глава пятнадцатая

День откровений

Утро субботы началось с неприятных открытий. Суженый-ряженный усвистал на службу, обещая быть к обеду. Пока я сердито пила кофе, мне было доведено до сведения, что сотрудники уголовного розыска постоянно находятся в режиме усиления, поэтому, либо субботу, либо воскресенье, до обеда, он отдает долг Родине. Нет, не с бабами, в служебном кабинете, но если есть работа, до долг Родине может растянуться и на неопределенное время, но это редко.

В качестве мести, я не вышла провожать в коридор этого задолжавшего Родине человека, а помахала рукой из кухни. Да, неприятненько. Раз уж завела под боком громко сопящего ночью самца, то начинаешь включать его в свои жизненные планы, а он сразу начинает изменять тебе с Родиной.

Поспав еще часа полтора в качестве восстановления нервной системы, я решила простить Николая, и позвонила ему в кабинет.

На удивление, звуков пьянки и женских голосов слышно не было. Несмотря на жалобные вопли, что он хочет кушать, я твердо указала, что его последний шанс быть прощенным — это встретить меня у торгового центра «Родина» на площади имени Основоположника. Решив дать мужчине понять, как я зла за испорченный выходной, я пришла в условленное место на пятнадцать минут позже назначенного времени. Какая же я дура. Вместо того, чтобы покаянно ждать меня у столбика, сжимая в потной ладошке букет, этот негодяй сам опоздал.

Я не успела придумать, куда мне идти, так как, это было уже окончательным падением, когда увидела его. Он выскочил из метро, забавно отдуваясь и трогательно вертя головой, явно разыскивая мою удаляющуюся спину. В этот момент он был похож на впавшего в отчаяние щенка, потерявшего маму. Я его простила сразу, но задумалась, насколько велик мешок недостатков, который тащит в мою жизнь этот человек.

Сделав вид, что ничего не случилось, я подставила щеку для поцелуя, и, повиснув на руке Николая, потащила вяло сопротивляющегося мужчину в торговый центр.

— Охраняй меня, мне здесь два раза сумку резали — строго сказала я своему спутнику, перед тем, как начать свои еженедельные расчеты с продавцами крема «Соблазн» — моего основного источника дохода.

Когда я приступила к самому интересному — подсчету полагающейся мне выручки, в мой спину постучали.

— Что? — обернулась я, сжимая в руках пачку купюр.

— Вон карманники стоят — мой защитник гордо ткнул в группу парней, трущихся у входа. Хотела возмутиться, но поняла, что надо мной смеются.

Сделала губы сердечком:

— Ты мой герой.

Когда подошли к последнему отделу, мой защитник шутить перестал, а стал кружить, как сокол, вокруг моей набитой деньгами сумки.

Дома, ближе к вечеру, мне было сделано предложение:

— Люда, давай поиграем в доктора.

— Давай! Что мне надевать и что снимать?

— Снимать попозже будем. Пока, по другому поиграем. Ты знаешь, что доктору и юристу надо рассказывать все. Мне кажется, что тебе пора это сделать. Потому, что я сомневаюсь, что со мной живет бедная студентка.

— Ладно, но дай слово, что никому и никогда.

— Даю, никому и никогда.

Я сидела на диване, глядя на темный силуэт, закрывающий добрую треть окна. Трех часовая исповедь далась мне тяжело, я устала физически, и была полностью опустошена морально. Для моего соседа все начиналось весело:

— Моя прабабушка, бабушка, мама — знахарки, обладают даром, который официальная наука не признает. Мне такой дар тоже передался.

— То есть у вас одни бабы в роду? Когда мы поженимся, ты мне сына не родишь?

— Слушай, не перебивай меня. И, нет, мальчики в семье тоже рождались.

Потом Николай улыбаться перестал. Его буквально корежило от желания задать вопросы, множество вопросов, но он заставил себя молчать, все три часа говорила только я. Я рассказала ему все, все, не упомянув только человека, исчезнувшего в темноте канализационного колодца. Еще не время, да и неизвестно, смогу ли я рассказать об этом.

Почему я рассказала все фактически незнакомому мне человеку? Не знаю. Наверное, я устала нести в себе весь этот груз моих неоднозначных поступков, мне надо было просто выговориться. Возможно это эффект «попутчика в поезде», а может быть дело в том, что это единственный знакомый мне человек, который не будет попусту квохтать: «Ах, зачем ты поступила так!», а примет меня такой, какая я есть, и чем то сможет мне помочь?

Не знаю. Я смотрела в спину стоящего у окна мужчины и не знала, что услышу в ответ. Судя по затянувшемуся молчанию, человек обдумывал, как бы, деликатно, предложить мне собирать чемоданы. Вряд ли молодых людей привлекают девушки, с таким ворохом проблем и кучей людей, мечтающих ее убить, за спиной.

Николай включил свет, который ослепил меня, заставив зажмурить глаза.

Когда ко мне вернулось зрение, передо мной стояли две табуретки, на одной сидел хозяин квартиры, на второй лежали лист бумаги и авторучка.

— Я так лучше информацию