Стать богом - Натали Р. Страница 35

– Я… я не могу к нему вернуться, – Катя всхлипнула. – Я его недостойна.

– Чушь, девочка. Даже если ты спорола какую-нибудь глупость, он тебе все простит. Лишь бы ты была жива, здорова и с ним.

– Вы не понимаете, тетя Вита, – она покачала головой, роняя слезы. – Я такое ничтожество… Я ведь чуть не предала его. И его, и Виталика, – губы ее задрожали, она уткнулась мокрым носом в Витин пиджак и некоторое время давилась рыданиями. – Стоило мне остаться одной, и из меня можно было вить веревки, так я перепугалась. Я даже отречься была готова, и не моя заслуга, что этого не потребовалось. Трусиха, дура, тряпка…

– Прекрати, – Вита легонько встряхнула ее. – Никто не имеет оснований требовать, чтобы ты не знала страха и стояла до последней капли крови. Ясное дело, ты растерялась. Ты же никогда не оставалась одна, без защиты, без магии. Магия – палка о двух концах, детка. Она бывает удобна и полезна, но, если к ней привыкаешь, поди обойдись без нее. Как ты думаешь, почему я, которую и сын, и его отец без малого двадцать лет уговаривали принять посвящение и стать колдуньей, предпочитаю независимость? В любую, даже самую черную минуту вся моя сила – во мне, все мои умения – со мной, и моя судьба – в моих руках.

Вита помолчала, глядя на притихшую Катю.

– Запомни это, девочка. Есть такая хорошая пословица: на бога надейся, а сам не плошай. Будь всегда готова к тому, что магия может тебя покинуть, просчитывай варианты на этот случай – и тогда в следующий раз ты не окажешься такой беспомощной. Отнесись к случившемуся не как к трагедии, а как к уроку.

– Но еще немного, тетя Вита, еще чуть-чуть – и случилась бы трагедия. Она и так случилась. То, что я не успела изменить ни Виталику, ни Феде, ничего не меняет. Я все равно сделала это… вот здесь, – Катя приложила тонкую дрожащую руку к сердцу. – Я чувствую, что потеряла их.

Вита вздохнула.

– Ты потеряла лишь иллюзию. Свой идеальный образ, созданный тобой. И теперь ты думаешь, что раз ты – не идеал, значит, не имеешь права на существование. Ерунда, девочка. Как раз идеалов-то в природе не существует. Да, ты позволила страху завладеть и руководить тобой, ты совершила ошибку под его влиянием, но на ошибках учатся. Твоя потеря – всего лишь цена за этот опыт. Все имеет свою цену, и зачастую Вселенная устанавливает эту цену, не принимая наше мнение в расчет. Живи и радуйся, что не заплатила больше. Виталик все так же любит тебя, и Фёдор тоже.

– Если это – малая плата, – хлюпнула носом Катя, – то что же тогда большая?

Вита помолчала.

– За кольцо, что нынче носит мой сын Хешшкор, я заплатила жизнью и душой своего любимого, высосанного Флифом.

Лёшка был ее первым мужчиной. Может быть, он остался бы и последним, если бы не умер. Нет – с ним случилось нечто худшее, чем смерть. Он заживо переродился в тень Флифа, сгусток абсолютной черноты, ведомый его злой неразумной волей. Этого не произошло бы, если бы он послушал ее и бежал. Но он был настоящим мужчиной и выполнял свой долг перед женщиной до конца. Именно благодаря ему она укрепилась в намерении бороться с Флифом. Именно он подсказал ей, на что способен Перстень Тюремщика.

– Жизнь другого моего любимого ушла в уплату за меч, освященный бессмертным. Ты его видела, девочка. Им я убила Миленион. Но, если бы была возможность, я бы обменяла жизнь этой паскуды на его жизнь. Увы – судьба не пленка, назад не отмотаешь.

Вита глотнула воды из графина, не наливая в стакан, и обратилась к самой свежей потере, к незатянувшейся еще ране:

– Жизнь верного друга Аррхха послужила платой за предупреждение об опасности.

Катя охнула. Оба мужчины Виты погибли еще до ее рождения, но гигантского змея она хорошо знала и горевала о его смерти. Ей лишь не приходило в голову, что это может быть платой, которую стребовала безжалостная судьба.

– За бессмертие приходится платить вдвое. Двумя жизнями – которую надо дать и которую надо взять.

– Тогда, – Катя сглотнула, – тогда ваш сын недоплатил.

Вита поняла, какого из сыновей она имеет в виду. Не одной Катрине юный Хешшкор стоял поперек горла. Бэла была готова его живьем сожрать. Да и собственные посвященные, нежданно-негаданно обретенные новым богом, недолюбливали незваного покровителя – кроме разве что благодушной Валенты, ну да она и с Миленион уживалась.

– Я знаю, девочка, – мягко сказала она, – ты долго не смиришься с тем, что у меня еще один сын. Но он заплатил сполна. Украденным детством. Предательством самых близких людей. Крушением всего, во что верил. Конечно, он много наворотил, и платить по счетам ему придется немало. Но у него теперь впереди все время Вселенной. А у тебя – лишь капелька. Будешь тратить ее на бесполезные слезы или постараешься использовать с толком?

– Я… Ладно, – она взяла у Виты платок и вытерла лицо самостоятельно. – Я попробую поговорить с Федей.

– Не попробуешь, – строго уточнила Вита, – а поговоришь.

– Поговорю, – поправилась она и потупилась. – Только сейчас умоюсь…

Когда Вита с чувством выполненного долга вошла в обеденную залу, Саша просматривал газету.

– Только глянь, что за бред! – возмущенно обратился он к ней. – Сами не знают, о чем пишут. Вранье сплошное.

Вита взяла газету из его рук и сразу поняла, что вызвало Сашино негодование. Статейка называлась «Грозная гроза».

«Сильнейшая в истории гроза зафиксирована 21 июня на Средиземноморском побережье Греции. Прямое попадание нескольких десятков молний полностью разрушило частную виллу Хешшмил, явилось причиной взрыва газа и пожара. Пламя пожара было видно из Пилоса, температура его достигала такой величины, что выгорели все железные конструкции. Пожарные в течение суток отважно пытались потушить огонь, но потом отступили, ограничившись профилактическими мерами, дабы предупредить возгорание построек и массивов зелени, находящихся в небольшом отдалении. Хозяин виллы предположительно погиб в огне или под обломками. В настоящее время пожар наконец прекратился. От роскошной виллы остались дымящиеся руины».

– Ну, а что тебе не нравится? – спросила Вита. – Последствия описаны довольно реалистично.

– Последствия! – вскричал Саша, потрясая газетой. – А причины? Это же откровенная чушь!

Вита села за стол и улыбнулась.

– Сашечка, люди поверят именно этому, а чушью назовут то, что ты накатаешь в своей замечательной правдивой газетенке. Люди – существа странные: