Истории одного дня - Margaret Ruan Страница 4

Девочка мигом соскользнула с большого для неё кресла и побежала к маме.

– Доченька, ты всё ещё злишься? – с мольбой обратилась женщина к дочери.

– Да! – воскликнула та и громко захлопнула дверь. Ещё были слышны отзвуки её голоса, ругающего девочку за то, что та ходит к бабушке. Женщина прикрыла глаза и продолжила раскачиваться в кресле-качалке. Ей оставалось только ждать.

Принцесса

– Ну здравствуй, усатый, – белокурая Ведьма стряхивала с себя остатки птичьего образа, – опять жаловаться пришёл?

– Пришёл, – подтвердил дракон, укладывая голову на колени Ведьмы. Его огненная грива приятно грела пальцы женщины, пока та его гладила по голове.

– Что в этот раз случилось?

– Случилось страшное, – проворчал собеседник, – меня опять нашёл рыцарь.

– Что, требовал принцессу? – Ведьма усмехнулась.

– Нет, сказал, нужно золото и моя голова.

– А голова-то ему зачем?

– Да кто же их, дурных, знает.

– Только не говори, что ты его съел прям там. На месте. В доспехах и с мечом. И мне что, опять готовить тебе зелье от несварения, потому что ты железо переварить не можешь?

– Да нет, не съел. Спалил. Он без доспехов был, с одним мечом.

Дракон перевернулся на спину, и Ведьма начала гладить его живот.

– А что тогда тут страшного? Спалил и спалил, велика беда.

– Так он не один пришёл, а с магом.

– С магом, говоришь?. Ну раз ты тут, то мага ты точно победил. Может, он чего сотворил, заклятье или проклятье на тебя наслал?

– Да нет, его я тоже спалил, он и глазом моргнуть не успел.

– Тогда, усатый, что тебе не так?

– Дак с ними ещё принцесса припёрлась. А ты знаешь, я женщин не ем, не палю, да и вообще тебе, окаянной, обещал, что ничего с ними делать не буду. И в плен их брать тоже нельзя. Я помню.

– Та-а-ак, – протянула Ведьма.

– Она у меня в пещере осела, говорит, люблю не могу, буду у тебя жить, готовить, любить и ухаживать. Помоги избавиться, а?

Чтец

– Эй, Пабло, опять идёшь читать? – тётушка Химена, почти вывалившись из окна второго этажа, кричала ему.

– Да! – восторженно ответил Пабло. Ему не часто удавалось почитать книги.

– Завязывай ты со своим чтением, иди лучше отцу на стройке помоги или хоть о матери подумай. Ей там, на фабрике, ужасно скучно, она ведь ради тебя, поганца, пашет сутками напролёт.

– Не переживайте, тётя Химе, я только возьму интересные журналы и сразу к маме.

Пабло побежал ещё быстрее, сегодня был один из его любимых дней. Иногда, в особо загруженные дни, когда смены на фабрике могли длиться почти сутками, бригадир нанимал Пабло в качестве чтеца. Пабло приносил из библиотеки разные книги, журналы и газеты. Он садился на небольшой выступ рядом с окном и громко, с выражением, читал работникам фабрики.

В помещении было душно, жарко и невыносимо пыльно. Запах табака въедался в кожу и одежду, застревал в горле у Пабло так сильно, что вызывал рвоту. Раз в два часа Пабло замолкал и отходил на перерыв. Он пил много воды, но даже она не смывала с его горла горький и выедающий привкус табака. Пабло давно для себя решил две вещи. Он никогда не будет курить, и он будет профессиональным чтецом. Ему было неважно, что эта профессия вымирающая. Он знал, что пока стоит фабрика, будет и эта профессия. Конечно, на всех нормальных фабриках давно уже поставили радио. Сотрудников там развлекали зарубежные песни и весёлая музыка. Но здесь, на Кубе, среди людей, чья кожа давно покрылась медью и грязью, профессия ещё жила.

Пабло ещё только учился в школе, его нанимали на неполный рабочий день, чтобы официальные чтецы могли выйти на следующий день и не перерабатывали зазря. Читать громко и чётко было сложно. Хотелось пить и молчать больше. Но, видя как трудятся обычные люди, он продолжал. Больше всего ему нравилось видеть улыбку матери, когда он читает. Работа на фабрике была монотонной и ужасно выматывала. Люди часами сидели, скатывая листья табака, а затем заворачивали их вместе под обертку, получая таким образом сигары. Любого такая работа могла довести. Поэтому чтецы читали новостные газеты и книги, дабы работники могли отвлечься от грустных мыслей.

Конечно, родители Пабло надеялись, что с возрастом сын образумится и вырастет. Они верили, что смогут дать ему лучшее образование, дабы Пабло вырос достойным мужчиной. Они не хотели, чтобы их сын гнил на фабрике, читая книги за гроши. Но у Пабло была мечта. Он мечтал читать для людей, отвлекать их от грусти и своим голосом спасать от последнего шага в пропасть. Пабло вырос и мечта осталась. Только вот профессия всё же исчезла.

(На данный момент профессия чтеца на Кубе ещё актуальна)

В тишине

Тихо стало уже давно. Когда-то это место кипело жизнью. Меня любили и кормили, я не знал ни голода, ни холода, ни страха. В камине всегда горел огонь, миска всегда была полна еды, меня всегда гладили. Но однажды всё изменилось. Я дрался, кусался – и проиграл. Меня лишили семьи, дома и моей стаи. Никого не стало. Наступила тишина. Звенящая после смертельных выстрелов, холодная после капель дождя и тёмная после засыпанной земли. Я грел могильные плиты до тех пор, пока голод не одолел меня. Я проливал слезы, пока душа не распалась на осколки. Моё сердце перестало биться, но я был жив. И куда-то шёл.

Не имея смысла к жизни, мои лапы несли меня невесть куда, а мне было плевать. Я шёл долго, пока не кончились силы и не начался лес. В глухом лесу было темно, наверное, так же темно, как в могиле тех, кого я не спас. Я лежал на мокрой земле, думая, что они там, под ней. Мне хотелось облизать их пальцы, зарыться носом в их живот и заснуть под треск камина. Но вместо этого был лишь шелест деревьев. Проваливаясь в сон, я надеялся не открыть глаза вновь. Надеялся, что их тёплые руки разбудят меня. Но я просыпался на холодной земле, с ноющей болью в животе, пересохшим горлом и не чувствующий лап. Я вновь поднимался и шёл, неясно зачем.

Не помню, сколько я прошёл, когда увидел их. Лёжа на земле, я смотрел в их жёлтые глаза, слышал их сдавленное рычание,  чуял их желание съесть меня. Но что-то или кто-то удерживал их от этого. Из