Твое последнее лето - Александр Белов Страница 4

Выстрел раздался внезапно.

Санька подскочил на месте и вскрикнул.

Он мог двигаться и говорить. Язык вернулся на место, паралич отступил.

Река снова была темной, спокойной и тихой. Никакого свечения, никаких всплесков.

Никаких монстров.

Выстрел!

Костик!

Санька метался вдоль берега, боясь сунуться в мокрую темноту. Ведь там оно! А на колхозных полях стреляли. И стреляли в его друга. Почему-то Санька не сомневался, что все именно так.

Новый выстрел уже не напугал. Скорее, наоборот, предал смелости и уверенности.

Как был, в одежде, Санька забежал в реку. Ему показалось, будто перешел он ее не вброд, а взял, да и перешагнул, точно узкий ручеек. Спотыкаясь и соскальзывая, с трудом взобрался на берег, осыпающийся под его ступнями и ладонями, как тянул его кто сзади, хотел окунуть обратно в ледяную воду.

Справился. Ради друга смог!

Отдышался немного, выпрямился в полный рост, не боясь быть замеченным. Пусть замечают. Ему чужая капуста без надобности, Костика отдайте. Пусть он только будет жив и здоров, уж они его с бабушкой не бросят.

За спиной раздался издевательский смех. Санька вспомнил, как в сказках добры молодцы получали наказ ни за что не оборачиваться, что бы не услышали. Он тоже не обернется.

Стоило так подумать, как мир, казавшийся до сих пор ненормальным, перевернутым каким-то, вернулся в исходное состояние. Загудели комары, в лесу разразился заливистой трелью соловей, с шоссе, что совсем близко, слышался рык ранних моторов, ленивые сигналы клаксонов. Небо постепенно розовело, разбавляю в палитре густую темень алым и золотым.

Все стало обычным. Таяли написанные чернилами ночи кошмары, становясь сначала прозрачными, а после и вовсе невидимыми.

Никто не заметил, как белобрысый подросток мечется по полю раненым зверем, как падает на колени, кричит в бессилии. Некому было на него смотреть. Некогда богатые колхозные поля зияли теперь черной дырой, земля больше не давала всходов. Да и некому ее было засевать в умирающем городе.

Санька не знал, сколько времени он потерял, разыскивая друга, время вообще перестало для него существовать.

Его нашли через четыре дня. Грязного, истощенного. Едва открыв глаза, Санька увидел бабушку. Он не смог бы объяснить произошедшего, только ее седые волосы стали еще белее, морщин прибавилось, да и вся она как-то ссутулилась, скукожилась. Санька потом долгие годы винил себя во внезапной бабушкиной смерти, потому и уехал, не мог находиться там, где все напоминало о ней.

– Вы зачем на скотий могильник полезли, охламоны?

Бабушка хотела казаться сердитой. Получалось неважно, Санька сразу ее раскусил. Сам раскусил, сам и заплакал, кидаясь на шею.

– Мы больше никогда так не поступим, обещаю, бабулечка! – быстро шептал Сашка, глотая слезы, беспрестанно целуя бабушку в сухие щеки. – А что за скотий могильник такой?

– Самый обыкновенный, – бабушка сложила руки на коленях, расправила складки на домашнем халате. – Еще при царе на том месте бойни стояли, скот там содержали мясной. Мне моя бабушка рассказывала, она девчонкой была, когда подрабатывала там. Так земля настолько кровью напиталась, что в сапогах резиновых не пройдешь. Они-то привыкшие, местные, а как шишка какая приезжала, говорят, в обморок от одного запаха падали. Дурное там место, нечистое.

– Так ведь сколько лет прошло.

Бабушка бросила короткий взгляд в окно, о чем-то задумалась.

– Мама моя почитай всю жизнь в церкви прослужила, так она говорила, душа, что у кошки, что у мандавошки. Ты не красней, знаю я, какими вы словечками между собой перебрасываетесь. А тут точнее не сказать.

– Но ведь там уже после поля были колхозные, Костик хотел… – Санька замолчал. Спросить про Костика он никак не решался, ждал, пока бабушка сама расскажет.

– Были, – кивнула она. – Да только урожай с тех полей собирали такой, что больше труда, чем пользы. Да и гнили такие овощи быстро. К нам ведь агрономы приезжали столичные, ученые разные, все пытались понять, чего происходит-то. Почву на анализ брали, хранили урожай в разных условиях, а он все одно – гниет. Ничего так и не обнаружили, разъехались несолоно хлебавши. Поля еще пару лет засеяли, а в девяносто первом году так и бросили. С тех пор там даже трава не растет.

– Но Костик говорил…

Бабушка вздрогнула, отвела взгляд. Санька понял, больше тянуть нельзя, самое время спросить.

– Нет больше Костеньки. – Бабушка поджала губы, в глазах ее заблестели слезы.

– Ты врешь!

Впервые за свою жизнь Санька посмел дерзнуть бабушке. Она сделал вид, что не заметила. Не стала удерживать, когда Санька вскочил с кровати, быстро натянул первую попавшуюся одежду и пулей вылетел из дома.

Дверь в чужую квартиру оказалась незапертой. Санька постучал для приличия, вошел, не дождавшись ответа.

Родители Костика сидели за столом. Пахло прокисшей едой и чем-то отвратительно-горьким. Саньку они заметили, когда он случайно задел ногой пустую бутылку, со звоном прокатившуюся по грязному полу.

С трудом сфокусировав на госте взгляд, Костина мамка некрасиво скривила лицо, расплакалась. Отец, не долго думая, поднял с пола ту самую бутылку, а может, и другую, их в тесной кухне было достаточно, разбил о подоконник и, поднявшись на ноги, направился к Саньке.

– Убью щенка! – проревел он.

Санька никогда в жизни так быстро не бегал. Вернувшись домой, заперся в комнате и не выходил оттуда до самого вечера.

За ужином бабушка сказала, что опасаться ему нечего, она все уладила. Он поверил. Бабушка знала и могла многое, но почти ничего не рассказывала. А он не спрашивал.

Костика в то лето так и не нашли. На берегу лежала его одежда, рядом пакет с пирожками, которые он никогда уже не съест. Похороны все же устроили. Через три месяца закопали пустой гроб, поставили простенький памятник. Отец Костьки до того дня не дожил, выпал из окна в пьяном угаре. Мать почти не выходила из квартиры, ни с кем не общалась. А если встречала кого из соседей, всегда улыбалась и рассказывала, как сыночек приходит к ней, гладит по голове, уговаривает не плакать по нему.

Санька тоже видел Костика. Не во сне, наяву видел. То в окошко постучит, несмотря на то, что жили они с бабушкой на шестом этаже, то у лифта встретит, а то и вовсе проснется Санька, а тот рядом лежит. И все бы ничего, друг все же, только выглядел Костик теперь совсем не как