Громовое колесо - Евгений Викторович Шалаев Страница 4

И везде сновали люди и прочая живность. Где-то активно, то по одному, то группами (стадами), а где-то и почти незаметно, скрытно, осторожно. Но, точно везде. Ну, ладно. Точно там сновали, куда я смотрел. Не буду пока за всё говорить.

Я снова скосил глаз на рогатого. Живность. Это да. Вот он тоже живность. Как и, взять хоть, того же кентавра. Того самого, что разгуливал по одной из долин, и которого я смог разглядеть вполне себе отчётливо. Или же птица с головой девы (не иначе, птица Сирин), безмятежно дремавшая, притулившись на одной из скал. С её внешним видом я, опять же, никак не мог ошибиться.

От избытка чувств даже пришлось слегка взгрустнуть. И опустить глаза вниз. Ну, почему?! Почему у всех всё, как у людей, а у меня всё, как обычно. Ни в той, ни в этой жизни счастья нет! Или всё-таки есть?!

Я аккуратно потеребил рукой траву и выделил вдруг заинтересовавшее меня растение. Затем, зажав между указательным и средним пальцами четырёхлистный клевер (а это был именно он), я осторожно приподнял его над остальной зеленью и осмотрел. Повезло? Или повезёт? И враз, тут же я заметил ещё одно такое же растение с четырьмя лепестками. И ещё одно. Привалило-таки счастье? Привалило? А, да! Вот, просто и коротко – да! Теперь буду, буду я как сыр в масле кататься. Вот никак по-другому.

Опять, уже в третий раз за столь короткое время и снова исподтишка, я скосился на своего рогатого незнакомца. Тот, всё с той же ехидной ухмылкой, уперев руки в бока, до сих пор с интересом осматривал окрестности, словно, как и я, видел их первый раз. И, ровно по заказу, в эту секунду повернулся ко мне спиной. Хищно осклабившись, пришла на то и моя очередь, я, пользуясь моментом, быстро сорвал один за другим все три навершия клевера с четырьмя лепестками. И, стараясь не привлечь внимания кудрявого, стремительно и от того несколько нервно, даже слегка прикусив палец, но сдержав стон, засунул эти символы счастья себе в рот. Да, даже не жуя, проглотил их.

- Впечатляет? – повернувшись снова ко мне, вопросил рогатый.

- Смотря что ты имеешь ввиду, – решил слегка поломаться я. Да и чуть времени мне ещё надо было, дабы полностью прийти в себя. Ну, и сглотнуть застрявший в горле ком совсем не лишним было.

- Да уж точно не про то речь веду, что ты так старательно ладошками прикрывал, – тут же не преминул подцепить меня кучерявый.

- А ты уже знаешь, что там? Сразу посмотрел, не удержался? Ни стыда у тебя, ни совести. И, кстати. Я, если что, традиционной ориентации. Здесь без вариантов, – не остался и я в долгу.

- Что? Что-о-о?! – аж затрясся от злости и возмущения рогатый и, наклонившись ко мне, прошипел. – Да кто на тебя, ущербного, позарится-то. Кому ты нужен, убогий. Да, ты... Да, ты... Подстилка ты подкопытная. Вот ты кто.

- Фу-у-у. Ну, что за фантазии, мой друг. Сказал же – ты не в моём вкусе, – выразительно взглянув на ноги кучерявого, произнёс я.

Мой парнокопытный незнакомец, совершенно непроизвольно, вслед за мной перевёл взгляд вниз. И затрясся было ещё больше, осознав, похоже, двусмысленность своих же слов. Но, вдруг замер. Глаза его округлились. Рогатый резко нагнулся и начал судорожно шарить руками по траве. И издал полный боли стон, обнаружив вскоре три стебелька, навершия которых были сорваны. Те самые три стебелька четырехлистного клевера.

- Т-ты... Т-ты... Т-т-ты… – зазаикался кучерявый. И, немного собравшись, ткнул обличающе мне пальцем в грудь да, как тот самый прокурор, тут же громогласно вынес обвинительный вердикт. – Это сделал ты! Не вздумай отрицать!

А я и не стал отрицать. Потому что не успел. И разве только это? Что там! Также я не успел попытаться потянуть время, уточняя, что именно такого криминального свершил, хотя прекрасно понимал, что так возмутило рогатого. Мне, тем паче, не удалось начать прения по вопросу собственной непричастности к инкриминируемому деянию. Да я даже не выбрал тактику своей защиты – уйти в несознанку или же приплести сюда пресловутую презумпцию невиновности. А может, упирать на то, что клевер ничей (клейма кучерявого там точно не стояло), а значит и делай с ним любой, что хочешь? Но, вынужден повториться, на всё это времени у меня просто не было. Так что, я не успел не то, чтобы ответить на последние слова моего визави, я даже не успел придумать этот самый ответ.

Мне помешали небеса. В самом прямом смысле этой фразы.

Небеса те, до того абсолютно голубые и безмятежные, вдруг мгновенно преобразились. Не полностью. Нет. Преобразились только лишь над одним из холмиков зелёной зоны. Как не трудно догадаться, над тем самым, где расположились я и мой обиженный рогатый друг. Или же теперь другом его называть было бы для меня слишком смело?

Небеса, как говорят, разверзлись. И родили жуткого вида тучу, буквально нависшую над нами. Внутри тучи сверкали молнии, постоянно пересекаясь друг с другом. И при пересечении извергали страшные скрежещущие звуки. Снопы искр летели во все стороны. Нас, однако, пока они не касались.

Сбежать не было никакой возможности. Я словно прирос к своему месту, не в силах не то, чтобы сдвинуться, да просто пошевелиться. Тоже касалось, по всей видимости, и рогатого. Он страшно вращал своими глазами, пытался мычать, но и только. Двигаться кучерявый не мог. Он так и застыл в полусогнутом состоянии. Даже палец свой, обличительно уткнувшийся в мою грудь, он отвести не имел никакой возможности. Хотя очень этого хотел. Безумно желал, точнее сказать. Сие я понял сразу. Толи расшифровав каким-то образом мычание кудрявого, толи считав это в его глазах. Не знаю. Но, никаких сомнений по данному поводу я не имел.

Впрочем, через секунду я уже забыл и о рогатом, и, тем более, о его желаниях. Что мне до него, когда есть я. Или пока ещё есть?

Страха не было. Была обида. Опять обида. Только теперь не по поводу последних секунд своей жизни, а насчёт этой жизни вообще,