Ангелотворец - Ник Харкуэй Страница 4

– Здорово! – громко кричит Джо, ибо водолазные шлемы не способствуют общению, – как сейчас в Соборной?

– Чисто, можно идти, – ответил бригадир, – шлюзы закрыты. Мы, часом, не знакомы?

А то! В детстве они вместе бегали по завешанным бархатными портьерами, освещенным факелами коридорам Рынка. Осторожный союз заключен с давних пор между племенем тошеров и Ночным Рынком – крошечными государствами, существующими в подполье большого государства под названием Великобритания, или, если хотите, преступными нациями, численность которых заметно сократилась со времен детства Джо. Особенно пострадал Ночной Рынок. Его регенты больше не в состоянии вдохновлять народ на шалую преступную удаль, ставшую визитной карточкой Мэтью Спорка и его друзей: двор остался без короля. «Но давайте не будем жалеть о тех временах, я пытаюсь сойти за человека с настоящей жизнью».

– Нет, меня часто с кем-то путают – лицо такое, – бормочет Джо, торопливо шагая дальше.

Выбравшись на пути старой почтовой пневматической дороги (Мэтью Спорк в свое время владел целой сетью почтовых киосков по всему Объединенному Королевству, которые использовались для реализации и хранения самых разных незаурядных товаров), Джо ныряет в боковой туннель и спускается в Соборную пещеру. Вырытая в качестве котлована для фундамента так и не достроенного средневекового замка, с течением времени она опустилась на дно Лондонского бассейна. Здесь всегда сыро и очень темно. Каменные арки и своды сотни лет омывались потоками минеральных дождей и в результате покрылись неким студенистым гипсом, отчего она напоминает настоящую пещеру, образовавшуюся под действием природных сил. Когда лондонские коллекторы викторианских времен переполняются (а в годину климатических перемен такое происходит чаще и чаще), все сооружение оказывается под водой. Мысль эта вызывает у Джо плохо контролируемый приступ клаустрофобии.

Хлипкие металлические мостки ведут через пещеру в низовья железной дороги, где внезапно упираются в древний грузовой лифт, который выходит на поверхность земли неподалеку от речного берега: шоссе для контрабандистов прошлого и настоящего.

Весь путь занимает у Джо меньше получаса. На машине, даже по пустым дорогам, едва ли получится быстрее.

Пса зовут Бастион, и он не знает ни стыда, ни пощады. Любому псу с такой кличкой полагается для приличия обнюхать пах гостя. Бастион утыкает свой покрытый чирьями нос в промежность Джо и отходить не планирует. Джо слегка поеживается, и пес издает утробный предупредительный рык: «Мои зубы находятся в опасной близости от твоих гениталий, о ты, человек, который разговаривает с моей госпожой за чашечкой кофе. Не испытывай судьбу и мое терпение! У меня остался один-единственный зуб, о да, ибо остальные давным-давно покоятся в плоти грешников. Но берегись моих челюстей, верхней и нижней в равной мере: они по-прежнему крепки, могучи и симметричны. Не шевелись, часовых дел мастер, и остерегайся, ибо, невзирая на смрадную старость лет моих, хозяйка по-прежнему мною дорожит».

Зверь совсем крошечный – усохшие останки мопса, – и у него, вдобавок к неполноте зубного ряда (словно этого мало!), напрочь отсутствуют глазные яблоки. Их заменяют протезы из розоватого стекла, которые преломляют и отражают вид на внутреннюю часть Бастионовых пустых глазниц. Эта леденящая душу особенность добавляет убедительности его рыку, и Джо решает не препятствовать зверю пускать слюни на его промежность.

Хозяйку Бастиона зовут Эди Банистер, и она – очень маленькая и очень жилистая старушонка, которой, судя по всему, лет чуть больше, чем Британскому музею. Сквозь узкий шлем серебристых волос местами просвечивает веснушчатый скальп. Гордые глаза и волевой рот свидетельствуют о том, что в молодости Эди была редкой красавицей, при этом лицо у нее невероятно бледное: Джо чудится, что сквозь кожу видна кость, а морщины на руках наплывают друг на дружку как расплавленный пластик и расходятся в разные стороны под непредсказуемыми углами. Эди Банистер старая.

И при этом – поразительно живая. За последние несколько месяцев она неоднократно прибегала к услугам фирмы «Спорк и компания». Джо успел немного ее узнать, и своей энергичностью она напоминает ему дедушку Дэниела: от нее так и пышет насыщенной, дистиллированной бодростью, как будто с годами дух ее уварился, сгустился и теперь занимает меньше места в груди, зато стал крепче и слаще.

Бастион стареет не так красиво. На вид он безобразнее любой твари за пределами аквариума с морскими гадами. Он явно не пара такой женщине, как Эди Банистер, однако мир, как однажды глубокомысленно изрек Дэниел, это громадные пчелиные соты, составленные из отдельных тайн.

Джо имеет все основания считать это правдой. Ребенком ему по милости лиходея-отца довелось бывать в самых разных тайных местах, и хотя Джо твердо вознамерился оставить позади те места вместе с их причудливыми персонажами и живописными названиями («Старые Чертяки», «Омут», «Королевская Хлябь»), недавно он обнаружил, что любой аспект жизни – это причудливая гравитационная система из людей-планет, вращающихся вокруг таких солнц, как гольф-клубы, театры и курсы по плетению корзин, порой становящихся жертвами черных дыр в виде супружеской неверности или нищеты. А то и просто одиноко уплывающих в открытый космос.

Теперь же они стадами потянулись к нему. Дряхлые, чудаковатые и просто выжившие из ума, они входят колонной по одному в дверь его лавки, прижимая к груди фрагменты разбитых воспоминаний: музыкальные шкатулки, часы настенные и часы-кулоны, заводные игрушки, доставшиеся им когда-то от матерей, дядюшек и супругов, а теперь понемногу превращающиеся в труху.

Эди Банистер предлагает еще чашечку кофе. Джо отказывается. Они нервно улыбаются друг другу. Заигрывают, то и дело украдкой косясь на шкатулку из древесины бобовника размером с портативный проигрыватель, крышка которой инкрустирована по краям более светлой древесиной. Именно ради этой шкатулки он явился сегодня к Эди Банистер, именно ради нее пораньше закрыл лавку и пришел в Хендон с его бесконечными рядами почти симпатичных скучных домиков в старушечьем стиле. Прирожденная кокетка Эди не раз приглашала его сюда и неизменно разочаровывала, показывая то какой-нибудь ветхий граммофон, то диковинный стимпанковский автомат для заваривания чая. Вдвоем они разыгрывают сценарий соблазнения, в котором она день за днем открывает ему все новые тайны, а он – обладатель умелых и сильных рук – находит элегантные решения для починки несговорчивых механизмов. Джо с самого начала догадался, что она его испытывает, примеряется к нему. В этих крошечных комнатушках прячется нечто куда более любопытное, нечто такое, что, по мнению милой древней Эди, снесет ему крышу, но пока она не готова ему это показать.

Он свято верит, что это нечто имеет отношение не к человеческой плоти, а к механизмам.

Она увлажняет губы – не облизывает, а накрывает нижнюю верхней, затем верхнюю нижней, потирая их