Край неба - Андрей Александрович Васильев Страница 45

а прежде походить вокруг него, накрутить разных шпионских теорий и прочей чепухи и под конец вовсе убрать в банковскую ячейку, но… Да ну на фиг. Опять-таки — я чую, что нет тут никакого злого умысла. Легкая дымка непонятности имеется, а фиги в кармане нет, подарен перстень мне от души и без камня за спиной. Что водяник, что леший — они непростые, конечно, типы, могут меня и подурачить, и даже в какой-то момент в своих целях использовать, но зла не желают. Они для этого слишком прямы и честны, кстати, как почти и вся та нелюдь, с которой я сталкивался за последние годы. Если захотели бы убить — просто убили. Вон утащил бы меня сейчас Карпыч на дно, да и все. И хрен бы я вырвался, река его дом, он тут власть и сила.

— Твое, — причмокнул водяник. — Теперь вижу, что не ошибся. Вон лал поярче заблестел, чуешь? Стало быть, распознал, что ты с Бранимиром одного помета, ага. А то и родня ему или Вербе.

— Да ладно. — Я глянул на красный камень, который и впрямь потерял свою недавнюю мертвенную тусклость. — Тем более что ты сам сказал — детей у них не было.

— Зато братья-сестры имелись, — резонно возразил мне собеседник. — Кровь и есть кровь, она на весь род одна.

— Тоже верно. — Я отвесил Карпычу поклон: — Спасибо за дар, речной Хозяин, не забуду твоей доброты. И это… На берег уже пойду, ладно? Холодная вода еще, как бы не простыть.

— Иди, иди, — вздохнул почему-то тот.

— А рыбы нам отсыпать? — заорал Родька, глядя на то, как я, загребая размотавшимися штанинами воду, бреду к недальней полоске песка. — Батюшка водяной, рыбки бы! Я бы ушицы хозяину сварил, а Антипка пирогов напек! Побалуем его!

Эти слова сопровождались побрякиванием, которое издавало мятое и частично проржавевшее ведро, которое мой непоседливый слуга невесть где успел добыть. Сюда он точно шел с пустыми лапами, ручаюсь.

— Воды зачерпни, — велел ему Карпыч. — Будет тебе рыба.

Родька тут же выполнил требуемое, плюнув даже на то, что пришлось намочить лапы. Когда речь идет о еде, да еще и халявной, он на очень многое способен.

— Ух ты! — только и сказал я, увидев, как десятка полтора приличного размера карасей сами, доброй волей, сиганули в ведро, которое держал мой слуга. — Рыбалка моей мечты.

— Только караси? — буркнул Родька, выбираясь на берег. — Батюшка водяной, нам бы рыбешку покрупнее, чтобы, значит, ее в пирог целиком! В большой такой!

— Ох, Александр, какой он у тебя выжига! — качнул головой речной Хозяин. — Побольше тебе рыбку? Так лови!

Из реки выскочил один тамошний ее обитатель, только, в отличие от карасей, он на самом деле обладал куда большим размером, весом и страхолюдностью. Это был налим, который вообще непонятно откуда взялся в нашей речке. Он же вроде ближе к северам обитает и в Сибири. Тут-то откуда?

Рыбина, в которой точно килограмм десять было, не меньше, сбила Родьку с ног и комфортно на нем же расположилась. Мало того — словно издеваясь, налим уставился на мохнатика своими круглыми глазами, а после плямкнул толстыми губищами, словно что-то говоря.

Мой слуга, похоже, слегка перепугался и в ответ громко икнул. Хотя, может, налим просто ему на живот надавил, набитый за ужином до предела.

— Доволен? — хохотал в реке водяной. — Кушай — не обляпайся! И карасей обратно мне верни! На что они тебе теперь?

— Хозяин, а это вообще кто? — спросил у меня Родька, ворочаясь под рыбиной, которая с него слезать не собиралась. — Как его зовут?

— Хуан, — слегка удивившись постановке вопроса, все же ответил я. — А фамилия Самаранч.

— Правда?

— Кривда. Родь, ты в своем уме? Откуда у рыбы имя-фамилия? Вставай уже, давай я с тебя песок стряхну, да потащим этого красавца домой. Блин, он мало того, что тяжелый, так еще и склизкий! И «спасибо» не забудь сказать! И так только и делаю, что за тебя краснею.

Пока домой это дело тащил, весь упрел, да еще и комары меня заели капитально, но все же кое-какая польза от этих трудов праведных воспоследовала. Во-первых, рыба оказалась на редкость вкусной. Я как-то раньше налима не пробовал, не доводилось, а зря. Хотя дело, конечно, не только в качестве изначального продукта, но и в кулинарном мастерстве Антипа, который так его приготовил, что мы здоровенную вроде бы рыбину за два дня оприходовали, одни косточки да хвост от нее остались. Во-вторых, мой домовой за этими кулинарными заботами более-менее сменил гнев на милость, хотя все еще хмурился, вспоминая беспокойного петуха.

— Ты, Антип, не серчай, — сидя тихим вечером четверга на крылечке, сказал ему я. — Понимаю, что с живностью тебе тут было бы куда веселее, но сам рассуди — управишься ты с ней один? Что, если я опять куда-то умотаю на месяц или дольше?

— Петуха прокормил бы, — буркнул домовой. — Невелик труд.

— Так он тоже один быть не привык, — резонно возразил я. — Он же лидер, ему свита нужна, чтобы ей руководить и ее же топтать. Куры, проще говоря. С ними как?

— Не надо курей! — взмолился Родька. — Вони от них много и шума. Жил я как-то с одним из прежних хозяев у одной вдовы, так она курей держала. Вспоминать страшно!

— Давай так, — предложил я Антипу. — Если сюда переселюсь насовсем или просто надолго, то мы подумаем о расширении хозяйства. Кур не обещаю, но кого-нибудь заведем. Но не раньше.

— Хорошо, — поразмыслив, кивнул своей кудлатой башкой домовик. — Твоя правда, хозяин.

— И еще вот что. — Я поднялся с крыльца и зашел в дом. — Иди-ка сюда.

— Ага. — Антип выполнил просьбу и последовал за мной. — Чего?

— Вот, держи. — Я достал из рюкзака мандрагыр, который привез из города, но так и не вынул, к своему великому стыду, из рюкзака. — Смекаешь, что это такое?

— А то. — Домовой нюхнул корень, а после его лизнул. — Ох ты! Ему же годков как бы не поболе, чем нашей соседке!

— Вручаю на сохранение. — Снова замотав драгоценный ингредиент в тряпицу, я протянул его собеседнику. — Береги как зеницу ока и никому, кроме меня, его не отдавай. Даже если придут и скажут, что я сам просил это сделать, все одно не отдавай. Ну и случись что с домом — спасай его в первую очередь. Жилье мы новое отстроим, никуда оно не денется, а вот такую цацу, думаю, мне больше не сыскать.

— Выполню, — коротко ответил Антип, и я ни на секунду не усомнился в его словах. Он у меня такой: сказано — сделано.

— И еще, — я