Аудиториум. Часть 2 - Алекс Хай Страница 45

– Не волнуйтесь, Михаил Николаевич, артефакт вас не убьет. И вообще никакого серьезного вреда не причинит.

– А это что, по-вашему? – заорал я. – Или вам шашлычку захотелось?

Страшно было представить, что в его понимании представлял из себя серьезный вред. У меня руки были готовы взорваться, а ладони наверняка уже покрылись волдырями. И странно, что все еще не завоняло жареным мясом…

– Евгений Родионович, что нам делать? – обеспокоенно вопрошала Хруцкая. – Он долго не выдержит. Сейчас потеряет сознание от боли.

Она была права. Меня уже мутило так, что я плохо воспринимал реальность.

Плещеев отстранился и выпрямился.

– Только ждать, – огорошил он. – Артефакт сам завершит работу.

Я зажмурился и плотнее стиснул зубы. Да, пекло уже не настолько невыносимо, или мне так казалось на фоне поплывшего сознания. Но раны, которые я получил, болели по полной. И я все еще никак не мог оторвать руки от артефакта, словно он присосался и стал продолжением моих рук.

– Лови его! – раздалось откуда-то сбоку.

Я даже не сразу понял, что начал падать. Пол ушел из-под ног, я завалился набок, но чьи-то руки успели подхватить меня и смягчили падение.

Наконец сияние куба стало понемногу угасать. Сперва потух основной металл, затем начали гаснуть прожилки и волны… И лишь после этого я выронил куб на пол – артефакт упал с громким стуком. Ядвига бросилась было его поднимать, но профессор перехватил ее.

– Погоди, Ядька. Пусть остынет.

Я с трудом встал на колени, и на меня навалилась вся невыносимая боль свежего сильного ожога. Черт, я уже и забыл, сколь мерзким было это ощущение. Меня били, резали, швырялись в меня косами, но заживо еще не сжигали.

– Изверги, – корчась на полу, прохрипел я. – Фашисты…

Хруцкая тут же метнулась ко мне.

– Покажи руки!

Я молча протянул ей израненные ладони. Да уж, досталось от кубика мне знатно. Некоторые волдыри полопались, часть были обугленными. Завой я сейчас во весь голос, вряд ли кто-то стал бы меня осуждать. Но я стоически терпел. Лишь когда Ядвига дотронулась до моих ожогов, я дернулся и тихо заскулил.

– Проклятье…

– Серьезного вреда не причинит, да? – попытался улыбнуться я, но вместо улыбки вышел зверский оскал – лицо перекосило от боли.

– Так, лежи смирно. Постарайся не шевелиться, – девушка подползла ко мне с более освещенной стороны и внимательно уставилась на раны. – Сперва я их обеззаражу, затем применю «Мертвую» и «Живую» воды. Поначалу будет больно.

– А сейчас я на курорте, ага.

– Не ерепеньтесь, юноша, – строго посмотрел на меня профессор. – Ядька знает, что делать. Она хороша в лекарстве и периодически штопает наших ребят после неудачных опытов.

Ядвига откинула роскошные волосы назад и уставилась на меня в упор.

– Просить прощения буду позже, а сейчас тебя нужно быстро подлечить. Такие раны тем плохи, что в них легко занести заразу, и лечение потом дастся труднее. Нужно сразу обрабатывать. Готов?

Я кивнул.

– Давай.

Девушка прикрыла глаза, сконцентрировалась, и в следующее мгновение ее руки охватило сияние – но не привычной мне «Берегини». Здесь явно была какая-то особая лекарская премудрость.

– Сейчас будет неприятно, – предупредила она и поднесла к моим ладоням свои сияющие руки.

Пару секунд кололо и пощипывало, а затем я не удержался и завыл. Болело так, словно она лила мне на раны концентрированную уксусную кислоту.

– Ааа! Черт!

– Терпи. Терпи, Миш, – приговаривала Хруцкая. – Так и должно быть. Это обеззараживающее заклинание. Выучила на факультативе.

– А анестезию вас там делать часом не учили?

– Нет времени, – она отняла руки, снова закрыла глаза и словно что-то перекалибровала в силе.

Теперь ее руки светились чуть иначе, более плотным и густым сиянием с мелкими искорками. Точно не «Воды», что-то другое. А когда она поднесла руки ко мне, я почувствовал холод. Спустя несколько секунд стало немного легче.

– Больше обезболить не смогу, извини, – предупредила она.

– И так хорошо, спасибо…

Теперь я хотя бы мог соображать, а мозг не взрывался от болевых импульсов. Ныло, жгло, пульсировало – я чувствовал все виды боли, но мог ее терпеть. Не тратя времени зря, Ядвига снова обеззаразила раны, а затем принялась колдовать «Мертвую воду».

– Сейчас начнет чесаться и зудеть.

– Ага.

Я уже более-менее знал, как работали связки обеих «Вод». «Мертвая» сращивала повреждения, останавливала кровь и всячески останавливала процессы разрушения. А «Живая» запускала восстановление и стимулировала рост тканей. Опытный лекарь, в совершенстве овладевший «Водой», мог за считаные минуты лечить открытые переломы. Правда, такое вмешательство не было приятным. Когда заставляешь организм восстанавливаться в сотни раз быстрее того, как это задумала природа, приходится расплачиваться болью.

Везде чертова боль. В этом мире боль, казалось, меня преследовала.

Ядвига провела еще несколько манипуляций с силой, и я испытал весь спектр ощущений от нестерпимого зуда и чесотки до легкого покалывания, теплой волны целебной силы и боли от стремительно делящихся клеток.

– Ну как ты? – С неподдельным беспокойством спросила Хруцкая. – Судя по виду, все прошло нормально.

– Уже куда лучше.

Я взглянул на ладони. Видок пока что был тот еще, и я знал, что окончательно кожа восстановится лишь к утру следующего дня. Но все равно это было гораздо быстрее, чем с применением традиционной медицины.

– Нужно забинтовать, – вылез из-за плеча Хруцкой лохматый парень. – Сейчас дам аптечку.

– Вот только как мне конспект писать? – отозвался я. – Обе руки же будут…

– Попроси у друзей списать, – пожала плечами Ядвига и, приняв бинты из рук паренька, вскрыла упаковку и принялась перевязывать мне руки. – Все так делают, когда пропускают.

Ну да, только у кого списывать? Афанасьев – раздолбай, который вел записи как попало. У Ронцова была другая беда: конспект-то детальный, но почерк просто отвратительный. Проще было расшифровать шумерскую клинопись, чем разобраться в его каракулях. Оставался только Сперанский. Или Ирэн. Впрочем. Покажи я ей свои забинтованные лапы – вопросов не оберешься.

Пока Хруцкая возилась со мной, профессор Плещеев обратил внимание на артефакт. Натянув перчатки, он безо всякой боязни взял куб в руки и принялся тщательно его разглядывать.

– Так-так… – бормотал он. – Ванька, поди сюда.

Лохматый парень поднялся и подошел к профессору.

– Чего, Родионыч?

– Не чевокай мне при посторонних, – проворчал Плещеев и протянул ему куб. – Ну-ка прикоснись. Поглядим, не сбилось ли там чего.

– Уверены, что это хорошая идея? – усомнилась Хруцкая.

– Ты, Ядька, помалкивай. Свое дело ты уже сделала, да так начудила, что, вон, парня штопать пришлось. Но если я прав в своей гипотезе, то случилось кое-что весьма интересное. Напомни-ка, какие алгоритмы и на какой