Избранник смерти - Евгений Валерьевич Решетов Страница 48

Анатолий Юльевич с фальшивым восторгом отправился в столовую, где на столе уже исходила паром гречневая каша с мясной подливой, испускал дивный аромат свежий хлеб, манили румяными боками горячие пирожки и красовался запотевший графин с тем самым клюквенным соком. Мой желудок сразу же голодно квакнул, а глаза без всякого дружелюбия скользнули по Всеволоду. Он уже восседал за столом, напоминая помятое грозовое облако. Парень явно не спал как минимум половину ночи. Синяки под его глазами стали гуще, а лоб не покидали глубокие морщины.

Астафьев рассеянно ответил на наши приветствия и снова уставился в одну точку. Его мрачный вид сделал из завтрака какие-то поминки. Только кутьи на столе не хватило для полноты картины. Ясный хрен, что ни мне, ни Кантову даже не захотелось вести никакие разговоры в такой атмосфере.

Однако вскоре гнетущую тишину столовой нарушила взволнованная пожилая служанка, открывшая дверь:

— Ваше благородие, телефонируют из Гати. Связь только-только восстановили. У аппарата сам градоначальник!

— Иду, — вскочил со стула Кантов и шустро покинул столовую.

Всеволод рванул следом за ним, едва не опрокинув стол. А я остался в гордом одиночестве и мигом принялся строить всякие гипотезы. И все они, конечно же, сводились к тому, что градоначальник звонит ради того, чтобы рассказать Кантову о трагедии, случившейся с Ильёй Макаровичем. Передо мной, как наяву встало обезображенное пожаром лицо старика. И пирожок сразу же стал отдавать горечью, а в желудке поселилась какая-то тяжесть. Завтракать мгновенно расхотелось.

Я уже хотел покинуть столовую, но тут в неё рассерженной пчелой влетел Анатолий Юльевич. Его обрюзгшее лицо пошло красными пятнами, а губы кривились от негодования.

— Представляете, сударь Андрей, этот лживый лицемер градоначальник заявил, что в особняк Астафьевых попала молния! Дескать, она-то и вызвала пожар, погубивший Илью Макаровича! У-у-у, мерзавец! — сжал кулаки Кантов, а затем схватил со стола графин с соком и сделал несколько глотков прямо из горла. Вытер губы и продолжил рычать: — У-у-у, каков мерзавец этот градоначальник! Ещё и соболезнования принёс таким печальным голоском… Гад! Говорит, вся Гать скорбит по Илье Макаровичу. А где же он был в ту ночь, когда Петровы напали на дом Астафьевых?!

— Ну, этого и следовало ожидать. Петров ведь всю Гать в кулаке держит, — кисло проговорил я. — А тело Ильи Макаровича хотя бы извлекли из-под завалов?

— Извлекли, — буркнул Кантов и зашарил взглядом по столу, словно искал чего бы выпить покрепче сока. Но он не нашёл ничего такого. Тяжело вздохнул, плюхнулся на стул и мрачно произнёс: — Сейчас тело Ильи Макаровича лежит в покойницкой и дожидается, когда прибудут Астафьевы и похоронят его.

— И что на это сказал Всеволод?

— Ежели опустить ту часть, где мой племянник сквернословит, то, можно сказать, что он покинул дом молча.

— Надеюсь, он сломя голову не побежал мстить? — изрядно напрягся я, столкнув брови над переносицей.

— Нет. Скорее всего, Всеволод отправился к Лаврентию. Он ещё вчера говорил, что собирается с ним посоветоваться — мол, пора парню взрослеть, пусть и он выскажется по поводу того, какое решение следует принять в борьбе с Петровыми.

— Вообще-то, здравая идея. Не ожидал от него такой. И сколько Всеволод будет отсутствовать?

— Час-другой.

— Отлично. Я успею съездить в университет. А вы, сударь, пообещайте мне, что остановите Всеволода, ежели он всё-таки приедет раньше и решит действовать без меня. В борьбе с Петровыми нам надо быть единым кулаком.

— Обещаю, но и вы не задерживайтесь, — кивнул дворянин и пригладил растрёпанные волосы, среди которых явно прибавилось седых.

— Хорошо.

Мне не составило труда быстро покинуть столовую и выйти из дома, а вот извозчики как сквозь землю провалились. Я прошёл по лужам целый квартал, прежде чем наткнулся на таксомотор. Он стоил дороже конного транспорта, но деньги у меня теперь имелись, поэтому я сел в автомобиль и назвал адрес. Шофер в фуражке кивнул и быстро домчал меня до университета на своей отчаянно тарахтящей машине с противным клаксоном, от которого аж зуб заболел.

Я с искренним облегчением выбрался из таксомотора, поправил тёмные очки и вошел в знакомое здание. В практически пустом холле меня внимательным взглядом облапал незнакомый охранник, который через секунду раздвинул губы в заискивающей улыбке и согнулся в полупоклоне. Похоже, ему уже рассказали о том, как выглядит новый ученик графа Чернова. Я приветливо кивнул охраннику и неторопливо двинулся по пустым коридорам. Видать, сейчас шли занятия, что подтверждали хорошо поставленные голоса преподавателей, звучащие за дверьми. Вот и замечательно. Не придётся смотреть на все эти самодовольные, напыщенные рожи. Однако боженька решил весьма скверно подшутить надо мной…

Глава 18

Уже неподалёку от приёмной графа меня угораздило вывернуть из-за угла и наткнуться на троицу наглого вида студентов, которые обступили испуганно прижавшуюся к стене юную девицу с метлой в руках. Все четверо меня не замечали, посему никак не отреагировали на моё появление.

— Смотри в пол, когда с тобой разговаривает дворянин, — проговорил самый высокий студент, вырастивший на своей узкой морде подкрученные крысиные усики.

— Я и смотрела… ваша милость, — еле слышно проговорила девушка заикающимся голосом. Она была похожа на серую мышку, загнанную в угол тремя сытыми и довольными котами, решившими поразвлечься.

— Ты назвала меня лжецом?! — ахнул усатый и даже сделал шаг назад.

— Назвала, барон Штольц, — поддакнул второй студент и изобразил осуждение на толстощеком лице с мелкими красными прыщами.

— Нам надо наказать эту нахалку, — вставил свои пять копеек и третий урод, пригладив густо напомаженные светлые волосы. Они, вкупе с изнеженными чертами лица, придавали ему вид существа, замершего где-то посередине между мужчиной и женщиной.

— Помилуйте, судари! Вы не так меня поняли! — взмолилась девица, оглядев всю троицу влажными от слёз глазами.

— А-а-а, так мы ещё глуподырые, раз не уразумели, что ты имела в виду, — окрысился узкомордый заводила и вдруг заметил меня. — А ты ещё кто такой? Чего встал, как столб? Иди полы мой или чего ты там делаешь.

— Постойте-постойте, Александр Маркович,