С тобой и навсегда - Алексей Птица Страница 48

— Предлагаю, барон, выпить за наше спасение, не скажу, что этот тост я планировал и хотел пить эту дрянь, но после ранения доктора требуют полнейшего контроля над здоровьем, чего и вам желаю. Впрочем, — тут граф кинул на меня взгляд, — на вас всё и так заживает, как на… быстро, в общем, хоть и оставляет следы на лице, однако они вас только красят.

Я кивнул, ожидая продолжения разговора. Граф же откупорил бутылку и плеснул в оба бокала светло-коричневой жидкости, что зашипела углекислотой, покрыв поверхность множеством мелких пузырьков.

— Берите бокал, Фёдор, вам не помешает подкрепиться. Этот напиток очень насыщен энергией и тонизирует лучше всяких волшебных и полу волшебных снадобий, которыми так любят хвастаться разные целители, знахари и прочие любители обмануть людей с помощью своего дара. Да и без дара тоже. Хватает шарлатанов, что дурят людям головы, но мы отвлеклись. Этот напиток даёт ясность мысли и помогает затягиваться ранам. То маленькое производство, где его выпускают, держит человек с даром заживления ран, так что, пейте, барон, вам от него станет только лучше. Правда, предупрежу вас, что он действует на каждого человека сугубо индивидуально.

— Это пугает, Ваша светлость, — улыбнулся я.

— Ну, не настолько, когда в тебя стреляют, — и граф, сев обратно в кресло, отпил больше половины напитка из бокала.

Я тоже взял в руки бокал с напитком и попробовал его, сделав сначала маленький глоток, а потом и большой. Прохладная, терпкая жидкость обожгла мятным холодом, от него защипало кончик языка, затем, провалившись в пищевод, она прошла прохладной волной до самого желудка, где и затихла, потерявшись в его недрах.

На вкус жидкость оказалась сладковатой и прохладной, при этом на удивление очень приятной, возможно, из-за пузырьков углекислого газа либо по совокупности различных качеств, которыми обладала. Я допил жидкость из бокала, как и граф, и он жестом показал, что можно их наполнить ещё.

— Ну, так вот, вы, кстати, чувствуете что-то от напитка, барон?

— Нет пока, ваша светлость.

— Понятно, а мне уже стало намного легче, возможно, что для вас эффект от этой жидкости наступит чуть позже и не так очевидно, как для меня, но оставим эту тему. Так вот, вам в помощь оказался ещё один аргумент, появившийся оттуда, откуда вы его и не ждали. За вас замолвил слово сам император и открыто предложил мне выдать за вас замуж дочь. Да-да, именно это и предложил, правда, в ненавязчивой форме, но всё равно. Император редко когда приказывает, он скорее намекает своим подданным, а дальше… дальше дело каждого. Вот только поэтому я дал возможность Женевьеве с вами общаться, иначе вы не смогли бы добиться даже части того, чего добились. Сейчас я думаю, что император оказался провидцем и спас мою семью. Я своё решение уже принял и только поэтому рассказываю вам всё в подробностях.

Граф вновь отпил со своего бокала, словно черпая из тонизирующего напитка храбрость, чтобы сказать мне правду и принять верное решение. От его слов у меня тоже пересохло во рту, и я практически залпом выпил всё содержимое бокала.

— Вижу, что вам понравился напиток, как и мне. Вы готовы, барон, жениться на моей дочери, если она даст на то своё согласие?

— Да! Я люблю её и готов на всё ради неё!

— В этом я уже имел возможность убедиться. Что же, тогда послушаем, что скажет моя дочь, — граф поднял со стола бронзовый колокольчик и сильно потряс им. Колокольчик издал мелодичный звон, дверь в кабинет открылась, вошёл слуга, выслушал приказ графа и, слегка поклонившись, ушёл за супругой и дочерью графа. Они пришли почти сразу же, очевидно, ожидая, когда их позовут.

Первой вошла графиня, тихо шурша по полу длинной юбкой красивого платья, затем в комнату буквально впорхнула Женевьева, бледная, с горящими от любопытства и возбуждения глазами, нервно сжимающая в руках батистовый, белый с синим платочек.

Графиня подняла глаза на мужа, обменялась с ним одним им понятным взглядом и видимо догадалась, какое он принял решение, после чего как-то облегчённо вздохнула и присела на свободное кресло, я тут же отступил от своего и предложил его Женевьеве. Девушка благодарно кивнула и уселась на самый краешек.

Граф подлил в бокалы напитка, сделав паузу, за время которой все уселись и приготовились к разговору. В том, что Женевьева, как и графиня, знали, какие вопросы начнет задавать им граф, я не сомневался, легко поняв это, как по поведению девушки, так и по выражению лица её матери, ведь всё давно для всех стало очевидным. Однако интрига ещё сохранялась, особенно для меня, мало ли, о чём разговаривала Женя с графиней, которая могла попытаться отговорить дочь или возникли дополнительные препятствия.

Я очень боялся услышать роковой для себя ответ, моё сердце трепетало и рвалось из груди, словно запутавшийся в сетях дикий гусь, что мощными крыльями пытается разорвать прочные тенета, но никак не может этого сделать вовремя.

— Дочь, я думаю, что ты знаешь, зачем я тебя сюда позвал, или это не так?

— Я догадываюсь, папа.

— Хорошо, — кивнул граф и взглянул на меня.

— Перед тобой стоит барон Дегтярёв. Ты его знаешь, как своего сокурсника и юношу, что совершил немало подвигов во славу Склавской империи, он награждён высшим орденом Белого орла, которым похвастаться может далеко не каждый дворянин, состоящий на военной или государственной службе, а этот юноша уже его заслужил своей кровью. Да и орден Анны «За храбрость» дают не за красивые глаза, как ты знаешь.

— Да, папа.

— Так вот, этот достойный юноша признался нам, что любит тебя, желает просить у нас твоей руки и надеется на ответные чувства, которые ты можешь к нему иметь. Это так?

Женевьева вспыхнула ярким румянцем, который явно стал заметен на фоне её очень бледной кожи.

— Папа, я не совсем поняла вопрос, который ты мне задал, что ты хочешь услышать от меня в ответ?

— Дочь моя, ты любишь этого юношу?

— Да, папа, — быстро сказала девушка и тут же отвела глаза, устыдившись такого откровенного признания.

Графиня громко вздохнула, не скрыв своего удивления от открытого, хоть и давно ожидаемого признания.

— Прекрасно, значит, у барона действительно есть шанс на тебе жениться, но остался второй вопрос, главнее первого, ведь чувства — это одно, а