Золото мертвых - Андрей Александрович Васильев Страница 53

— Ведьмина просека, — повторил я. — Ну раз Ведьмина, стало быть, ясно.

— Чего тебе ясно, щегол-болтун? — насупил брови дед. — Ведьмы — они не хуже и не лучше, чем ты или вон он. Все мы под Луной живем, каждый своим путем идет, как может, когда добро сотворит, когда зло. Жизня — она что лес для того, кто привык в полях жить, никогда не ведаешь, куда тропинка заведет — в чащу глухую или на опушку светлую. Просека потому так называется, что там лет триста назад двух ведьм селяне жизни лишили, да еще и пакостно оченно. Издевались над ними всяко, потом одну, что постарше, повесили, а вторую… Рассказывать не хочется даже. Нет, может, и было за что, только эдак-то зачем? Хочешь убить — убей, но измываться — не дело. Я селян тех после хорошенько по лесу помотал, два дня выбраться к своей деревне не могли. А просека та с той поры недобрым местом стала, потому как одна из ведьм предсмертное подсердечное проклятье кинула на убийц. Потому я их, кстати, живыми и отпустил, они все, почитай, всё одно что мертвецы. От такого проклятия спасения нет. Но вот беда — его и земля запомнила, и трава, и деревья. Плохое стало место. Гибельное. Если человек там сильно долго пробудет или, того хуже, заснет — все, пропал он. Болезнь его убьет вскоре, или какая другая напасть. Возьмешь там гриб или ягоду — тоже гроб можно заказывать, в них яду больше, чем в гадючьем клыке по весне. Врать не стану — я туда особо не суюсь. Неуютно там. Стыдно сказать — когда мой лес вырубали, я сильно опечалился, что эта просека под пилу не попала. Все деревья жалко, а эти — нет.

— Веселые дела, — встал и я на ноги. — Ласло, пляши. Мы нашли то, что искали.

Глава тринадцатая

Тельце погибшего крота валялось на земле, выглядя при этом невероятно печально. Нет, смерть вообще очень редко смотрится радостно, но тут прямо вот совсем-совсем все минорно смотрелось. Если добавить к происходящему мелкий дождь, серое небо и печальную музыку да снять на камеру — и все, можно отправлять получившуюся короткометражку в Канны, она в разделе «Авторское кино» запросто может «пальмовую ветвь» получить. Там такую заумь любят. А если еще и название правильное дать, так и вовсе. «Последний свет в конце тоннеля», например.

— Ты прав, Валера, — сообщил мне Ласло, глядя на отважного, но, увы, покойного подземного жителя. — Его убило проклятие. Значит, именно тут дядюшка спрятал то, что было украдено у моей семьи.

— Не только у нее, — уточнил я. — Сдается, он изрядно помародерствовать успел.

И у меня на то имелись веские доказательства, поскольку уже добрых минут пять в моей голове непрестанно бубнили несколько голосов, причем по-русски ни один из них не изъяснялся. В наличии имелись немецкая, французская, и даже, по-моему, итальянская речь, причем, что примечательно, все голоса были женские. Впрочем, под конец добавился один мужской, принадлежал он какому-то старику, торжественно что-то вещавшему на английском. Мало того — похоже, что на староанглийском, так как половину слов я просто не понимал. Хотя — поди разбери что-то в эдакой разноголосице? Одно хорошо — слышал я их не сильно хорошо, приблизительно так, словно они за стеной говорили. И слава богу, а то от эдакого гвалта недолго и умом тронуться.

— Ты о чем? — немедленно поинтересовался мадьяр, и я изложил ему суть вопроса.

— Köszönöm, — сообщил он небесам, глянув на них. — Нашли!

Как видно, это «спасибо» на его языке.

— Все так, все верно. — Я топнул ногой по тому месту, где, похоже, был зарыт клад. — Вот только, Ласло, признаюсь честно — что-то мне маленько не по себе.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился мой спутник.

— То самое. — Я показал на крота. — Вон животину на месте убило. Ясное дело, я побольше размером буду, но кто знает? Очень, понимаешь ли, не хочется рядом с ним лежать, поджав ножки к животу.

— Проклятие сильное, — помрачнел Ласло. — Оно есть, я его чую. Постарался мой родич, ничего не скажешь. Но ты не бойся, я смогу тебя защитить. Главное — выкопай спрятанное и сделай так, чтобы сокровища увидели белый свет, тогда настанет мое время. Валера, кроме тебя никто этого не сможет добиться, это только твое. До того ни я, ни наш добрый хозяин не сможем увидеть сокровище, даже если будем стоять прямо над ним. И сделать ничего не сможем, по крайней мере я.

— Ничего не чую, — подтвердил дед Силантий. — Кроме того, что совсем пропали деревья. Гниль их поедом ест, и злоба. Еще немного — и проклятое место в лесу появится. Лет двести назад я бы эту пакость извести смог, а теперь — силы не хватит. Старый совсем стал, мне бы в какое дупло залезть, да там и заснуть навсегда, как у нас водится. Только лес передать некому, вот в чем беда. Деток от поляницы или арыси какой я не прижил по собственной дури, а молодых лесовиков нет как нет.

Это да. В наступающих сумерках Ведьмина просека смотрелась очень мрачно. Искривленные стволы берез тихонько поскрипывали, раскачиваясь от легкого ветерка, практически лишенные листвы ветви напоминали руки каких-то сказочных монстров, которые вот-вот, и нас ими схватят. Причем слово «просека» отлично подходило для этого места, оно было отделено от нормального леса, стоящего слева и справа. Казалось, он сам отступил подальше, лишь бы не соприкасаться с уродцами, обитающими здесь.

— Легко сказать, — косо глянул я на мадьяра. — Как ты меня от проклятия защитишь, если ты предмет, его насылающий, не видишь?

Не люблю плохо думать о людях, но в какой-то момент мне подумалось о том, что я для него просто расходный материал. Меня эта хрень прибьет, а он останется при своем интересе.

Обидно, кстати, если все на самом деле так и есть. Просто очень хотелось, чтобы в этом непутевом мире Ночи все же встречались и нормальные люди. Ну или нелюди. Из числа тех, кто не зациклен только на своих целях и личной выгоде. Должны же тут быть такие, верно? В обычном мире, по крайней мере, они иногда еще попадаются.

— Поверь, это так, — спокойно ответил мне Ласло. — Просто — поверь. Знаю, что в наше время подобные обещания чаще всего вызывают только улыбку,