Ступень третья. Часть вторая - Инди Видум Страница 54

Интерлюдия 12

От вызова к главе клана Анна Ермолина не ждала ничего хорошего. Точнее, ждала самого плохого: того, что стало известно о ее встречах с Димой. Она сама не могла понять, как так вышло, что они с ее бывшим телохранителем зацепились языками, когда он забирал Полинку, и договорились встретиться, а дальше ей словно голову снесло. Но она ни о чем не жалела: это была хоть какая-то отдушина в беспросветности ее нынешней жизни. И сейчас было похоже, что эту отдушину собираются прикрыть или использовать для своих целей.

— Добрый день, Егор Дмитриевич. Вы хотели меня видеть?

Она дежурно улыбнулась. Глазьев не менее дежурно состроил гримасу отвращения при ее виде и даже не стал здороваться.

— Значит так, Анна, — стукнул он по столу ладонью. — Ты понимаешь, что ты нам не нужна, балласт, обуза? Что ты развела наш клан на очень крупные бабки? Что если бы не условие договора с Елисеевым, сплавили бы мы тебя туда, куда собирались отправить твою сестру?

Анна вздрогнула. С магией у нее нынче нелады, но лишиться ее совсем было страшно.

— Понимаю, — внезапно охрипшим голосом сказала она.

— Так вот. Елисеевы согласились тебя забрать, но только при условии, что ты согласна и что дашь полную клятву. Так вот, я тебя информирую, что ты согласна. Только попробуй отказаться, — с явно выраженной злобой процедил Глазьев. — Тогда я спать не буду, но придумаю, как обойти этот гнусный договор, поняла?

— Поняла. Но они точно хотят меня забрать? — опешила Аня, лихорадочно размышляя связано ли это с Димой или нет.

— Они тебя точно не хотят брать. Кому нужно такое счастье? Но мы им сделали некое предложение, от которого им было сложно отказаться, — буркнул Глазьев. — Ты идешь как обязательное условие. Господи, я даже приплатить готов, чтобы больше не видеть твою гнусную рожу. Пошла вон. Точнее, пошла собираться. Встреча и подписание документов через час.

Интерлюдия 13

Роман Глазьев влетел к отцу, горя от злости, стукнул по столу кулаком так, что на столешнице тут же появилась глубокая вмятина с подпалинами по краям, и заорал:

— Я теперь что, никто? Со мной не надо больше считаться? Мое мнение никому не интересно? Так, что ли?

Был он бордовый от злости и слюнями брызгался во все стороны, ничуть себя не контролируя.

— А ну остынь! — рявкнул его отец. — Постельная игрушка — не такая великая ценность, другую найдешь. У меня твоя Ермолина как бельмо на глазу была.

— Может и постельная игрушка, но моя. Не твоя. Какого черта ты ею распорядился? Я к твоим любовницам не лезу.

— Роман, какие у меня любовницы, ты что? — фальшиво засмеялся Глазьев-старший надеясь успокоить сына и свести разговор к шуткам.

— Я не мама, на твою игру не куплюсь, — зло выдохнул Роман. — Уж для меня не секрет и кто у тебя сейчас любовница, и кто была перед ней, и перед перед ней…

— Роман, это мое дело, — даванул голосом Глазьев-старший. — Ни одна моя любовница не стоила столько для клана, как твоя Ермолина. Ни в деньгах, ни в репутации.

— Ты обязан был со мной посоветоваться!

— Я тебе неоднократно говорил: сними ей квартиру. Так? — грозно сказал Глазьев-старший.

Теперь уже он стукнул по столу, и не думая сдерживаться: стол все равно был уже испорчен сыном, так что можно было отвести душу если не на отпрыске, так на мебели.

— Так, — неохотно признал Роман.

— Неоднократно говорил, что она меня здесь раздражает. Так?

— Так.

— Какого черта ты ее не убрал. Ты — мой сын, да. Но кто тебе сказал, что ты не обязан выполнять требования главы клана? Ты вообще в последнее время ведешь себя по-хамски, как будто уже сидишь в моем кресле и ни от кого не зависишь. Но глава клана — это прежде всего самоограничение!

Последнее слово Глазьев проорал прямо в лицо Роману, наклонившись к нему через стол.

— Я признал, что был неправ! — не менее громко проорал ему в ответ Роман. — По всем пунктам признал! Но мои вещи — это мои вещи, и ты не имеешь права ими распоряжаться без моего разрешения. Точно так же, как я всегда спрашиваю, когда беру что-то твое личное.

— Елисеев отказался ее брать без ее личного согласия. Ермолина согласилась, — ехидно сказал Глазьев-старший. — Значит, не считала себя твоей.

— Знаю я, как она согласилась, — зло оскалился Роман. — Не без твоего участия.

Глазьев опять лупанул по столу, на этот раз настолько сильно, что вся середина рассыпалась в труху, а две половинки отлетели каждая в свою сторону. Это главу клана привело в чувство настолько, что он почти успокоился и даже начал прикидывать, не было ли каких ценных вещей в уничтоженной части стола.

— Если она тебе так дорога, можешь продолжить с ней встречаться на нейтральной территории, — почти спокойно предложил он.

— Не могу. Я ей позвонил, и она меня послала, — ничуть не успокоился Роман. — Сказала, что сыта мной по горло и видеть не хочет, сука!

— И на ней ты хотел жениться? Замечательно, что мы от нее отделались. Роман, я ничуть не жалею о своем поступке. И ты, если немного успокоишься и поразмыслишь на трезвую голову, поймешь, что все было сделано, как надо.

Глава 21

Как мы ни искали подвоха с участком, предложенным Глазьевыми, так ничего и не нашли. Куполом я его накрыл сразу после покупки, а после окончательного перехода к нам с получением документов прошелся частым сканированием, очень энергозатратным, но позволяющим найти самую мелкую метку. Еще особенностью этого сканирование было выявление почти любых маскирующих чар. Но ни посторонних предметов, ни посторонних чар не обнаружил. Чисто для перестраховки я прошелся по замкнутому пространству под куполом заклинанием, которое активировало и уничтожало любые скрытые заклинания. Это было уже на максимуме моих нынешних возможностей, поэтому в конце охарактеризовать меня можно было только одной фразой; «Бобик сдох».

Я лежал на снегу, уставившись в купол, и лениво размышлял, в чем же подвох с этим участком: на вредные вещества Серый обследовал ещё раньше, даже притащил какую-то отвратно пикающую штучку, которая проверяла уровень радиации. Наскреб он и земли из-под снега и самого снега, чтобы в биолабораториях проверили на всякую заразу. И вот незадача — ничего ни по каким проверкам не выявилось.

— Ничего? — спросил Серый, усаживаясь рядом.

В отличие