Рубежник - Дмитрий Билик Страница 55

— Если не вылезешь сейчас, то будешь искать себе нового хозяина. Хуже труса может быть только трус, который предает тебя в трудную минуту.

Бес нехотя вылез из портсигара. Вид он имел пришибленный и совсем не походил сейчас на того сумасшедшего типа, который гонял Митьку. Черноух, кстати, весьма настороженно смотрел на Григория. Помнил вчерашнюю науку.

Однако зайчонка вытащил. Более того, мягко поглаживал его, так что зверек не издавал ни звука. Словно спал. А после передал животинку мне.

— Иди, Митька, ты свою часть уговора выполнил.

— Дяденька, — в глазах черта плескались озера сомнений. Однако он все же переборол себя. — Останусь я. Вдруг чем помогу.

Неужели настолько ему не хотелось к своим? С другой стороны, чем больше народа, тем лучше.

Я нервно сглотнул, вытаскивая нож. Все, Мотя, детские игры закончились. Пора пачкать руки и, как говорится, брать грех на душу. Пальцы дрожали, а к горлу подкатывал ком. И еще живот весь закрутило. Хорошо, что не поел утром, лишь чай попил. Давай, Мотя, мерзко, но надо. Ради пацана!

Я сдавил зубы так, что аж челюсть затрещала и перерезал горло зайцу. Внутри живота сразу что-то рвануло вверх, по пищеводу, однако с огромным трудом мне удалось это сдержать.

Кровь потекла по рукам, и я торопливо поднес тушку к Григорию, вымарывая его юшкой.

Ритуал был чертовым, однако Большак меня уверял, что нет-нет, а рубежники его используют. Во время вчерашнего обсуждения, Семен сказал, что это самый верный способ отвлечь лешачиху. Чтобы она метаться начала.

Я план принял. Разве что бес подо мной дергался, пытаясь вытереться от крови. Уж очень Григорию подобное развитие событий не понравилось. Однако кто его тогда слушал?

А вот теперь мне начинало казаться, что это глупость полная. Вдруг вообще ничего не получится? Но отступать было уже поздно.

— Жизнь молодую выпускаю, кровью чело обмываю, чтобы стало оно, как было, всеми теперь позабыто.

Все лицо Григория оказалось залито юшкой, включая рыжую бороду. К тому же, свобода стала действовать на беса. Он стоял, бешено вращая глазами, и скаля зубы. Один в один средневековый викинг в подтяжках.

— Дяденька, вы его всего мажьте, — подсказал Митька. — А то только лицо изменится.

Вот хорошо, что остался. Я в этих ритуальных делах полный профан. Сели бы сейчас в лужу.

— Давай, мажь меня, мажь меня полностью, — тяжело дышал бес. — Я хочу, чтобы ты мазал меня.

— Григорий, заткнись.

Осадил я его по одной простой причине — теперь осталось самое важное. Убить детеныша животного и вымазаться его кровью может любой сатанист или просто сумасшедший. Ничего особенного, кроме приезда дурки это не вызовет. А вот сделать желаемое превращение способен только рубежник.

Я положил руку на Григория и выпустил хист. Чтобы сосредоточиться даже глаза закрыл. Да и мне не нужно было ничего сейчас видеть. Я чувствовал, как хист обволакивает беса. Как под действием произнесенных слов и пролитой крови начинает твориться магия превращения.

А когда открыл глаза, то сам себе не поверил. Нет, именно такое и должно было случиться. Однако одно дело ожидание, а другое — реальность. Мне кажется, я сам до последнего не верил, что все получится.

Передо мной, в огромной перепачканной кровью одежде, стоял кроха-бес лет четырех. Эх, все-таки переборщили мы с зайчонком, надо было взрослее брать.

Я тяжело выдохнул, отгоняя лишние мысли и пытаясь сосредоточиться, после чего кивнул сам себе.

— Все, ребята. Поехали.

Глава 19

Бес вышел из кустов, смешно семеня крохотными ножками и придерживая висевшую на нем одежду. Я тем временем снял рюкзак и вытащил нож. Митька тоже замер, почти не дыша. Я в последний раз так только за Джона Сноу переживал, когда его убили.

Ушел Григорий недалеко. Потому что в этом и был весь смысл нашей западни. Лешачиха должна подойти к нам сама.

Только теперь я понял, что план шит белыми нитками. И вообще весь заключается в словах «а что», «если» и «прокатит». С другой стороны, поздно все бросать и возвращаться, когда главная приманка уже болтается на крючке. Точнее корчит из себя непонятно что. То ли свежий воздух на приживалу действовал, то ли он просто любил бесить меня.

— Ой, заблудился я, заблудился. Не могу найти выход из этого леса. Кто бы мне помог!

Григорий причитал с видом брянского Ди Каприо. То есть, актеру, которому не дали и точно не дадут Оскара. Его голос заметно дрожал, но и это еще было половиной беды. В отличие от облика, тембр беса совсем не изменился. Поэтому мы получили крохотное существо, которое говорило голосом пропитого мужика.

— Заткнись! — шикнул я Григорию. Благо, тот и сам понял, что дал маху. И замер, подтянув на себе спадающие штаны. Вот еще один просчет. Мазал я беса много где, но не прям везде. Будем надеяться, что лешачиха не обратит внимания на первичные половые признаки, которые изредка светил Григорий.

Я понимал, что вскоре со мной произойдет нечто необъяснимо ужасное. Например, в мой дом врежется самолет, случится зомби-апокалипсис или цена на любимое пиво поднимется на десять рублей. В общем, какой-то невероятный кошмар. Потому что именно сейчас мне… повезло.

Лешачиха не обратила на промашку беса никакого внимания. Скорее всего, не услышала. Но она почувствовала его. Задрожала всем телом, как собака, почуявшая утку на болоте. И обернулась, глядя высохшими глазами будто в пустоту. А я понял — вот оно. И едва не затрясся от страха и нетерпения.

Сработало ли? Ритуал обратил взрослого беса в кроху. Клюнет ли на подобное лешачиха. Ведь Григорий так и остался бесом, нечистью, по сути. Понравится ли чудовищу новая игрушка? Или кого-то прямо сейчас порежут на ремни желтыми ногтями?

Моя черепушка разрывалась от многочисленных вопросов, тогда как нечисть медлила. Теперь она поднялась полностью, склонила на бок голову, словно раздумывая. А затем… Затем лешачиха, чуть косясь и шатаясь, сделала шаг по направлению к бесу. Григорий тихонько ойкнул и посмотрел на меня.

С той невыразимой тоской, какой глядят первоклашки после первого учебного дня на родителей. Ибо понимают, что эта бодяга на одиннадцать лет. В нашем с Григорием случае, все закончится значительно раньше.

Но в глазах беса действительно плескался искренний и первородный ужас. Даже какой-то коктейль из неведомых эмоцией, какие Григорий прежде не испытывал. Если