Опасные манипуляции 2 - Роман Феликсович Путилов Страница 57

Наконец он вернулся, заспанный криминалист установил на высоком штативе видеокамеру и начался допрос. Не успел прозвучать первый вопрос следователя, как дверь кабинета распахнулась от сильного толчка. На пороге стоял добрый молодец в кожаной куртке:

— Короче, братва решила домой ехать, завтра к десяти подвалим. А ты этого козла закрывай, как договаривались, его (палец уперся в мою сторону) на СИЗО уже давно ждут, матку вывернуть наружу, падле.

Дверь захлопнулась. Закричав, что допрос приостанавливается, Мишин выбежал в коридор. Вернулся он минут через пять, и выглядел очень расстроенным. Наверное, «братва», все-таки, уехала.

Допрос возобновился:

— Вопрос: Расскажите о событиях … числа марта месяца, когда вы поехали в рабочий поселок развозить повестки.

— Ответ: я отказываюсь от проведения допроса в ночное время. Я нахожусь на амбулаторном лечении травм, полученных на службе, повесток о вызове на допрос не получал, никаких оснований для моего задержания, обыска в моем жилище и ночного допроса нет. Требую моего освобождения, официальных извинений и переноса допроса на урочное время.

Бедный Мишин замер с открытым ртом, но потом справился с ситуацией, воровато оглянулся на работающую камеру и стал записывать мой ответ.

— Вопрос: Почему вы скрылись из госпиталя и не проживали по месту жительства, а также не появлялись в поликлинике УВД?

— Ответ: Из госпиталя я был выписан врачами, документы о выписке отнес в поликлинику по месту жительства, имею на это право. Лечился там, где мне был обеспечен надлежащий уход. На этом заканчиваю отвечать на вопросы и требую переноса допроса.

— Вопрос: Почему вы не открыли двери на требование работников прокуратуры?

— Ответ:…

— Отвечайте на поставленный вопрос!

— Ответ:…

Потом меня привезли в Первый ОВД, где дежурный отказался принимать меня в камеру дежурной части без отправившегося домой спать следователя. После долгих блужданий и бесплодных переговоров, меня пристегнули наручниками к батарее отопления в дальней части коридора, где я благополучно проспал до утра. Утром я подкараулил крупного похмельного мужика, которого помощник дежурного вел мимо меня в туалет, и подставил ему подножку, а когда, не ожидавший такой подставы, мужик растянулся во весь рост, я издевательски заржал. Бугай, матерясь во весь голос, встал и со всей души врезал мне по подставленной морде.

Очнувшись через пару секунд, я с тревогой ощупал языком зубы, вроде бы все было на месте, только кровь густыми каплями падала на затертый линолеум. Прибежавший на шум мой конвоир отвел меня в туалет умываться, где я основательно размазал по лицу кровавые подтеки. Конвоир сплюнул, глядя на мою физиономию в кровавых разводах, но сам умывать меня не стал, побрезговал, наверное.

Потом я устроил скандал возле дежурной части, требуя разрешить мне телефонный звонок, так как я был задержан еще вчера, а моим родственникам об этом досадном факте никто не сообщил. Дежурный долго мялся, но потом подумал, что дешевле дать мне позвонить, чем долго объяснять ожидаемому в скорости начальнику отдела, кто этот скандалист и кто его избил. Мне сунули в руки телефонный аппарат, я сказал сонному абоненту, что скоро буду. Около десяти часов утра измученный конвойный выволок меня из милицейского «бобика» и потащил к входу в городскую прокуратуру.

У двери я растопырился, не давая втолкнуть меня во внутрь:

— Подожди пять минут, утро какое хорошее, может в ближайшие несколько лет так постоять и не смогу.

День и правда был замечательный. Светило солнце, с крыши ручьем текла вода, в луже весело купались воробьи. Фотограф с профессиональным аппаратом снимал девушку модельной внешности на фоне старинного особняка, занимаемого прокуратурой.

При встрече со следователем, я вместо «здрасте» заявил ему отвод, так как на вчерашнем допросе видеокамера зафиксировала слова одного из «пострадавших», что у них есть договоренность со следователем, о помещении меня в СИЗО, что говорит о его необъективности и продажности. Быстренько отказав мне в своем отводе, следователь начал работу, оперативно проводя очные ставки. Молодые люди с короткими стрижками дружно, как под копирку, рассказывали, как я ворвался на территорию автохозяйства, не представившись и не показав документы, начал драку, а после того, как меня с трудом усмирили и увели в подвал, чтобы вызвать милицию, по моим следам ворвался вооруженный ОМОН, всех избив и покалечив. Так как я в дискуссии не вступал и отказывался общаться со следователем, то времени это заняло немного, как раз до конца рабочего дня.

Усталый, но довольный следователь объявил о моем задержании по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью второй статьи сто семьдесят один Уголовного Кодекса РСФСР, а именно умышленное превышение служебных полномочий с целью получения денежного вознаграждения и продвижения по службе, по предварительному сговору с неустановленными лицами, сопровождаемое насилием и применением оружия и иными действиями, мучительными и оскорбительными для потерпевших.

— И сколько вы там мне срока намерили, гражданин следователь?

— До десяти лет, гражданин Жемчужный. Желаете что-нибудь заявить?

— Не имею такого желания.

Расписываюсь в постановлении, иду под конвоем в машину, короткая поездка и через ветровое стекло вижу печально отъезжающие вбок серые ворота изолятора временного содержания.

Хорошо знакомая смена дежурных быстро принимает меня. Женщина-врач внимательно осматривает мою побитую физиономию, тихонько спрашивает:

— В больничку не хочешь поехать?

— Нет, спасибо, лишнее это.

Тяжелая дверь камеры с лязгом закрывается за моей спиной, два помятых мужика внимательно смотрят на меня из-за стола. Буркнув «Привет» заваливаюсь на свободные нары и проваливаюсь в дремоту. Кто-то легонько теребит меня за плечо, что-то спрашивая про курево. Посылаю его подальше. Вечером отказываюсь от бледно-синей каши размазни с куском минтая и почти прозрачного чая. После ужина новое развлечение — прокурорская проверка:

— Жалобы есть?

— Есть жалоба! — виду, как напрягся за спиной прокурора дежурный по изолятору.

— Слушаю вас.

— Был задержан вчера около десяти часов вечера, после чего содержался в наручниках или в городской прокуратуре, или в коридоре Первого ОВД, в протоколе о задержании на трое суток