Черная кровь ноября - Ашира Хаан Страница 59

– Как там мама? – спросила она в полусне. – У нее все хорошо?

– У твоей мамы сотня поклонников из самых сильных магов, которые пытаются соблазнить ее вот уже месяц кряду, – прошелестел над ее головой голос Ирна, тихий, убаюкивающий, как полуденный ветер над полем пшеницы. – Но она упорно нянчит человеческих младенцев, похищенных из колыбелей, и отказывается воспитывать из них лепреконов и брауни.

– А Варя как?

– Твою Варю я подумываю отправить куда-нибудь в пустыню, – звякнули колокольцы в смехе Ирна. – Там живут дикие люди, которые совершенно не верят в фейри, но уже придумали, как их ловить и потрошить. Мне это не нравится. Думаю, она им покажет, на что мы способны.

– Когда ты заберешь меня отсюда?

И снова Ирн промолчал, лишь проведя еще раз пальцами по ее волосам и рассыпав лиловую пыльцу, от которой она задышала размеренно и медленно, так и не дождавшись ответа.

Перед ужином Кристину отправили на водные процедуры. Ей совсем не нравилось заходить обнаженной в обществе других женщин в длинный коридор, в котором вечно висела взвесь водяной пыли, где в одном отсеке поливали струей душа Шарко, в другом обрызгивали циркулярным и восходящим душем, в третьем укладывали желающих в ванны с солью и маслом эвкалипта.

Вода пахла хлоркой, шлепки неловко скользили по кафельному полу, а люди вокруг только и делали, кажется, что пялились на Кристину.

Из-за беременности ей не разрешали некоторые виды процедур, и она была очень благодарна врачам за освобождение от того, что ей казалось разновидностью старинных китайских пыток. Но все равно старалась вжаться в кафельную стену, пропуская других вперед себя и надеясь, что в этот раз ее минует ежедневное унижение.

Вот только с феями стало гораздо веселее.

Циркулярный душ вдруг окрасился в разные цвета и стал выстреливать длинные струи под бодрую музыку, ловко попадая ими в самых противных теток, которые всегда шептались за спиной Кристины.

Шланг от душа Шарко вырвался из рук медсестры и стал гоняться за бодрой женщиной в теле – та визжала и носилась кругами.

Из взбурливших ванн вырвались водяные кони… ну как – кони. Пони. Маленькие пони-келпи, которые игриво приставали к самым молодым пациенткам, поддавая под зад головами, а потом утаскивали за собой обратно в ванные, где еще долго бурлила вода и раздавались вздохи и стоны.

Кристина давно столько не смеялась. Она уже и забыла, когда последний раз так открыто хохотала без задних мыслей. Где-то в другой жизни.

Там, в ней, все было куда понятнее. Школа, колледж, будущий институт, мама, Варя, учителя. Глупые проблемы которые казались ей концом мира. Разве можно смеяться, когда у тебя контрольная на четверку написана? Когда на следующей неделе доклад сдавать? Когда у мамы температура? Когда у самой прыщ на щеке – красивый, вулканический. И с ним надо идти на контрольную, а потом на день рожденья к Дашке.

Сейчас все в жизни было гораздо страшнее, тревожнее и непонятнее. Фейри, Алексей, черте во что превратившаяся Варя, беременность непонятно от кого, санаторий-тюрьма… и все же она хохотала, наконец разрешив себе это. Пусть даже над глупостями вроде бегающей от душа тетки.

Шум воды, визг, собственный смех сливались в гулкое и чуть-чуть ватное ощущение нереальности. Кристине казалось, что она погружается на дно моря, где в отдалении звучит эхо голосов с поверхности и липнет к лицу водяная паутина.

Густой пар поднимался от ванн, разноцветный – малиновый, желтый, голубой.

Мир как будто чуть-чуть отдалился, оставляя ее одну среди разноцветных облаков и брызг воды.

Кристина завертела головой, ища малюток-фейри – что они еще устроили?

Но их не было видно.

Никого не было видно, словно она осталась одна среди пара и воды.

И почему-то совсем не удивилась, когда из облаков пара перед ней возник Ирн.

Не удивилась, но все равно быстро закрылась ладонями, пряча от него то, что он и без того видел, но…

Сам он был обнажен, и Кристина жадно поедала глазами его гибкое стройное тело. Бледное – но благородной бледностью, словно он был изваянной из каррарского мрамора статуей авторства Микеланджело или Родена. А скорее не ими, а теми, у кого они учились ваять – в снах, которые забывали наутро.

Шрамов, которые она видела раньше на его коже, больше не было.

Он казался совершенным.

Прочерченные мышцы груди и живота, стройные ноги, длинные пальцы, прямой нос – она любовалась им, не прислушиваясь к внутреннему голосу, который взывал к ее стыду.

Разве стыд – смотреть на статуи в музее?

– Ты красивый, – сказала она неожиданно для самой себя. Но это ведь опять сон? Во сне можно многое.

Он ничего не ответил. Только подошел к ней совсем близко. Можно было не смотреть вниз, где его красота античной статуи разбавлялась отнюдь не античным размером и положением члена. Хотя почему-то ей показалось, что если бы статуи были с эрекцией, это выглядело бы еще красивее.

Ей захотелось потрогать его.

Ирн сам взял ее руки. Одну – открывая маленькую еще девичью грудь, которая скоро изменится, набухнет в ожидании. Вторую – убирая от низа живота и втягивая трепещущими ноздрями пряный запах женщины.

Положил их себе на грудь. К сердцу.

Его взгляд – самого совершенного создания в мире – искрился таким восхищением, когда он смотрел на нее, что Кристина резко вдохнула и не хотела выдыхать. Хотелось плакать от этого ощущения какой-то невероятной любви и радости, которую она обретала рядом с ним.

– Я ведь замужем, – прозвучало это глуповато. Но ведь правда?

– Ты отдала мне сердце, ослушавшись своего мужа. Значит – это уже неважно.

– Я верю в бога. В нашего, христианского бога, а ты…

– Был до него и буду после. Он на тебя не обидится.

– Если я… С тобой… – Кристина чувствовала волну тепла, приливающую к коже и не могла произнести то, что рвалось с языка. – Это буду уже не я.

– Наоборот. Это будешь как раз ты.

В ответ она сама привстала на цыпочки, потому что он не склонялся перед ней, и коснулась губ.

И мгновенно, еще до того, как она разорвала поцелуй, ей захотелось еще.

Привыкание с первого же прикосновения. С первого жеста, с первой мысли о том, что ей – можно.

– Как я хочу любить тебя, – сказал он с такой жаждой и силой, что у Кристины в ушах зазвенело от прилившей к лицу крови. –