Чьи-то крылья - Александра Огеньская Страница 6

И теперь оказался посреди ненастоящего, неживого и совершенно чужого леса.

Чтобы кто понимал: ящеры чувствуют магию всем телом. Всеми собой, такие большие резонаторы. Магия бывает приятная, как массаж или там ванна со всякими девчачьими штучками, а бывает колючая. Бывает такая… вроде и не больно, а вроде и нечем дышать.

Лес облеплял, обволакивал плёнкой, через которую было холодно и страшно.

Крист — большой, взрослый — испугался.

Он давно, с детства, ничего толком не боялся.

А тут ему стало жутко так, что он едва не умер. Потом слегка попривык, но не хотел здесь находиться.

— Я сверху огляжусь. Поднимусь повыше и посмотрю, где мы оказались.

Потому что небо его обычно успокаивало. Возможно, в небе стало бы попросторней и посвежее.

— Аккуратно только.

Стафена Крист знал всего год, с выпуска из техникума. Стафена ему назначили напарником на испытательный срок, а потом продлили контракт, потому что вроде у Криста со Стафеном неплохо получалось, а ментальная связь не свела за этот срок с ума. И вообще была хороша…

Крист расправил крылья.

Ветер в них ударил с яростью, побежал по чешуйкам, попытался сломать нежные кости.

Крист взмахнул крыльями, поднимая опад и какой-то мусор, и взлетел.

Лететь — это необъяснимо. Не должен никто таких размеров летать просто так, без тяги и топлива. Магия.

В воздухе действительно стало чуть легче.

Крист поднимался выше и выше. И выше.

Верхушки деревьев стали крошечными. Лес расстилался внизу тёмным морем, у которого нет конца. На горизонте лес терялся в дымке, а луны в небе не было, но странное свечение, слегка фиолетовое, будто бы исходило со всех сторон. Звёзд в небе не было тоже.

А потом… потом Крист ударился.

Сильно ушиб крылья, спину — всё.

И повалился вниз.

С неба на землю, потому что небо оказалось… Небо оказалось… Крист закричал, выравниваясь, и снова попробовал.

И снова больно стукнулся.

Небо — оказалось — стеклянный потолок. Или что-то такое. Крист зарычал и попробовал пробиться.

Но небо будто упало ниже, а с ним — и сам Крист.

Он не разбился о землю. Успел прийти в себя, пока летел, как-то извернуться.

Но рухнул тяжело.

— Там… Там не небо. Там крышка. Мы тут как в ведре! Как раки в ведре!

Крист вообще-то не хотел становиться сантехником, но почтальоном ещё меньше хотел — но лучше бы письма и посылки разносил.

— Там!

Стафен кивнул и спросил:

— Не сломал себе ничего?

— Там!

— Тихо. Тихо. Дай посмотрю крыло.

Кристу Стафен нравился, иначе бы Крист с ним в напарниках не остался.

— Нормально всё! Но мы тут, понимаешь, заперты. Заперты мы!

— Тихо. Ну, тихо.

Воздуха было, как в яйце в одном из обычных кошмаров. И тогда Стафен дёрнул за крыло и заставил опустить голову на траву. И гладил, перебирая чешуйки. И внутри головы бормотал, что ничего, как-нибудь… И всё пока что нормально, никто не умирает.

— Тихо. Нам всего лишь нужно дождаться подмогу. Тихо. Крыло поранил, но, кажется, не сильно. Больно? Вот так если трогаю?

— Нормально, — прошипел Крист, помаленьку успокаиваясь. Он же не виноват, что боится, когда вот так всё? Когда вместо неба какая-то чёртова стеклянная крышка. Лес по-прежнему облеплял холодом и духотой, угрожающе шумел, но Кристу действительно стало чуть легче, когда Стафен этак его гладил.

— У леса нет конца, а у неба — есть. Мне здесь не нравится. Ощущение, что небо опускается, как крышка. Будто мы в аквариуме.

— Неприятно, да. Но пока что ничего страшного не происходит? Так ведь?

Не происходило ничего страшного, да. Если не считать этого чёртова неба.

— Посидим пока тут, возможно, попробуем огонь развести. Рюкзак остался со мной, так что еда на первое время есть, кое-какое оборудование тоже, но из оружия у меня только ножик.

— У меня коготь на мизинце больше твоего ножика в четыре раза, — проворчал Крист.

— Да, на твои когти я тоже рассчитываю. Ну? Норма?

— Норма.

Кристу стало немного стыдно, но ему, честное слово, столько не платят, чтобы ничего не бояться. И не его вина, что он не хотел становиться разносчиком посылок. Он, может, если б дали, стал бы художником или архитектором.

— Надеюсь, нас скоро найдут.

— К вечеру точно обнаружат, что мы не явились на планерку. Отправят бригаду и, может, саму Клару. Клара прекрасно ориентируется в протечках.

— Она старая, как динозавр. Даже старее. И почти слепая.

— Ну, конкретно тебя пусть тогда Василь ищет. Он однажды три часа свои очки искал. Которые на лбу носит. А я Кларе доверяю. Я видел, как четыре года назад она огромную дыру заделала, просто расправив крылья и зарычав. Ты тогда ещё в техникуме учился, вряд ли вам рассказывали.

— Нам рассказывали, что Клара во Вторую мировую сбрасывала снаряды на Берлин.

— Крутая тётка, короче.

Крист окончательно успокоился. Не перестал бояться, но сердца больше не стучало, как сумасшедшие, где-то в желудке. И не хотелось биться в это чёртово небо, пока не удастся его разбить.

***

Не то чтобы в интернате было плохо. Интернаты для ящеров, говорят, гораздо лучше, чем для людей. Возможно, ящеру просто сложнее испортить жизнь, чем человеку. Ну, Крист в человеках не силён. Человеки рождаются нежные, слабые, не умеющие даже держать голову, не говоря уже — найти себе еды. Ящерам в этом смысле проще, ящеры выходят из яиц куда более дозрелые, сразу всё запоминают и довольно многое понимают.

Поэтому их сложно сбить с толку, но если уж удаётся, то потом эта сбитость остается с ящером надолго.

В интернате, где вылупился Крист, директором был огромный золотистый ящер лет, наверно, двухсот, такой ещё крепкий старикан, который любил вспоминать войну, но никогда не было понятно, что это конкретно за война. Он ведь, получается, вполне мог помнить Наполеона. Хотя, скорее всего, он тогда ещё только вылупился из яйца… Но чёрт его знает.

Старикан (его так и звали за глаза Стариканом, но вообще-то — директор Сторм) усаживался вечером во дворе и собирал всю малышню, рассказывая, как у него на глазах кому-то оторвало голову снарядом, а тело ещё продолжало лететь и даже умудрилось уронить бомбу куда надо, а не на своих же. Ну и прочие истории в том же духе.