Черная кровь ноября - Ашира Хаан Страница 63

Кристина с утра ходила, как в тумане. Мягкое шерстяное платье нежно касалось ее кожи, напоминая о ласках Ирна.

Надеть подарок фей было блаженством после того, как она проснулась на грубых санаторный простынях, раздражающих кожу. Она попробовала смыть это ощущение в душе, но теплые струи пахнущей железом воды только бесили.

На завтрак она смогла съесть лишь одну дольку апельсина – и попросила фей заморочить голову соглядатаев.

В направление к врачу она даже толком не всматривалась – запомнила кабинет и пришла в назначенное время. И очень удивилась разговору.

Заглянула в бумажку – психолог. Аааа… Тогда все ясно.

– Да мне не о чем говорить особо, – пожала Кристина плечами, стараясь не встречаться с психологом взглядом. Она вертела головой, осматривая крошечную комнатку, не в пример хорошо оснащенным кабинетам других узких специалистов. Сразу видно, к кому тут как относятся.

Ученическая парта, морально устаревший компьютер на ней, ваза с сухоцветами и картина на стене, изображающая уходящую в темный лес Красную Шапочку.

От молодой женщины в белом халате слишком сильно пахло духами. Цветочный аромат, который в другой день показался бы Кристине приятным, но сегодня она слишком остро чувствовала химический привкус в нем.

Феечки тоже поморщились и слились через дверную скважину.

– Каков ваш распорядок дня? Менялось ли в нем что-то в последнее время? – продолжала пытать ее вопросами психолог.

– Обычный, как у всех здесь. Все изменилось.

– Кристина, вы не раскрываетесь мне!

– Вы чужой человек.

– Поэтому мне можно все рассказать. Знаете, что такое «эффект попутчика», Кристина?

– Нет, я тупая.

– Ну зачем вы так… – мягко пожурила ее женщина. – Мне придется написать, что вы не идете на контакт, это нехорошо.

– Вы верите в бога? – спросила Кристина, прямо взглянув той в лицо.

Глаза за стеклами очков расширились.

– А вы? – тут же сориентировалась психолог.

– Я раньше верила. До тех пор, пока мой муж перед богом и людьми не изнасиловал меня в извращенной форме. Пока он не убил мою подругу и не сделал так, что моя мать заболела. Пока не выяснилось, что он хочет превратить весь мир в сеть бункеров и запереть в них тех, кто ему полезен. А остальные… не знаю. Как повезет.

Психолог выслушала это, почти удержав лицо. Опытная. Профессиональная. Лишь пометила что-то в своем блокноте.

– Именно это отвернуло вас от пути к богу? – уточнила она. – Не было влияния других людей?

– Людей – нет, – не соврала Кристина.

Потому что Ирн не человек.

– Вы сами решили отказаться от веры? Но почему?

– Если бог есть и создал этого человека, то я не хочу иметь с ним ничего общего!

– Знаете, что такое «божественный план», Кристина?

– Откуда бы мне… – пробормотала Кристина, которая была отличницей не только в обычной школе, но и лучшей – в воскресной. – Мой бог не допустил бы такого, а в другого я верить не хочу.

– Бог для всех един.

– Тогда не буду верить ни в какого.

– Это ваш запрос на терапию? – деловито спросила психолог, снова строча в блокноте.

– Это моя жалоба. Так и передайте своему хозяину.

Кристина встала и вышла из кабинета, не слушая, что та продолжала ей говорить.

Хотелось на свежий воздух, но это было невозможно.

Хотелось к Ирну и в мир фей, но она не знала, как туда попасть. Он не успел рассказать ей об этом.

Оставался только запертый зимний сад, но с замками ей помогут феи…

– А я тебя ищу! – услышала она за спиной самый отвратительный голос в мире. – Привет, дорогая!

И раньше чем успела дернуться, Алексей привлек ее к себе и впился губами, жестко прикусывая губы, одной рукой удерживая ее рядом, а другой сжимая ягодицу так сильно, что наверняка останутся синяки.

Кристина оттолкнула его, демонстративно вытирая рот, но Алексей только усмехнулся:

– Надеюсь, ты соскучилась по мне.

– Что тебе надо?

– А ты не скучала? Как жаль. Ты мне нужна, Кристина. Я построил новое сердце для нашего мира. Но без тебя оно не заработает.

59. Ирн

Вдох – аромат земляники и кожи Кристины – выдох – запах земли и влаги – вдох – медовый аромат тающего прошлого – выдох – запах тревоги и близкой беды – вдох – вонь железа и гари – вдох – вдох – вдох…

Удар.

Вдох.

Вдох.

Вдох.

Сквозь режущую боль в сердце, сквозь в клочья рвущиеся легкие.

Что ж ты такое, Алексей, откуда ты взял эту мощь, почему натянутые золотые струны мира стонут и лопаются от напряжения, хлещут оборванными концами неудачно подвернувшихся мелких фейри, разрывая их на куски!

Звон по всему миру.

Звон, стон, крик.

Ломаются магические пути, перекраиваются, изгибаются, треща от напряжения невидимые глазу столбы и перекрытия, держащие мир золотым светом.

Все, что не сгнило, не рассыпалось трухой, пока был мертв истинный король, и мир завоевывал новый – теперь трещит и лопается, не выдерживая напряжения.

Но Ирн чувствует только одно.

Кроме раздирающей боли в сердце.

Только одно.

Что нить, связывающая его с Кристиной, разорвана.

Это почти так же больно, как чувствовать, что его сердце наживую вырезают из груди.

Почти.

Больнее.

Надо отдать должное цветочным феям – хоть мозгов у них не больше, чем в ромашке, они сразу сообразили, что надо мчаться к нему и пищать, что за Кристиной пришел ее муж, усадил в бронированный автомобиль, куда они не смогли проникнуть, и увез подземным тоннелем – его тоже перекрыли метровой толщины гермодверью, за которую феям было не просочиться.

Ирн закрыл глаза.

Его враг оказался хитрее. Умнее. Лучше осведомленным.

Места, куда не проникала магия, были всего лишь подготовкой к атаке. Спящими ловушками, которые схлопнулись, едва одна маленькая смертная женщина попала внутрь. Ни золотого света, ни нитей, ведущих к ней.

Будь он человеком, сейчас в его душе бурлила бы злость, боль и стыд за допущенную ошибку. Но он был фейри – и ледяная ярость лишь делала его опаснее.

Под его взглядом раскалывался лед, толстым слоем брони закрывавший стены пещеры, и иссыхал тысячелетний мох.

Он просчитался.

Но еще не проиграл.

Потому что здесь и сейчас, стоя с закрытыми глазами посреди пещеры, так и не превратившейся в чертоги для местных фейри, он услышал…

Плач.

И он точно знал, куда идти, чтобы утешить.

Ирн не стал брать с собой армию.

Он сам был армией.

Он и его ярость.

Он и его жажда крови.