Песнь ветра - Константин Гуляев Страница 71

Сегодняшние мысли совершенно не нравились Торгару, а сырости на щеках он уже и не замечал.

Ведьма была в бешенстве. В умопомрачительном, цветастом бешенстве. Сначала она распиналась перед ним, как и раньше, выковыривая одну унизительную подробность почище другой. Потом, видя, как Торгар и ухом не ведет, сорвалась на оскорбления, а там и на крик.

У Торгара на душе было полнейшее спокойствие и умиротворение. И, как он его ни скрывал, сочувствие – единственное, что могла увидеть ведьма в его глазах. Впрочем, какая она ведьма… Дитя неразумное. Так и не выросший ребенок, наказанный без вины. И неоднократно.

– Бедная ты моя, – вырвалось у него, когда ребенок уж вовсе разбушевался.

Он успел зажмуриться, но плевок в глаза не попал. Торгар отер щеку и укоризненно покачал головой.

– Мичман! – рявкнула женщина. – Мы уходим! Собирайся!

Она сорвалась со своего стула и скрылась в доме, где

висели осиротевшие пыточные веревки. Мичман перекинулся с Торгаром понимающим взглядом.

На пороге показалась хозяйка, в руке у нее ходуном ходила изувеченная сабля, как живая. Живая и обезумевшая – видимо, от стыда и унижений. Торгар вздохнул и улыбнулся. Все? Видимо, до коня – до поры загнанного в стойло – у нее дело не дойдет. А и правда – животина-то в чем виновата?

– Прости меня, – успел сказать он напоследок.

Через уйму времени ему удалось сесть. Поддерживая разваливающийся живот, Торгар наблюдал, как от берега отчаливает лодка. Он протянул к ней руку. Ему так много нужно было сказать хозяйке, что и жизни бы не хватило.

Арбалетный болт вошел ему под подбородок, как и бедолаге Решеку. Где-то, далеко в прибрежном тростнике, загудел ветер.

Кривая второго порядка

Прямая наклонная. Культурно-коммуникативная функция моей жизни изначально была задана неверно. Я вырос в простой семье, да и у друзей культура общения, как правило, походила на мою.

Как полагается, прошел все стадии взросления: семья, школа, двор, ПТУ, стройки, армия – в каждом новом жизненном периоде культура и язык носителей оказывались хуже, нежели в предыдущем. Я так же послушно катился по наклонной вместе с окружением согласно графику и не чуя беды: с волками жить – по волчьи выть. Общение проблем не вызывало, более того – памятуя о речах предыдущего периода, я снисходительно примечал «колидоры», «тубаретки» и «резетки» в речах собеседников. Это несколько возвышало меня в собственных глазах.

Однако, когда я пришел из армии – когнитивный диссонанс (еще неведомое понятие) проник в мою кровь. Гражданские девушки напрочь не приемлили армейский юморок, а заказчики почему-то становились все умнее и культурней. Усугублялся масштаб. Теперь общество кисло морщилось на мои «базарить», «чо», «предъявы» и «короче». Новая действительность накрыла с головой, необходимость общаться так, чтобы тебя понимали, выводила из себя. В собственных глазах я уже падал и пробовал, барахтаясь и задыхаясь, выкарабкаться на какой-нибудь устойчивый утес из привычного, сумбурного речепотока. Нисходящим тенденциям и прогрессиям я начал сопротивляться гораздо раньше, чем прочел о них в справочниках. Прямая неуклонно трансформировалась в гиперболу.

Что для нее явилось фокусом? Наверное, та командировка в Петрозаводск, когда один из наших работяг не расставался с томиком Волошина. Максимилиан Александрович когда-то высказал дельную мысль:

Для ремесла и духа – единый путь:

Ограничение себя.

Свое бескультурье я начал ограничивать неосознанно, подчиняясь лишь новой прослойке окружающих, пробующей поднять меня на мало-мальски приемлемый уровень. «В культуре основанием служит вершина», считал Ландау, который в кривых понимал куда больше меня. Про Ландау я тогда не знал, но чувствовал, что мир переворачивается.

Дослужившись до инженерной должности, я вынужден был общаться с клиентами напрямую. Клиенты не морщились – шарахались. И я понял: все. Пора наконец заняться образованием. Для начала. Судьба моя легкомысленным жаворонком спикировала к бренной асимптоте, едва не напоролась на торчащую из земли ржавую кованную решетку с табличкой «зона», встрепенулась, «поумнела вдруг» и рванула по параболе вверх – к свету.

«Путь в тысячу ли начинается с первого шага». Не обернется ли моя, вновь заданная, культурно-коммуникативная функция эллипсом или синусоидой – не знаю, но, судя по графику, кривая общения достигла-таки второго порядка и устремилась к высшему.

И да осилит дорогу идущий.