Мой путь - Лариса Андреевна Романовская Страница 9

– А как вы меня нашли? Мне Юра сказал, что вы меня сюда пригласили, всем вашим орденом. Это как?

Ларий… Мне теперь хочется называть его Георгий Анатольевич… в общем, он… этот великий старец улыбается. Не как добрый дедушка мороз или там обычный дедуля, который пришёл за внучкой в детский сад. Как-то очень мудро, как монах-настоятель или король со старинной картины. Я в Пушкинском музее видела такого у фламандцев. Ну вот, Ларий улыбается как старинный голландский дворянин: медленно и будто сквозь века.

– Спасибо, что спросила. Это интересный вопрос, про поиск, только он очень непростой. Особенно для того, кто пришёл в этот мир оттуда… Ты готова к сложностям?

– Конечно.

У меня ведь уже не было выбора. Думаю, мы оба это знали.

– Тогда пошли.

Ларий медленно шагает сквозь арку.

Я могу его обогнать. Но не хочу торопиться. Вдруг там, за аркой, переход в иные миры. Или какая-нибудь ловушка: сидит в засаде куча разных ненормальных типа Тьмы и того дядьки в клетчатом. Кстати, Тьму ведь уже домой отпустили, мне Тай сказала! И мне надо вечером к Тай. Сбегаю обязательно. Ну, если всё сейчас будет хорошо.

Мы выходим во двор. Тут аккуратно, нарядно, как на набережной. Белые каменные скамеечки-полукружья, клумба, флюгеры. Окна в пёстрых занавесках, балконы с креслами и столиками. Несколько входных дверей – не только на первом этаже, но и на втором, третьем. Там такая галерея, тоже с цветочными горшками, креслами, фонариками. С такой же белой гипсовой жабой, как у нас раньше была… Вот как раз к двери с жабой мы и поднимаемся. Она на самом верху, на четвёртом этаже. Кроме этой двери других вдоль галереи нет. И никаких цветочков и кресел тоже.

Просто дверь, без таблички и без замка. С маленьким зеленоватым колокольчиком, который дребезжал на ветру. Что за ней?

«Ну всё, довольна?»

«Нет… верни…»

Голоса в голове звучат неразборчиво, будто под шум ветра! Дежа-вю, опять! Скоро будет переход в обратную сторону!

А пока мы входим в секретную дверь.

Глава V

Я не знаю, что будет за дверью. Что-нибудь торжественное. Тайна. Скрипы, звон цепей, музыка, в общем, шикарные декорации с фейерверком и прочий полный фарш. Всё-таки портал между мирами. И люди, которые этим управляют, выбирают, кого сюда призвать… ну, как они говорят, «пригласить». Сейчас я увижу того, кто выбрал мои эмоции. Не меня саму, а мой страх. Такое слепое прослушивание.

Я решила, что это будет кто-то старый. Ну, типа Лария.

А тут вообще никого нет.

Пустая квартира. Высокие потолки, широкие чистые окна. И ничего. Ни мебели, ни людей. Одно эхо в стенах. Эхо? Нет. Иначе.

– Ну что, Дым, проходи…

– А я уже…

Я иду по комнатам, заглядываю, открываю двери, ботинками стучу… А звуки другие. Не эхо, не отражение моего голоса. Звуки от стены.

То есть, сама стена – как экран. Белая, прямоугольная. И тёплая. Такое живое тепло. Не как у батареи, а как у собаки или человека. Как будто я не штукатурку глажу, а натянутую кожу, под которой бьётся сердце, напрягаются вены и артерии. Стена подрагивает, бормочет.

– Экран живой?

Экран слышит. Стена становится ярче, будто внутри неё врубили подсветку. Я уточняю.

– То есть, он живой и светится?

Ларий улыбается. Словил цитату. Какое счастье – человек с тем же бэкграундом. А то я так устала шутить в пустоту.

– Да, он живой. Это дубли у нас неживые.

Ларий замолкает, смотрит на меня, словно ждёт чего-то. Может, это тоже цитата, но я её не знаю. Он продолжил:

– Экран всё делает сам. Сам выбирает, кто ему нужен, сам сюда доставляет, сам решает, какие эмоции показывать и когда.

Ух ты!

И я снова глажу стену… ну, почти как Мелочь гладила.

– Хороший какой. Умный, хороший…

Стена начинает мерцать оранжевым, потом лиловым. Разговаривает цветом?

Не только им. От экрана идут звуки, неразборчивые, как разговоры в вагоне метро. Свист и стук, будто правда от вагона. Я даже жмурюсь. Представляю, что я реально в метро, домой еду. После очень долгого путешествия. Не расслабляться! Нельзя!

Я отшатываюсь. Начинаю вслушиваться в голоса.

Мужские, женские, детские, стариковские… на разных языках. Тихо и громко. С разными интонациями. Как будто со мной говорит целый мир. Мой или здешний?

– Знакомьтесь, – предлагает нам всем Ларий.

Я сажусь на пол. Прижимаюсь щекой к гигантскому белому боку. Мне кажется, что он изгибается, реально становится боком огромного зверя. Я глажу его и говорю:

– Экран, привет! Это я к тебе пришла. Ты меня сюда забрал, и я теперь здесь…

Ларий меня не останавливает. Значит, я всё делаю правильно. Ну, импровизация как есть. И я вдруг догадываюсь, о чём можно спросить!

– Меня зовут Вика. Мне пятнадцать. Наверное. Я не знаю, что там у меня происходит. Как дома дела. Как мама, как вообще. Как там я сама! Я скучаю по ним! Можешь мне показать?

Стена вздрагивает. Мне кажется, она сейчас рассыплется, обрушится на меня. Стук и свист становятся сильнее. Потом что-то шипит, как двери вагона. Потом… мама говорит так чётко, будто сидит сейчас рядом со мной:

– Я тебе масло купила, в холодильник убери.

– Хорошо, сейчас, – это папа.

– Не сейчас, а убери!

– Сама не можешь?

– Мне с собакой надо! Я не хочу переобуваться. Вот трудно, что ли? – мама, ещё громче.

Шорох, грохот – папа доходит до кухни, шарахает дверцей холодильника. Господи, я ведь нашу квартиру наизусть помню, по звукам тоже. Будто она вот тут, рядом, за белой стеной.

– Ну всё. Довольна?

– Нет.

– Что ещё нужно? – папа с каждой фразой накаляется.

– Вику верни… – и мама… скулит? Я не понимаю этого звука. Он не мамин. Он знакомый, но не мамин.

Так тётя Ира Щедровицкая, мама особенного Димы, плакала у нас в прихожей. «Верни Ди-моч-ку». А сейчас мама просит вернуть меня.

Кричит оттуда, из-за стены.

А я кричу в ответ:

– Мама! Я здесь! Я сейчас…

Я вскакиваю! И со всей дури бью кулаками по этому тёплому белому выгнутому… боку? Экрану? Существу?

По этой дикой твари, которая меня забрала и не пускает. Какого чёрта? Ну?

– Мама!

– Вика!

– Мама, я здесь, ты меня слышишь? Мама, мамочка…

Мама зовёт меня снова. Уже не так громко. Как сквозь ткань или подушку. Сквозь папу!

Он