Санклиты. Кара Господа - Елена Амеличева Страница 9

Если честно, любитель панд был вполне безобиден, хоть и нахален. А вот от скандинава веяло вполне ощутимым холодком опасности — интуиция давно уже научила меня не оставлять без внимания ее подсказки, тем более, столь явные.

— Если вы ищете Глеба, помочь, к сожалению, ничем не смогу. Понятия не имею, где его носит. — Помедлив, я все же открыла дверь.

— Жаль. У меня к нему срочное дело. — Мужчина помог перенести сумку через порог, с легкостью приподняв ее парой пальцев, и мне удалось заметить интересное тату на внутренней стороне его запястья — ладонь с чем-то, напоминающим канделябр. Кажется, это из еврейской символики.

— Менора, — пояснил Бера, заметив мой интерес. — Ритуальный подсвечник.

— Никогда такой татуировки не видела. — Пробормотала я, не в силах отвести от нее взгляд.

— Скажите, Саяна, брат не говорил вам, когда приедет домой? — скандинав пристально вгляделся в мое лицо, и мне стало как-то не по себе.

— Да мы толком и не поговорили. Он что-то искал и куда-то торопился, вроде бы.

— Понятно. — Мужчина следом за мной вошел в квартиру.

Что-то он становится слишком уж навязчивым. И виновата в этом вовсе не моя неземная красота.

— Бера, спасибо за помощь. — Я встала посреди узкого коридора, прозрачно намекая тем самым, что ему пора.

— Может быть, выпьем кофе?

Н-да, соблазнитель из тебя так себе!

— В другой раз.

— Мне бы хотелось с вами пообщаться.

Может, пора начинать волноваться?

— Вы же говорили, что Глеб — ваш друг? — я усмехнулась. — Значит, у нас еще будет время и пообщаться, и кофе выпить. Так ведь?

— Вы правы. Простите, что побеспокоил вас.

— Ничего страшного. — Я развернулась, чтобы убрать сумку с дороги, и тут же испытала шок.

Глава 4. Нож в груди

Саяна

Сердце ухнуло даже не в пятки, а в подвал этого дома. Прихожая была крошечной, стена напротив — на расстоянии вытянутой руки. Дрожащей от ужаса вытянутой руки. Потому что с огромного белого полотна картины на меня буквально прыгнуло намалеванное алым лицо человека с распахнутым в крике ртом.

— Твою ж мать! — прошептала я, не в силах отвести взгляд от этого, с позволения сказать, произведения искусства. — Глеб, я тебя убью! В конце концов, гад, у тебя всего одна сестра, чтобы над ней так глумиться!

— Не пугайтесь. — Голос скандинава вывел меня из шока. — Это девушка вашего брата рисует. Со временем привыкнете.

— Надеюсь. — Я уязвленно хмыкнула, не сводя глаз с этого шедеврального полотна. Почему мне, сестре, ничего не известно о новой пассии брата, в то время как совершенно незнакомые люди в курсе? Обидно ведь!

— До свидания, Бера. Дальше справлюсь сама. — Развернувшись, резко бросила я.

— Вы правы, Саяна, простите за навязчивость. — Он отступил на пару шагов. — Попросите брата перезвонить мне, когда объявится, это срочно.

— Хорошо. Спасибо за помощь. До свидания. — Я буквально выдавила его в подъезд, закрыла дверь и облегченно выдохнула. Как-то отпуск с самого начала не заладился.

Когда пульс утихомирился, а сердце, опасливо оглядываясь, медленно, на цыпочках, вернулось на свое место, я разбудила чувство юмора и даже смогла улыбнуться. Брат в своем репертуаре. Есть придурки, которые ложатся на пол, разливают вокруг кетчуп, перемазывают им шею и нож, а потом ждут, когда кто-нибудь войдет. Вот Глеб не из таких. Дурацкие шуточки не в его стиле. Ему пооригинальничать надо, удивить и вогнать в ступор. Вот, как сейчас. Оглядывая его жилище, мне пришлось признать, что ему это очень даже удалось!

Я прошла в комнату, поставила сумку в угол и остолбенела. Минуту мозг буксовал, пытаясь понять, а не ошиблась ли я все-таки адресом? Ну не может тут жить мой брат! Чистоплюй, каких еще надо поискать. Перфекционист, проглаживающий даже трусы и считающий шутку про глаженые шнурки не смешной. Аскет, предпочитающий спартанскую обстановку, способный без проблем спать в келье на голом камне. Мужчина, всегда кладущий грязные носки в корзину для белья. Да он бы не выжил здесь!

В большой комнате не просто царил бардак, казалось, само понятие хаоса родилось здесь. На двух стенах картины, подобные той, в прихожей, что вместо «добро пожаловать», и — внимание — ковер! У меня сейчас процессор перегорит. Глеб и этот пылесборник на стене в одном помещении?! Да он даже спать отказывался, когда мы переехали к деду, пока «признак советского достатка» не был с позором изгнан в чулан!

Дальше — больше. У окна стоит кровать с ажурной чугунной спинкой, постельное белье на ней свалено в кучу — ощущение такое, будто простыня гонялась за своим хвостом, как собака, а одеяло устроило реслинг с подушками, потом все устали и рухнули без сил спать.

Рядом, на радость мухам, лежит коробка с недоеденной пиццей. С колбасой. А как же пост? Дверцы многочисленных шкафчиков открыты, будто кто-то пытался что-то найти. Одежда навалена на стулья. Просто воплощение хаоса!

Моим вниманием завладела огромная карта Стамбула на стене, испещренная цветными линиями фломастеров и разнообразными значками также разных цветов. Я подошла ближе. Под ногами что-то захрустело, как стекло вперемешку с песком и чипсами, но мне не захотелось уточнять.

Местами бумага уже истерлась или прорвалась и была закреплена скотчем. Непонятные сокращения и аббревиатуры на карте явно нанесены каллиграфическим почерком Глеба. Что это такое? Он ударился в кладоискательство?

Ветер, прорвавшийся через открытую форточку, поиграл обтрепанными краями карты, но быстро заскучал и, отогнав по пути мух от пиццы, нашел себе другое развлечение. Обернувшись на мелодичный звон, я увидела занавеску из разноцветных круглых бус, что прикрывала дверной проем. Перебирая их, словно струны, ветер наигрывал медленную песенку.

Прервав его концерт, я отодвинула полотно из холодных гладких стекляшек и увидела еще одну комнату, чуть меньше по размеру и без окна. Большой черный диван-раскладушка