Надя Яр - Стражи на башнях

Надя Яр

Стражи на башнях

Благодарности:

— Ричарду Адамсу, за всё.

— Вере Камше, за имя континента.

— Нику Перумову, за КТ.

— Дэну Симмонсу, за вампиров.

— Джону Толкиену, который так ничего и не…

А также гитам — за себя, любимых.

Torrent Universe

Все кошки, которых мы знали как дети —давно уж их, граждане, нету на свете,и всех нам знакомых по детству собакдавненько прибрал посеребренный мрак.

Неужто же в свете сих знаний о светепридет нам охота жалеть о бессмертье?Да здравствуют, в общем, и этот, и тот —один нас качает, другой раздает.

— Доктор Тэллу — изолятор три. Доктор Тэллу — изолятор три…

В изоляторе было светло и сухо. Ребёнок уже умирал. Он прожил в моём Замке три недели и за это время прошёл весь путь от средней степени истощения до несомненного угасания.

— …Сначала плазма помогла, но… Майа, у него фактически нет иммунитета. Уже нет. Ему становится всё хуже. Смотри сама…

Я протянула руку за историей болезни.

Сверху лежала фотография: наш малыш три недели назад, аккуратно укутанный в тёплое синее одеяло. Несовершеннолетнего пациента 598-XY2504 самым классическим образом подбросили в нашу «детскую корзинку» в Западной стене, существующую специально для этой цели. Сероглазое худенькое дитя на четвёртом месяце жизни, как все подкидыши, безымянное — то есть для документов Джей Ди. К истории болезни прилагалась записка, засунутая подбросившими его людьми в детскую рубашонку. Записка была зачем-то сфотографирована, и эта фотография тоже прилагалась. На снимке и в записке красовалось одно-единственное слово — угловатый почерк, жирный красный маркер. «Кровь».

И всё. Что это значит? Младенцу необходима кровь? У него болезнь крови? Интересно, какая дура это писала? Если бы я взялась за сопроводительное письмо для больного младенца, которого собираюсь подбросить врачам, я бы по крайней мере сделала это письмо понятным. Люди…

Чужая кровь ему, впрочем, ничем не поможет. Мы просто не можем её ему перелить, потому что… Потому что она его тут же убьёт.

Вот, симптомы. Потеря веса, расстройство пищеварения, температура, рвота, приступы поноса, отказ от пищи… стойкий стоматит, хронические бактериальные инфекции в сочетании с отитозной средой. Поэтому и изолятор… Раздражительность повышена… значит, плачет он часто, вот что. Бедняга. Чует, наверное, смерть. Иммунитета у мальчишки нет. Т-лимфоциты гораздо ниже нормы; дефицит аденозиндезаминазы в данный момент критический. Последнее поправимо ферментом ПЕГ-АДА, а вот что касается остального… Лимфоциты, бета-клетки и гамма-глобулин почти не регистрируются. Сывороточный альфа-глобулин и иммуноглобулин М заметно понижены… содержание лейкоцитов меньше трехсот на единицу. Похоже, дело непоправимо. Анемии у него нет, гепатита и СПИДа нет, болезней крови и печени вообще нет… Окончательный диагноз…

— Гипоглобулинемия, — прочла я.

— Причём несколько разновидностей, — отозвалась Сара Бергонн. — Во-первых, самая распространённая, швейцарского типа, во-вторых, гипогаммаглобулинемия с лимфоцитами В, в-третьих, ретикулярная дисгенезия… Ты хоть понимаешь, Майа, насколько это невероятно? Во всём мире меньше тридцати детей с одной только гипогаммаглобулинемией! В мировой практике нет на данный момент ни одного пациента с более чем двумя…

— Си, всё когда-нибудь случается впервые, — сказала я. — И нередко, так уж идут дела, это случается в моём Замке.

— Ми, но это ещё не всё. Три недели назад показатели были гораздо лучше. Лейкоциты были тогда почти в норме…

— Да, вижу. Симптомы ГГА обычно проявляются между третьим и шестым месяцами. Должно быть, мама Джей Ди заметила что-то, запаниковала…

Мы стояли над его кроваткой, два беспомощных ангела в белом. Сара — очень хороший врач, она сделала, что могла: инъекции АДА для частичного восстановления иммунных функций, уколы фактора переноса и экстракта зобной железы, даже генную терапию… Я чуть ли не глазами видела, как меркнет под воспалённой кожей ребёнка юная, слабенькая искра жизни.

— Если бы только найти семью, — сказала я. — Гаплоидентичный трансплантат костного мозга мог бы…

— Мы пытались, — ответила Сара. — Я посылала запрос в Хэйо. Там даже родителей не могут найти, не то что близнеца. Никто не знает, в каком городе их искать. Ребёнок может быть откуда угодно, хоть из Ниневе…

— Ну, это вряд ли.

Это вряд ли, потому что в Ниневе такое дело — преступление. Ли Дэйнс что-то такое мне рассказал, жаль, не помню деталей. Бросить больного ребёнка, не предоставив врачам всей требуемой информации… Я не уверена на все сто, но, кажется, в Ниневе это преступление. Серьёзное.

— Он долго не протянет, правда?

Сара покачала головой.

— Даже если генная терапия увеличит сопротивляемость, шансов почти нет. Достаточно одной инфекции — аденовируса, кори, ветряной оспы, гриппа — и всё, Джей Ди конец.

Я протянула руки и подняла умирающее дитя. Медсестра было дёрнулась, и я сказала:

— Тсс…

Я пошла к окну, и она молча покатила вслед капельницу. Джей Ди спокойно лежал у меня в обьятиях, как будто там и было его место. Как будто бы он — моя кошка или мой сын. Крошечный красный носик чуть-чуть подрагивал. Стеклянная стена Северной башни открывала безумный вид на внутренние дворы, на сады, нежные облака розовых, жёлтых, белых цветов.

А в нашем городе цветы необычайной красоты…

Настал ещё один апрель, а у меня нет времени выйти в сад, посидеть, почитать, надышаться и нагуляться среди цветов. Моя больница — настоящий город, самостоятельная административная единица, лишь номинально принадлежащая к Хэйо. Я — повелительница Замка. Я королева.

Когда умерла моя первая пациентка, мне было четырнадцать лет. Я проходила практику в Замке под началом моего отца, тогдашнего главврача. Стоял январь. Земля и сад покрылись серебристой ломкой наледью. У миловидной пожилой дамы обнаружили раннюю стадию рака, и она отказалась от лечения. Я попыталась её переубедить.

— У Вас же есть наверняка есть семья — дети, внуки. Они Вас любят. Жизнь — хорошее дело, зачем выбрасывать её зря?

Я уже не помню, что она отвечала. Когда-то я могла повторить этот разговор наизусть, как выученные в школе стихи. Потом, годы спустя, вдруг попыталась всё вспомнить и не смогла. Теперь из омута лет всплывает лишь выражение её лица, её печальная, смиренная улыбка. Она соглашалась с моими доводами — да, у неё есть любящая семья, да, жизнь, конечно же, хороша — но решение не меняла. Я стала перед ней на колени.

— Бог любит Вас, — сказала я. — Пожалуйста, не умирайте. Вы можете жить.

Это был мой последний аргумент и первый раз, когда я призвала Творца как союзника в бесконечном бою за жизнь против смерти. С тех пор я ещё не раз совершала эту такую понятную глупость. Она ни разу не помогла. Та женщина так и ушла со своим раком домой, в смерть.

Я чуть покачивала Джей Ди в руках. Он не плакал, лежал смирно, как спящий, посапывая. Может быть, он был уже слишком слаб, чтобы протестовать. Я присмотрелась к нему и отметила, что он наблюдает за мной из-под полуопущенных век. Всё это поразительно напомнило мне моих кошек — они так же посапывают и ненавязчиво присматриваются к людям. Мои любимые живые твари…

Я провела пальцами по лбу и носику ребёнка. Он вдруг раскрыл рот и попытался ухватить мою руку бледными дёснами. Необычное такое движение, слабое, незаметное… и знакомое. Я испугалась было, что это судорога, но Джей Ди спокойно сопел дальше, приоткрыв глаза. У него был серьёзный взгляд, печальный и мрачный. Обиженный. На меня? Я поднесла указательный палец к его губам, и он опять цапнул, но не дотянулся. Как будто рефлекс…

Внезапно я вспомнила, где уже видела это движение. Мой персидский кот, дымчато-чёрный, пушистый Паша точно так же хватал куски сырого мяса у меня из рук. Паша умер более десяти лет назад, его убил инсульт, и многие его ужимки успели выветриться из моей памяти — но не эта. Ребёнок был беззуб и очень слаб, в отличие от кота, он не мог бы меня укусить — но это было одно и то же движение.

Всё вдруг сложилось, всё встало в стройный понятный ряд. Его болезнь, этот рефлекс, записка, кровь… Я осторожно вложила палец в ротик малыша, иррационально боясь, что откусит, зная, что этого не случится. Джей Ди прилежно сжал дёсны, пытаясь укусить меня — беспомощно, безнадёжно, беззубо. Он инстинктивно повернул голову так, чтобы мой палец пришёлся на его левый клык, но у него на этом месте не было клыка. Я осторожно вынула палец у него изо рта. Ребёнок сморщился и заплакал. Я нажала на коммуникатор.