Кирстен Уайт - Хаос звезд Страница 11

— Руби, — я смотрю на себя в зеркало. Довольно. «Господи, ты выглядишь так, словно тебя рисовали на фреске!» — Так говорили в музее. Хватит. Одной недели с ними достаточно на всю жизнь. Я не экспонат с выставки, и никогда им не буду.

Ненавижу этот день. Прошлой ночью я сломалась и написала маме электронное письмо.

Просто убедиться, что с ней всё в порядке, даже несмотря на то, что клялась самой себе так не делать. Естественно, она ответила, причём ответ я получила сразу после той странной ссоры с Сириусом.

«Сердечко, я тоже скучаю. Постарайся завести друзей. Перестань есть слишком много сладкого. Я застукала Хаткор в моей мастерской во время их последнего визита, мы правильно сделали, что не отправили тебя жить к Гору. Сны продолжают досаждать, хотя тебе больше ничего в них не угрожает, теперь я спокойна. Они всё ещё снятся тебе? Нефтида здесь, чтобы помочь мне в приготовлениях к рождению малыша, а также созданию амулетов для борьбы с тёмными силами. Твой отец шлёт тебе свою любовь. Не беспокойся за нас. Твоя мать. P.S. Я серьёзно насчёт сладкого».

Я сую леденец обратно в рот, намеренно проводя сладкой палочкой вокруг всех зубов. От одного воспоминания о её письме внутри меня всё кипит. «Я тоже по тебе скучаю» . Я не писала, будто скучаю по ней и уверена, что она не скучает по мне. А это ещё что про посланную любовь от отца? Какую любовь? Сомневаюсь, будто он вообще заметил, что меня нет.

И все эти плохие сны, которые я вижу, без сомнения, являются результатом работы моего мозга, пытающегося разобраться с моим глупым детством. Уверена, что после того, как я устроюсь и действительно почувствую, что у меня есть своя жизнь за гранью всего этого, мой мозг перестанет интерпретировать странные воспоминания из детства.

Я делаю глубокий вдох и прищуриваюсь, глядя в зеркало. Мне стоит отправить фото Исиде, когда всё будет сделано. У неё будет сердечный приступ. Ухмылка расплывается на моём лице, вместе с тем, как Эмберлин берёт передние пряди и наносит на них вязкую массу, а затем оборачивает их в фольгу.

Спустя полтора часа Эмберлин разворачивает меня к зеркалу. Она явно нервничает.

Я смеюсь. Мои чёрные волосы теперь короче, чем были, когда я была совсем крохой, женский вариант причёски «пикси» с длинными верхними прядями. Прядь волос рядом со лбом окрашена в тёмно-зелёный цвет.

— То, что надо! — С подведёнными глазами, в тёмно-фиолетовом топе и тёмных джинсах — я выгляжу круто. Я выгляжу интересно. И во мне не остаётся ничего от моей матери.

Эмберлин облегчённо выдыхает и подробно инструктирует меня о том, как следует заботиться о волосах, чтобы дольше сохранился цвет. Я с радостью плачу ей, прежде чем уйти; я просмотрела расценки за услуги стилистов, поэтому оставляю восемьдесят процентов чаевых. Тот факт, что моя мать платит за то, что она сочтёт убийственным видом, лишь становится вишенкой на праздничном торте. Ну и кто по кому сейчас скучает?

Я беру велосипед Дины и качу его по тротуару; день тёплый, несмотря на облака, которые не собираются уходить. Холмы Сан-Диего быстренько вынуждают меня раскаяться в первоначальном экстазе касательно такого вида транспорта. Кто обустраивал этот город? Хорошо ещё, что Сириус поблизости, чтобы отвезти меня на работу и привезти обратно домой. Я бы, наверное, умерла, если бы мне всюду пришлось крутить педали.

Я замираю, наблюдая за каким-то человеком за банкоматом. Интересно. Карточка вставляется внутрь, но вместо магической оплаты за что-либо, появляются настоящие деньги. Похоже, мне есть над чем поразмыслить по возвращении домой.

Магазин смузи-коктейлей на углу тёмного потрёпанного торгового комплекса манит меня, и я оставляю свой велосипед у фонарного столба. Внутри пахнет божественно — запах цитруса и сахара.

Я заказываю какую-то смесь из клубники, манго и банана, загустевшую в шербет. Когда я выхожу оттуда, то искренне надеюсь, что теперь у меня появится кариес. У меня ведь никогда раньше не было проблем с зубами, и хоть я могу не пользоваться зубной нитью, и не чистить зубы три раза в день (я пробовала забивать на всё это, но от остаточной вины перед Исидой у меня страшно болит голова), может быть, массовый наплыв сахара исправит положение.

Ближайший зелёный пластиковый столик занят парнем, склоняющимся над блокнотом, поэтому я сажусь за следующий свободный за ним, и начинаю замораживать себе челюсти.

Единственная вещь, которая может улучшить настоящий момент — если облака улетят прочь. Мне нравится чувствовать солнце в свой выходной, и я ещё не видела звёзд. От отсутствия контакта с ними я начинаю нервничать. Возможно, вечером небо прояснится.

— Айседора?

Я подпрыгиваю, опрокидывая свой смузи.

— Грёбаный потоп! — Бормочу я, ставя обратно свой стакан и прикрепляя сверху крышку.

Замороженный розовый напиток медленно растекается по столу. Я смотрю наверх, чтобы увидеть виновника, и встречаю пару идеально голубых глаз. Рио.

Он пристально смотрит на меня, словно видит привидение. Даже его оливковый загар бледнеет. Спустя несколько секунд он качает головой, приходя в себя.

— Прости! Я не хотел тебя напугать. — Он хватает кипу салфеток и пропитывает ими лужу.

— Да, ерунда! Не переживай.

Он заканчивает убирать и выбрасывает салфетки в урну, стоящую рядом со мной, берёт свою сумку и садится за мой столик.

— Твои волосы. Я не узнал тебя.

Я сознательно поднимаю палец к обрезанным локонам.

— А, точно. У тебя хорошая память.

— Нет, я имею в виду, что не узнал тебя, когда мы встречались раньше. Но теперь я узнаю.

Я хмурюсь.

— Хм, что? — Почему он не смог узнать меня раньше? Сомневаюсь, что он проводил лето в Абидосе.

— Прости. — Он улыбается, и я вижу его большие, белые и очень ровные зубы. — В смысле, конечно же, я помню тебя. Я помню интересные лица.

— Интересные? Вау. Ты мне льстишь.

Он смеётся.

— У тебя идеальные, классические черты лица. Мне нравится. Ты не похожа на местного жителя.

— Как мне повезло! — Я делаю долгий глоток через трубочку, не представляя точно, о чём нам теперь говорить. Мы ведь не друзья. Я его даже не знаю. Почему он сидит со мной?

Он продолжает смотреть с каким-то странным выражением на его лице. Наконец-то его прекрасные губы снова изгибаются в улыбке, будто он знает шутку, которую не знаю я. Он вытягивает ручку из-за уха, и, возвращаясь к своему чёрному истрёпанному блокноту, начинает быстро писать, словно меня рядом и нет. От чего снова напрашивается вопрос, зачем он вообще здесь сидит.

— Прости, — говорит он, не поднимая глаз. — Просто надо записать описание, прежде чем оно уйдёт. Внезапно появился срок сдачи.

— Конечно. — У меня нет ни малейшего понятия, о чём он говорит, но я пью свой смузи так быстро, что моё горло, будто само превращается в лёд. Чем скорее я допью, тем раньше мои ноги будут крутить педали отсюда. Он слишком красив. Уж как есть. Он слишком прекрасен. И то, как он стоит с откинутыми плечами, то, как улыбка меняет его лицо, то, как она говорит, что его всё веселит, и всегда будет веселить, потому что он настолько красив, что может смеяться над чем угодно и выходить сухим из воды. Да, это было именно тем, что мне никогда не будет нравиться в нём.

Не знаю почему, но мне крайне необходимо найти причину, почему он не должен мне нравиться. Это важно. Я чувствую что-то странное, зарождающееся внутри меня. Но я не позволю перерасти этому во что-то большее.

А он всё так же пишет в своём тупом блокноте. Он грубый и высокомерный. И мне не нравится то, как одна из кудряшек падает на его лоб. Это глупо. Я хочу зачесать её обратно к остальным волосам.

Нет, не хочу. Я не хочу его трогать. Мне всё равно, такие же мягкие его волосы, какими кажутся. Почему я не могу выпить свой коктейль быстрее?

— Так. — Он многозначительно кладёт ручку и смотрит на меня, улыбаясь. — Мне постоянно приходится записывать разные вещи, когда я думаю о них. Даже если потом всё оказывается отстоем, но никогда не знаешь наверняка, правда?

— Хм, ага.

Он ждёт несколько секунд.

— Ты не будешь спрашивать меня о том, что я пишу, да?

Я пожимаю плечами.

— Не-а.

— Мне нравится. И твои волосы мне нравятся. Зелёный годится для контраста.

— Захотелось чего-то нового.

— Заявляю — полный успех.

Я закатываю глаза.

— Моя жизнь закончена. — Я делаю несколько последних отчаянных глотков, пока он сидит здесь, откинувшись назад, совершенно налегке, наблюдая за мной и улыбаясь своей раздражающей таинственной улыбкой. Вероятно, он всегда так уверен в себе. Он пытается флиртовать со мной? Не знаю. Когда я с мамой выходила на редкую экскурсию, мне довольно легко удавалось отшивать надеющихся флиртёров, притворяясь, что я не знаю арабского. (Хотя частенько, они пытались флиртовать и с моей мамой. Фу!)