Нэнси Холдер - Антология «Дракула» Страница 30

Томпсона глубоко тронули эти строки, и он медленно и осторожно положил книгу на стол. От размышлений его заставил очнуться тихий шорох. Он обернулся и увидел высокую и молчаливую фигуру Каролидеса в стеганом белом шелковом халате. Одна рука грека лежала на ручке двери, ведущей в соседнюю комнату. Он скорбно смотрел на гостя. Томпсон отошел от стола:

— Прошу, простите меня. Я не имел права смотреть ваши книги. Я стучался и звал вас, перед тем как войти.

Каролидес грустно улыбнулся:

— Не извиняйтесь, мистер Томпсон. Я слышал вас.

Англичанин улыбнулся.

— Значит, эти книги предназначались для меня? — предположил он.

Каролидес пожал плечами.

— Возможно, — тихо проговорил он. — Как вам понравились стихи?

— Весьма любопытны, — отвечал гость. — Только…

— Возможно, вам некоторые формулировки показались туманными, а сравнения неуместными? Само собой, это перевод с греческого.

— Но о чем же оно? Стихотворение об отставке?

Каролидес подошел ближе.

— История из ее жизни, — просто сказал он. — Только здесь повествование ведется от имени рассказчика другого пола, мужчины. Она была замужем. Десять лет назад.

— И что случилось?

— Муж умер, — отрывисто бросил Каролидес. — Она несколько лет не могла прийти в себя. Мы стали больше путешествовать, я старался ее отвлечь. И вот она написала стихотворение от лица мужчины, оплакивающего свою погибшую возлюбленную.

— Понятно.

Какое-то время они стояли молча, погрузившись в раздумья.

— Строки прекрасны, — неуклюже похвалил Томпсон, чувствуя, что плохо выразил свой восторг.

— Благодарю, мистер Томпсон. Я подумал, что лучше предупредить вас, так как заметил, что вы с ней стали больше чем друзьями. Конечно, прошло уже много лет. Но такое глубоко ранит, и я не хочу, чтобы ей опять было больно.

— Понимаю.

Каролидес подошел к Томпсону и положил руку ему на плечо, что уже стало привычным жестом:

— Вообще-то, я собирался сказать, что Равенна хочет пригласить вас в один хороший маленький ресторанчик в городе. — Тут он взглянул на часы. — Скажем, через час? В вестибюле гостиницы?

7

Тихо и приятно играл цыганский оркестр, и кухня оказалась прекрасной. Только причудливое убранство показалось Томпсону несколько кричащим. Но он не вдавался в подробности относительно декора и еды, поскольку все его внимание полностью поглощала Равенна.

Она была одета в темное платье с глубоким декольте, шею украшал простой золотой кулон, и выглядела она сногсшибательно. Англичанин заметил, что каким-то образом — быть может, с помощью косметики — она замаскировала татуировки, за что он был ей благодарен, ибо они и так находились в центре внимания.

— Вы прекрасно выглядите, — это все, что он сумел сказать, пока они ждали десерт.

И Томпсон не погрешил против истины. После переливания крови Равенна преобразилась. Глаза девушки блестели, щеки рдели, она вся светилась и казалась такой жизнерадостной. Меланхолия бесследно исчезла, она часто улыбалась, обнажая превосходные белоснежные зубы.

— Все благодаря вам, мистер Томпсон, — тихонько проговорила она.

Англичанин смущенно пожал плечами. Равенна снова улыбнулась:

— Теперь ваша кровь бежит в моих жилах. А в моей стране это многое значит.

Томпсон ощутил беспокойство. И не в первый раз.

— Это самое малое из того, чем я мог вам помочь, — пробормотал он. — Что бы случилось в противном случае?

— Ах! — Равенна длинным шипящим звуком втянула в себя воздух. — Об этом лучше не думать! — Она опустила взгляд на белоснежную скатерть. — Сегодня вы получите вознаграждение.

Томпсон снова почувствовал себя ужасно неловко и сделал вид, что ослышался. Он не имел большого опыта общения с женщинами и был настолько неискушен, что побоялся превратно истолковать слова Равенны.

— Я уже вознагражден вашим обществом.

Они закончили с десертом и пили кофе с коньяком, когда подошел почтительный и учтивый менеджер.

— Гости господина Каролидеса, — сказал он Томпсону, но при этом посмотрел на Равенну.

Англичанин удивился. Может, этот ресторан тоже принадлежит Каролидесу?

Они возвращались в «Магнолию» в большом автомобиле. Теплый средиземноморский воздух трепал темные волосы девушки. Молча поднялись наверх в лифте. Томпсон проводил Равенну до ее люкса под номером сорок шесть, который располагался рядом с отцовским.

— Зайдете выпить на ночь?

Пренебречь таким приглашением было бы неприлично. К тому же оно прозвучало скорее как приказ, нежели вопрос. Девушка уже открыла дверь и включила свет. Он вошел вслед за ней и обнаружил точную копию номера Каролидеса. Томпсон увидел фотографию в золоченой рамке — фотографию Равенны и молодого человека исключительной красоты, с точеными чертами лица и отливающими бронзой кудрями. Девушка перехватила его взгляд:

— Прошлое никогда не возвращается. Остается лишь рыдать и хлопать крыльями, отгоняя приближающуюся тьму.

Опустилась тягостная тишина, и Томпсон поспешно сказал:

— Это в вас говорит поэтическая натура.

Она улыбнулась:

— О да. Я слышала, вы читали мои стихи.

— Надеюсь, вы не против.

Девушка покачала головой.

— Я бы назвал ваш вкус эзотерическим, — развивал тему Томпсон. — Хиромантия, магия и прочее.

— Мне это кажется очень увлекательным. Могу я предложить вам бокал замечательного вина, которое мы пьем в особых случаях?

Томпсон согласился и присел на огромный диван в стиле рококо, который занимал треть длины комнаты. Девушка поднесла собеседнику хрустальный бокал с золотой каймой, и они выпили молча. В неясных видениях проходило время. Томпсон очнулся и обнаружил, что лежит на диване. Комната погрузилась во тьму, лишь бледный свет проникал сквозь жалюзи. Рядом с ним лежала обнаженная Равенна. Она помогла Томпсону раздеться, и они неистово занялись любовью. Казалось, они предавались страсти часами. Он вышел из номера девушки уже после трех утра. Разыскав свою комнату, Томпсон принял душ и упал на кровать. Никогда еще он не чувствовал себя таким счастливым.

8

На следующее утро англичанин рано спустился вниз, но Равенна его опередила. В пустом ресторане единственный официант, зевая, стоял у кофеварки в дальнем углу. Руки Равенны и Томпсона встретились под столом.

— Как спалось?

Англичанин рассмеялся.

— Урывками, — признался он. — Надеюсь, мы не разбудили вашего отца в соседнем люксе?

Девушка удивленно вскинула брови:

— Разве вы не помните, что я говорила вам на плоту? Его бы рассмешили эти ваши слова.

Томпсон был озадачен:

— Я вас не понимаю.

Равенна искоса взглянула на него:

— Он мне не отец, а муж.

— Муж?!

Англичанин почувствовал, как накатила тошнотворная помпа ужаса. Казалось, что его предали. Словно загнанный в угол зверь, он огляделся вокруг. Равенна положила свою прохладную ладонь ему на руку, словно утешая расстроенною ребенка.

— Я так надеялся… — порывисто вскричал он.

— Не стоит отказываться от надежд, — тихо проговорила Равенна.

Томпсон уже было вскочил на ноги, но, заметив удивленный взгляд официанта из дальнего конца зала, торопливо опустился на место.

— Что мне ему сказать? — горько спросил он. — Это предательство…

Она вновь рассмеялась:

— Вы не поняли нас. Мы с ним не относимся друг к другу как к собственности.

— Что вы имеете в виду?

— Именно то, что вы слышали.

На стол упала тень, и за спиной англичанина возникла высокая фигура Каролидеса. Он мягко толкнул Томпсона на стул. Сел напротив. И впился в него своим гипнотическим взглядом.

— Позвольте вам объяснить, мистер Томпсон. Ради спасения Равенны нам нужна была ваша помощь. Скажем, мы так условились. Да, мы обманули вас, но ради хорошего дела. Это ничего не меняет и на наши отношения не влияет.

Томпсона обуял гнев:

— Как вы могли потворствовать супружеской неверности!

Равенна умоляюще смотрела на него, но англичанин не обратил на это никакого внимания.

— Послушайте, — сказал Каролидес таким тихим, монотонным голосом, что Томпсон даже затих. — В соответствии с нашей философией агапе женщин нельзя рассматривать как собственность, которую можно купить или продать. Полагаю, смысл стародавней нравственности и верности давно канул в Лету. Мы с Равенной живем гражданским браком. Красавицы должны одаривать очарованием встречных, коль скоро это не вредит окружающим. Так что не берите в голову.

Томпсон был глубоко оскорблен, хотел возмутиться, но властный пристальный взгляд Каролидеса пригвоздил его к месту, и англичанин промолчал. Грек продолжал еще тише: