Нэнси Холдер - Антология «Дракула» Страница 32

Голос Харкера: Валахия… дерьмо!

Джонатан Харкер, клерк адвокатской конторы, лежит в постели, на втором этаже постоялого двора в Бистрице, замерев в ожидании. Его глаза пусты.

Он с усилием встает и подходит к большому зеркалу. Избегая встречаться взглядом с собственным отражением, он делает большой глоток из квадратной бутылки сливовицы. На нем только длинные кальсоны. Многочисленные укусы, почти зажившие, покрывают его плечи. Грудь и руки у него мускулистые, но живот белый и вялый. Он ревностный христианин, постоянно занимается изометрическими упражнениями. Был убит, но сумел выжить.

Голос Харкера: Я думаю только о тех лесах, о тех горах… эта комната… всего лишь зал ожидания. Когда я бродил по лесам, я думал лишь о доме, об Эксетере. Когда я вернулся домой, я думал только о том, чтобы вернуться в горы…

Большое распятие над зеркалом, обвешанное связками чеснока, смотрит вниз, на Харкера. Он запинающейся походкой бредет к кровати, падает на нее, потом встает, протягивает руку и берет головку чеснока.

Впивается в чеснок зубами, будто это яблоко, жует и проглатывает его, запивая сливовицей.

Голос Харкера: Все то время, что я торчу на этом постоялом дворе в ожидании ответственного поручения, я старею, теряю свою драгоценную жизнь. А все то время, что граф провел на вершине горы, высасывая соки из этой земли, он молодел и наливался силой. Томившая его жажда росла.

Харкер достает их прикроватного столика медальон, открывает его и смотрит на портрет своей жены Мины. Без всякой злобы или сожаления он подносит медальон к пламени свечи. Лицо на портрете обугливается, серебряная оправа темнеет.

Голос Харкера: Я ждал, когда Сьюард позовет меня. И наконец это произошло.

Стук в дверь.

— Завидую тебе, Кэтрин Рид, — проскулил Фрэнсис, оглядывая сервировочный стол, уставленный блюдами весьма неаппетитного вида. — Вам, мертвякам, не приходится жрать всякую дрянь.

Кейт обнажила зубы и тихонько зашипела. Она знала, что, хотя глаза у нее цвета бутылочного стекла, а щеки покрыты веснушками, улыбка превращает ее в роковую женщину. Фрэнсис и глазом не повел: в глубине души режиссер считал ее чем-то вроде спецэффекта, а не реальным вампиром.

В этой импровизированной столовой американцы ностальгировали по «Макдоналдсу». Британцы — по крайней мере, теплокровные — с пылом уписывали пайнвудские завтраки, копченую рыбу и тосты. К румынскому общественному питанию ни те ни другие никак не могли привыкнуть.

Фрэнсис наконец-то отыскал яблоко, менее гнилое, нежели остальные, и схватил его. С тех пор как несколько месяцев назад, в период подготовки к съемкам, они встретились в первый раз, он заметно похудел. Переезд в Европу привел к тому, что сопровождающий съемочную группу доктор поставил Фрэнсису диагноз «недостаточное питание» и прописал витаминные уколы. «Дракула», обретая форму, высасывал из режиссера все соки.

Громадная съемочная группа походила на стаю летучих мышей-вампиров, больших и малых, которые кружились вокруг своего вожака, досаждая ему беспрестанными вздорными требованиями. Кейт наблюдала, как в этой изнурительной осаде тает на глазах Фрэнсис — очкастый, бородатый и гиперактивный. Он без устали принимал решения и настаивал на них, фонтанировал идеями, которые предстояло перенести на целлулоидную ленту, переписывал сценарий, приспосабливая его к изменениям натуры или актерского состава. Она не могла понять, как один человек способен порождать такое множество фантазий, каждой из которых хватило бы на целую картину. Окажись она на месте Фрэнсиса, ум ее истощился бы через неделю.

Намерение снимать высокобюджетный фильм в отсталой стране было по меньшей мере рискованным. С таким же успехом можно было бы организовать гастроли воздушного цирка в зоне военных действий. Кто из киношников выживет после всего этого, думала Кейт, и на кого они будут похожи?

Стол, предназначенный для вампиров, был столь же скуден, как и тот, за которым питались теплокровные. Тощие крысы с гарниром из сорной травы. Кейт наблюдала, как один из мастеров по спецэффектам, новоиспеченный вампир в утепленном жилете с широким поясом для инструментов, выбрал самую крупную крысу, которая отчаянно корчилась в его руках, и откусил ей голову. В следующую секунду он сморщился от отвращения и сплюнул на пол.

— У этой твари стригущий лишай, — процедил он. — Коммуняки, мать их, решили нас уморить, пичкая больными грызунами.

— Я бы мог сейчас прикончить целую свинью, — заявил его товарищ.

— А я бы лучше прикончил румынского поставщика продуктов, — бросил молодой вампир.

Кейт решила, что пора утолить жажду. Вокруг было достаточно янки, и разжиться человеческой кровью в этой традиционно суеверной среде не составляло труда. Хотя с тех пор, как благодаря Дракуле вампиризм получил распространение на Западе, минуло девяносто лет, количество бессмертных кровопийц, проживающих в Америке, оставалось незначительным. Большинство американцев сочли бы за честь напоить своей кровью таинственное существо, порожденное добрым Старым Светом.

Но перемены были не за горами.

Неподалеку от вагончика-гримерки, в яркой полосе натурального солнечного света, сияющей в пространстве между реальными соснами и фальшивыми деревьями, Фрэнсис орал на Харви Кейтела. Актер, выбранный на роль Джонатана Харкера, держался стоически, лицо его хранило непроницаемое выражение. Он не позволял втянуть себя в перепалку и этим доводил Фрэнсиса до истерики.

— Запомни, парень, я тебе не гребаный Мартин Скорсезе! — заходился от крика Фрэнсис. — Если ты не умеешь играть, я не собираюсь делать из твоей говенной игры котлету! Мне нужен Харкер, иначе вся картина летит к чертям!

Кейтель сжал кулаки, но не сказал ни слова. Всю неделю Фрэнсис срывал на нем досаду. По слухам, он мечтал заполучить на роль Хакера Аль Пачино или Стива Маккуина, но ни тот ни другой не согласились провести три месяца за железным занавесом.

Кейт прекрасно их понимала. Безликий бункер времен Второй мировой, превращенный в штаб съемочной группы, стоял на древней горе, в окружении дремучего леса. Для того чтобы служить форпостом цивилизации в этой дикой стране, он был слишком некомфортабелен.

Когда ей предложили должность консультанта в фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Дракула», она решила, что будет интересно увидеть страну, где это все начиналось: перемены, страх, преображение. Никто всерьез не верил, что вампиризм берет свое начало здесь, но именно в этих краях появился на свет Дракула. Эта земля питала его в течение веков, прежде чем он решил расправить крылья и распространить свое потомство по всему миру.

Три гипотетических месяца уже разрослись до шести. У этих съемок не было расписания, их приходилось отбывать, как бессрочный приговор. Некоторые арестанты начали требовать освобождения.

Среди вампиров жила мечта о том, что со временем Трансильвания повторит судьбу Израиля и на бесконечно перекраиваемой карте Центральной Европы возникнет новое государство, которое станет для них землей обетованной. Но как только подобные замыслы вышли из-под спуда, Николае Чаушеску наложил на них жесткое вето. Сжимая в руке серебряный серп, железный молот и острую дубовую пику, премьер напомнил всему миру, что «в Румынии знают, как обращаться с пиявками, знают, что кровопийце нужно вонзить в сердце кол и отсечь гнилую башку».

Тем не менее Трансильванское движение — назад в горы, назад в леса — набирало силу: некоторые старейшины, после девяноста лет, проведенных в хаосе большого мира, хотели вернуть себе прежний легендарный статус. Многие представители поколения Кейт, пришедшие в мир в 1880-е, викторианцы, скрученные в дугу веком высоких технологий, отнеслись к подобным устремлениям сочувственно.

— Ты настоящая ирландская леди-вампир, — заявил Харрисон Форд, в качестве любезности прилетевший в Румынию на два дня, чтобы сыграть доктора Сьюарда. — Можно узнать, где твой замок?

— У меня только квартирка в Клеркенвелле, — вздохнула Кейт. — Прямо над винным магазином.

Старейшины грезили, что в возрожденной Трансильвании у них будут замки, поместья, человеческий скот. Все вампиры будут щеголять в роскошных вечерних туалетах и, подобно эльфам, будут владеть несметными грудами золота, в каждом могильном склепе их будет ждать обитый шелком гроб, каждую ночь на небо будет выходить полная лупа. Бесконечная жизнь, море роскоши, бездонные колодцы крови и саваны от парижских кутюрье.

Кейт полагала, что сторонники Трансильванского движении тешатся несбыточными мечтами. Помимо жуткого качества пищи и отсутствия туалетной бумаги (еще одно обстоятельство, повергавшее съемочную группу в отчаяние), Румыния была настоящей интеллектуальной пустыней, страной, где давно смолкли живые разговоры и замерла сама жизнь.