Алекс де Клемешье - Сын Дога Страница 37

– Ладно, допустим. И что же в ателье?

– Ну… там же люди работают, а не Иные, – слегка покраснел маг. – В общем, мне удалось уговорить их пустить меня в монтажную студию на часок… Понимаете, Евгений Юрьевич, в любом музыкальном произведении есть своя внутренняя логика. Она в композиции, в развитии, в кульминации. Но и не только в структуре – даже в каждой музыкальной фразе эта логика присутствует. Иногда композиторы бессонные ночи проводят, пытаясь подобрать необходимое созвучие.

– Как поэты – рифму?

– Ну, не совсем так, конечно… Хотя да, в чем-то этот творческий процесс похож. Суггестивно-трансовое направление в музыке строится на нарочито выраженных, выделенных из единого целого повторяющихся кусочках и определенных, утрированных ритмах. Михальчук – он же как раз ярчайший представитель суггестивно-трансового направления. Я с его творчеством был знаком слабо, всегда больше классику предпочитал. Но тут, как вы понимаете, пришлось изучить глубже.

– И что же? – заинтересовавшись, спросил Угорь.

– Понимаете, даже в таком стиле, в нарочитом отрицании канонов, имеются свои правила, своя структура. И в целом я понимаю логику произведений Михальчука. Мне они не нравятся, но я вижу определенные закономерности. Понимаете?

– Нет, – честно признался Евгений.

– Да как же это объяснить-то? – с отчаянием зашипел Бурнатов. – У композиторов есть свой почерк. Вот! – Он наконец подобрал пример: – Как у художников! Знаток живописи запросто отличит неизвестную картину кисти Тициана от… ну, не знаю, от картин Айвазовского! И дело не в сюжете картины, а в технике, мазках, в том, что называется «рукой художника». А профессионал сможет отличить подлинник от подделки, хотя там мазки бывают похожи точь-в-точь.

– Понял. И ты…

– И я попробовал отыскать в загаринской симфонии кусочки, которые не могли принадлежать «руке» Михальчука! Ведь вся эта симфония – только антураж для чего-то, зашифрованного внутри музыки. Заклинание это, или набор звуков, или тональность, или ритм – но это что-то Михальчук сочинил не сам. Ему указали, что вот это и вот то требуется внести в мелодию. Другие мазки, другая «рука»! Значит, достаточно отфильтровать… ну как бы вычистить из целого произведения все, написанное однозначно Михальчуком, и…

– И тогда останется то, что сочинил кто-то другой, – продолжил за захлебнувшегося на полуслове мага Евгений. – Или попросил добавить, вплести в общий узор.

– Да! – облегченно выдохнул музыкант.

* * *

Трудно передать, какие эмоции испытывал Евгений. Артему не хватало знаний, опыта и терминологии, чтобы донести до оперативника свою задумку, а путаные объяснения пугали Евгения еще больше. Единственное, что он усвоил, – Бурнатову удалось нарезать из записи симфонии микроскопические «чужеродные» кусочки и смонтировать их подряд, без привнесенных Михальчуком маскирующих музыкальных излишеств. Получилась этакая выжимка, концентрат того, что разбросал внутри произведения Хозяин. Сейчас Артем собирался подобрать частоту, которая глушила бы именно эту выжимку. Оставалось слишком много вопросов. Во-первых, работает ли этот «концентрат» сам по себе? Или не просто так его отдельные части были вплетены в общую мелодию? Может, без насыщенного музыкального катализатора реакции вообще не последует? Во-вторых, как эта звуковая гадость подействует на психику в чистом, что называется, неразбавленном виде? Быть может, симптомы, возникшие возле Загарино или во время здешних щадящих процедур, – ничто в сравнении с тем, что предстоит испытать Евгению сейчас? Быть может, вычлененный из симфонии набор звуков попросту убьет его на месте, в кресле, похожем на стоматологическое?

В-третьих, Угорь не до конца еще избавился от своих недавних подозрений. Что, если Артем все-таки не тот, за кого себя выдает? Что, если он почувствовал, насколько оперативник близок к разгадке? Тогда проверка якобы внезапно возникшей гипотезы – прекрасный шанс избавиться от угрозы в лице Евгения. Да, несчастный случай, да, оба знали, что идут на риск, но ради общего дела, ради выздоровления сотен несчастных… В общем, у Артема наверняка найдется способ оправдаться. Эксперимент есть эксперимент – и все тут.

Поэтому в процедурный кабинет Угорь шел буквально как на эшафот – понятия не имея, выйдет ли оттуда живым. Пытался успокоить себя тем, что Великий Шаман не стал бы выдумывать такой сложный способ. Без сомнения, он выбрал бы для столь мелкой и беспомощной сошки, каковой сейчас, по сути, был Евгений, что-то менее показательное – например, падение с лестницы или из окна. А значит, оставалась надежда, что Артем не играет, не лжет. И именно эта надежда являлась причиной, по которой Угорь решил до окончания эксперимента не распространяться о найденной панацее. В конце концов, необходимо же было еще и подобрать глушащую частоту…

Угорь был так уверен, что лечебное крыло в этот час пустует, что несколько опешил, увидев медсестру, закрывающую на ключ кабинет. Ретироваться было поздно – она их заметила.

– Вы что здесь забыли? – строго спросила она.

Будь Угорь на месте Артема, то есть обладай он сейчас способностями Иного, он бы просто отвел девушке глаза, заставил бы забыть о встрече в коридоре. Но молодой маг, по всей видимости, растерялся еще больше, чем он сам.

– А мы… собственно, вот – это Артем Бурнатов из Североморска, о котором я вас спрашивал, – нашелся Евгений. – Помните? Который играет на пианино, а не на тромбоне.

Девушка даже не улыбнулась попытке пошутить. Кинув молодому магу «оч прят», что, наверное, должно было означать «очень приятно», она с усилием дернула дверь, проверяя, надежно ли та заперта.

– И кстати, – сказала она, заметив сборник сказок в руках Евгения. – Книги из нашей библиотеки запрещается проносить в столовую и на процедуры.

– А это… – начал Угорь и на всякий случай посмотрел на Артема; Артем едва заметно кивнул. – А это моя собственная книга. Так что не беспокойтесь.

– Ну, все? – сердито спросила медсестра. – Вы меня познакомили – теперь идите в палату. Нечего вам здесь ошиваться.

И все же, повременив, они сделали еще один заход. Открыть дверь процедурной через Сумрак для Бурнатова было секундным делом. Евгений по привычке направился к креслу.

– Нет-нет! Евгений Юрьевич, вам не туда!

Угорь обернулся. Артем улыбался.

– Вы уже побывали под воздействием, – пояснил он. – По вам не будет в полной мере понятно, что меняется, а что остается прежним. Здесь нужен свеженький Иной. – Бурнатов расплылся в ухмылке и развел руками. – Пойдемте, я вам покажу, что нужно делать. А это, – он указал на «стоматологическое» кресло, – сегодня этот трон занят мной.

Дозорный еще не успел отреагировать, еще не успел возразить или согласиться, как в процедурной появились столичные наблюдатели. Просто соткались из воздуха.

– Ну и чем это вы тут занимаетесь, умники? – деловито, но с насмешкой в голосе осведомился Семен.

Угорь подобрался. С москвичами им не справиться. Конечно, Светлый наблюдатель не торопится пускать Силу в ход, а тридцать лет его занятий японской борьбой джиу-джитсу не являлись для Евгения препятствием к тому, чтобы вступить в драку. Он бы нашел, что противопоставить. Но вот второй…

– Как всегда, – флегматично ответил Светлому Темный, окидывая застигнутых врасплох безразличным взглядом, от которого по коже побежали мурашки. – Изо всех сил пытаются доказать, что они умнее старших. За дурачков нас считают.

– Мы пытаемся проверить гипотезу… – начал возражать ему Угорь.

– Молодцы! – с охотой похвалил Семен. – Только у вас бы все равно ничего не вышло. «Противоядие», которое нейтрализует каносуг… гес… язык сломаешь, пока выговоришь! Проще говоря, нейтрализующие частоты находятся в инфракрасном диапазоне. Вы бы их неделю тут подбирали. А с учетом того, что низкие басы и определенный ритм приносят временное облегчение, вы бы совсем запутались, так и не дойдя до конца.

– Так вы знали?! – воскликнул пораженный Артем.

– Похоже, знали, – подхватил Евгений. – Может, даже с самого начала знали, но зачем-то им было нужно собрать нас здесь. Зачем?

Артур, внимательно разглядывающий свои ногти на левой руке, негромко произнес:

– Молодой человек, когда вы уже научитесь задавать правильные вопросы?

Намекнув таким образом, что разговор с Остыганом не остался незамеченным, Темный не счел нужным продолжать. Зато с видимым неудовольствием продолжил Семен:

– Важно не зачем вас здесь собрали. Важно, почему до сих пор держат. Может, присядем, покурим?

– Заметят – будут ругаться! – чувствуя себя ужасно глупо, предупредил Угорь.

– Не заметят. Заперто. А кто сможет открыть – тот точно ругаться не станет. Так вот, – сказал представитель московского Ночного Дозора, распахивая окно и доставая пачку «Полета», – ничего мы с самого начала не знали. Про частоты – это тут уже выяснилось. Благодаря вам, между прочим. – Он вежливо склонил голову. – Не буду скрывать – уже несколько дней, как выяснилось.