Барбара Хэмбли - Кровавые девы Страница 9

Их было трое. Одна из них — женщина того же типа, что и студент, низкая и коренастая, с тяжелой челюстью — развернулась к темной двери в дальнем конце комнаты.

— Стоять! — Исидро не двинулся с места и не повысил голос, но женщина снова повернулась к ним, словно почувствовав на плече стальную хватку вампира. Эшер видел следы, оставленные на ее губах серебром цепочки. В ее глазах отражался свет фонаря. Никогда раньше Эшеру не приходилось видеть такого выражения угрюмой ненависти.

Даже под страхом смерти Эшер не мог представить себе ее или студента среди гостей на приеме у кого-нибудь из русских аристократов.

А вот вторая женщина вполне могла там оказаться. Высокая, стройная, даже хрупкая, с закрученными в узел светлыми волосами, она держалась с изяществом профессиональной танцовщицы. Именно она сказала:

— Голенищев нами не командует, — и в ее голосе прозвучал скорее робкий вызов, чем уверенность.

Исидро не ответил, спокойно разглядывая их.

— Голенищев — аристократическая свинья, жирный буржуй, он живет за счет рабочих! — повысив голос, выкрикнул студент.

Эшеру очень хотелось спросить, когда же молодой человек в последний раз работал или хотя бы помогал революции, но он подавил это желание. Точно так же он не осмелился протянуть руку к серебряному ножику, лежащему на залитом кровью ковре в ярде от него.

— Насколько я понимаю, — наконец сказал Исидро, — в Петербурге два хозяина?

— Нет.

Эшер ничего не слышал, но в темноте дверного проема он различил сверкающие глаза и смутно белеющие лица, не знающие солнца. Графа Голенищева он узнал по выражению спокойной надменности, свойственной человеку, который с детства привык приказывать своим крестьянам. Кайзеру почти нечего предложить хозяину вампиров. Граф явно считал, что имеет право отнимать чужие жизни ради продления собственного существования, и это было так же очевидно, как и то, что вампиром его сделали скорее из-за его связей и денег, чем из-за ума, как выразился Исидро… и что своих птенцов он отбирал по тому же принципу. Еще трое вампиров вошли в комнату вслед за Голенищевым, как охотничьи собаки за хозяином.

— Иппо, — обратился граф к студенту, — принеси монсеньору Исидро свои извинения.

Он выглядел молодо — ни одному из встреченных Эшером вампиров нельзя было дать больше сорока. Учтивостью и изяществом манер он напоминал француза, хотя облачен был в отличный английский костюм.

— Мария, Оленька, вы тоже…

— Плевать я хотел на монсеньора Исидро! — заявил студент. — И на вас мне плевать.

Несколько мгновений Голенищев молча смотрел на своего птенца, и только блеск бледно-голубых глаз да кривящиеся красивые губы в обрамлении золотистой бородки выдавали его гнев. Студент Иппо вдруг рухнул на колени, словно придавленный невидимой рукой, потом опустился на четвереньки. Бормоча проклятия, он со всхлипами подполз к Исидро и лег на живот, чтобы поцеловать сапог испанца. Трое вампиров, пришедших вместе с Голенищевым, молча наблюдали за его унижением, но в самом их молчании было что-то пугающее. Оно дышало гневом, в любой момент готовым прорваться открытым неповиновением. Эшер осторожно, едва дыша, отодвинулся от двух бунтовщиц. Если хотя бы один из спутников Голенищева решит присоединиться к ним, если ситуация внезапно выйдет из-под контроля, как оно иногда случается, граф и Исидро могут избежать удара… а вот его мятежники не пощадят.

Он коснулся спиной деревянной обшивки стены и почувствовал, как сдвинулась одна из панелей.

Обе женщины вслед за Ипполитом подползли к Исидро. Танцовщица Оля плакала от злости, студентка Мария выкрикивала ругательства и мотала головой, как непокорная собака на цепи. Исидро смотрел на них с полным равнодушием, словно ничто в мире людей больше не могло задеть его. Возможно, подумал Эшер, так оно и было, хотя он сомневался, что леди Ирэн Итон доводилось участвовать в подобном представлении. Или что она написала бы об этом Исидро.

— Хочешь укусить его, Мария? — насмешливо спросил Голенищев. — О, вы только посмотрите на нее! Что за лицо, а? Укуси Иппо, Мария. Давай же.

С совершенно демоническим выражением на лице женщина дюйм за дюймом подползла к студенту — быть может, они были любовниками? — схватила его за уши и начала терзать и рвать зубами его лицо и руки.

— Буржуйское отродье! — заорал Ипполит. — Лакей правящих классов…

— Избавьте нас от этой чепухи про «правящие классы», Ипполит Николаевич, — проговорил один из пришедших с Голенищевым вампиров, сутулый мужчина с лицом, на котором навеки застыла маска раздражительности. — Сейчас рабочие волнуют вас не больше, чем меня судьба Российской Империи. Если не ошибаюсь, в последний раз, когда я видел вас на партийной встрече, вы убили присутствовавшую там девушку-продавщицу. Бедняжка возвращалась домой по темному переулку.

— А теперь слушайте меня, — сказал граф, когда последний из трех бунтовщиков завершил свое «поклонение» и замер на коленях, прижавшись лбом к полу. Их темные фигуры были едва различимы в неверном свете фонаря. Одним движением — жутким движением вампира, которое невозможно отследить глазами и воспринять разумом, — он оказался рядом с Эшером, схватил его за руку и рывком поставил на ноги, как полицейский, поймавший маленького попрошайку.

— Ваш друг князь Даргомыжский не может защитить вас, и когда я поймаю этого жалкого изменника, я покажу вам, насколько он беспомощен. Если вы хотя бы пальцем тронете этого человека… — он подтащил Эшера к ним, — если с ним хоть что-нибудь случится, вы узнаете, чего стоит защита предателя. Я дал слово благородного человека.

Он отвесил Исидро изящный полупоклон и затем толкнул к нему Эшера с такой силой, что тот упал бы на колени, если бы не ожидал чего-то подобного.

Граф развернулся к поверженным бунтовщикам, уже забыв об Эшере, который в этом противостоянии разумов был не более чем второстепенной фигурой.

— Чего бы ни наговорил вам князь, вы трое принадлежите мне. И если вы вдруг в этом усомнитесь… — он пощекотал под подбородком разъяренную Марию и прищелкнул заостренными ногтями перед окровавленным лицом Ипполита, — я с удовольствием повторю урок.

Эшер пришел в себя — внезапно и с таким чувством, словно он только что очнулся от обморока, — на холодной ночной улице. Рядом с ним никого не было.

5

Профессору Джеймсу С. Эшеру.

Банк Хоар, для передачи

Английская набережная

Санкт-Петербург, Россия

Оксфорд

5 апреля 1911

Дорогой мой Джейми,

Удачно ли ты прибыл в Петербург? Насколько тяжелой оказалась поездка? Эта железная дорога (или фабрика?), на которую тебя просил взглянуть дядя Уильям, в самом деле кажется безопасным вложением? Мне не раз приходилось слышать, что русские работают просто ужасно, а речь ведь идет об огромной сумме денег, к тому же ты знаешь дядю Уильяма.

Пока ты в Петербурге, не мог бы ты встретиться кое с кем из моих коллег? В конверте ты найдешь несколько рекомендательных писем, но с тем же доктором Гарбахом мы встречались, когда он в последний раз был в Англии, и я уверена, что он меня помнит. Мне хотелось бы наладить переписку со специалистами по заболеваниям крови, поскольку некоторые мои открытия ставят меня в тупик (не буду утомлять тебя подробностями, но то, что я обнаружила, по меньшей мере необычно).

Вот список этих джентльменов:

Доктор Иммануил Грюн, Невский проспект,

Доктор Вильгельм Гарбах, Адмиралтейский проспект,

Доктор Эмрих Шпурцхайм, Караванная улица, рядом с каналом Фонтанка (или это река?),

Доктор Бенедикт Тайсс, Большой Сампсониевский проспект,

Доктор Рихард Бирштадт, Итальянская улица,

а также доктор Иоганн Лойтце, Невский проспект.

У доктора Людвига Шпора приемная в Москве на Тверской (что у них за названия!), также в Москве проживают доктор Каспар Мантойфель (на Никитской), доктор Клаус Голдерлин (тоже на Тверской) и доктор Райнхольд Пройц (его адреса мне найти не удалось, но я уверена, что он в Москве). О двух других — докторе Рихарде Франке и докторе Эмиле Боденшатце — известно, что раньше они работали в России, но где они находятся сейчас, я не знаю.

Все они изучают химический состав крови. Надеюсь, среди них ты найдешь хотя бы одного, кто разделяет твой интерес к фольклору!

И удачи с фабрикой дяди Уильяма (или все-таки железной дорогой?).

Горячо обнимаю,

Лидия

Серый дождь барабанил по окнам кабинета. Лидия запечатала конверт, поворошила заполнявшие ящик стола бумаги в поисках марки (так вот куда я сунула записи по нервным расстройствам!), затем откинулась на спинку стула и уставилась на мокрую серую стену Нового Колледжа и на двух молодых мужчин (студенты, боящиеся промочить мантии?), большими скачками несущихся по Холиуэлл-стрит. Лидии они казались огромными черными листьями.