Прежде чем их повесят - Аберкромби Джо Страница 16

— Я плачу в сердце своем, но я уже видел такое прежде. Скарио, Голтус, а вот теперь Кабриан. Три самозваных императора сошлись в смертельной схватке, их солдаты опустошают страну, а немногие города, сохранившие независимость, в ужасе смотрят на это и прикладывают все усилия, чтобы уцелеть в этом кошмаре.

Байяз нахмурился.

— Я предполагал идти на запад. Мне нужно переправиться через Аос, а мост в Дармиуме ближе всех.

Легат покачал головой.

— Говорят, что Кабриан, который всегда был эксцентричным, окончательно потерял разум. Будто бы он убил жену, взял в жены трех своих дочерей и объявил себя богом во плоти. Городские ворота заперты, а он очищает город от ведьм, демонов и изменников. На каждом углу поставлены виселицы, на которых ежедневно появляются новые тела. Не разрешается ни входить в город, ни выходить из него. Таковы новости из Дармиума.

Джезаль не ощутил ни малейшего облегчения, когда Байяз ответил:

— Что ж, тогда придется идти в Аостум.

— Никто больше не сможет перейти через реку в Аостуме. Скарио, убегая от жаждущих мести войск своего брата, перешел мост и приказал саперам разрушить его за своей спиной.

— Он уничтожил мост?

— Вот именно. От чудесного сооружения, сохранившегося с древних времен и простоявшего две тысячи лет, ничего не осталось. В дополнение к вашим горестям скажу, что в последнее время шли сильные дожди и великая река сейчас быстра и полноводна. Вброд не перейти. Боюсь, в этом году вам не удастся переправиться через Аос.

— Это необходимо.

— Но невозможно. Если хотите моего совета, я бы на вашем месте оставил империю оплакивать свои беды и вернулся туда, откуда вы пришли. Мы здесь, в Халцисе, всегда старались вести борозду посередине поля — не принимать ничью сторону и держаться подальше от несчастий, что постигли другие земли нашей страны, одно тяжелее другого. Мы по-прежнему блюдем уклад наших отцов. — Он показал на себя. — Городом управляет имперский легат, как в древние времена. Власть не попала в руки какому-нибудь бандиту, мелкому вождю, фальшивому императору! — Он вяло повел рукой, указывая на роскошный зал вокруг. — Вопреки всему, мы сумели сохранить частицу былого величия, и я не стану этим рисковать… Ваш друг Захарус был у нас не более месяца назад.

— Был здесь?

— Он сказал мне, что Голтус — законный император, и потребовал, чтобы я поддержал его. Я прогнал Захаруса, ответив ему так же, как отвечаю вам: мы в Халцисе довольны тем, как мы живем. Мы не хотим участвовать в ваших своекорыстных замыслах. Перестаньте лезть в чужие дела и убирайтесь отсюда, маг. Я даю вам три дня на то, чтобы покинуть город.

Последние отголоски речи Нарбы затихли, и повисла долгая звенящая пауза. Миг тишины затягивался, а лицо Байяза становилось все мрачнее и мрачнее. Это было долгое, выжидающее молчание, но в нем не было пустоты — оно полнилось нарастающим страхом.

— Ты, кажется, перепутал меня с кем-то? — прорычал Байяз, и Джезаль ощутил настоятельную потребность отодвинуться от него подальше, спрятаться за одной из этих замечательных колонн. — Я первый из магов! Первый ученик самого великого Иувина!

Его гнев, словно огромный камень, давил на грудь Джезаля, выжимая воздух из легких и лишая сил. Маг поднял увесистый кулак.

— Эта рука низвергла Канедиаса! Эта рука короновала Гарода! И ты осмеливаешься мне угрожать? Что ты называешь сохранением былого величия? Город, который прячется за полуразрушенными стенами, как старый немощный вояка в непомерно больших доспехах, оставшихся от его молодости?

Нарба съежился за своей серебряной утварью, и Джезаль содрогнулся. Он в ужасе представил, что легат в любую минуту может взорваться, окропив зал своей кровью.

— Ты думаешь, мне нужен этот треснутый ночной горшок, этот твой город? — гремел Байяз. — Ты даешь мне три дня? Мне хватит и одного!

Он развернулся на каблуках и зашагал по отполированному полу к выходу, а гулкие раскаты его голоса все еще разносились эхом по сияющим стенам и сверкающему потолку.

Джезаль мгновение помедлил в нерешительности, ощущая слабость и дрожь во всем теле. Потом наконец сдвинулся с места и виновато побрел вслед за первым из магов мимо онемевшей от страха стражи легата к свету дня.

Состояние городских укреплений

«Архилектору Сульту, главе инквизиции его величества.

Ваше преосвященство!

Я ознакомил членов правящего совета Дагоски со своей миссией. Вряд ли вас удивит, что они не пришли в восторг, узнав о внезапном ограничении своей власти. Я уже начал расследование исчезновения наставника Давуста и уверен, что результаты вскоре последуют. Оценку состояния городских укреплений я произведу при первой же возможности и предприму все необходимые меры, чтобы обеспечить неприступность Дагоски.

Ждите вестей. А пока — служу и повинуюсь.

Солнце налегало на осыпающиеся зубчатые стены, словно огромный груз. Оно давило на склоненную голову Глокты сквозь шляпу. Оно наваливалось на его согнутые плечи сквозь черный плащ. Оно грозило выжать из него досуха всю соки, высосать всю жизнь, сокрушить его, поставить на колени.

«Прохладное осеннее утро в восхитительной Дагоске».

Солнце атаковало сверху, а соленый ветер тем временем набрасывался прямым курсом. Он прилетал с пустынных просторов моря и беспрепятственно несся над полуостровом, горячий и полный удушающей пыли; ударялся в городские стены и драил соленым песком все, что попадалось на пути. Он стегал потную кожу Глокты, иссушал губы, терзал глаза, заставляя проливать жгучие слезы.

«Кажется, даже погода хочет избавиться от меня».

Практик Витари шла по парапету сбоку от него, раскинув руки в стороны, как цирковой акробат на канате. Глокта снизу хмуро поглядывал на нее — высокую черную фигуру на фоне сверкающего неба.

«Она вполне могла бы просто идти внизу и не устраивать представления. Но так, по крайней мере, есть надежда, что она свалится».

Городская стена была не меньше двадцати шагов в высоту. Глокта позволил себе едва заметную улыбку, представив себе, как любимица архилектора споткнется, поскользнется и полетит вниз со стены, хватая руками пустоту.

«Издаст ли она отчаянный крик, когда будет падать навстречу смерти?»

Однако она не падала.

«Стерва. Конечно же, сочиняет очередное донесение архилектору: „Калека по-прежнему барахтается, словно выброшенная на берег рыба. Он до сих пор не обнаружил ни малейшего следа Давуста или предполагаемого предателя и, видимо, не обнаружит, пока не допросит половину города. Единственный, кого он пока что арестовал, это человек из его собственной инквизиции…“»

Глокта заслонил глаза рукой, щурясь на ослепительном солнце. Перед ним лежал скалистый перешеек, соединявший Дагоску с материком: не более нескольких сотен шагов в ширину в самом узком месте. По обе стороны сверкало море. Дорога от городских ворот тянулась коричневой лентой через желтый низкорослый кустарник, пересекая местность в южном направлении, вплоть до высохших холмов на материке. Несколько морских птиц, пронзительно крича, с унылым видом кружили над дорогой, но других признаков жизни не было видно.

— Не могли бы вы одолжить мне вашу подзорную трубу, генерал?

Виссбрук раздвинул трубу и неохотно сунул ее в протянутую руку Глокты.

«Он явно считает, что у него полно более интересных дел, чем устраивать мне экскурсию по оборонительным укреплениям».

Генерал задыхался в своем безупречном мундире, его пухлое лицо блестело от пота.

«Прикладывает все усилия, чтобы сохранить профессиональную выправку. Выправка — едва ли не единственное, что есть профессионального у этого идиота. Однако, как выразился архилектор, мы должны работать с теми орудиями, которые у нас есть».

Глокта поднес медную трубку к глазу.

Гурки соорудили у подножия холмов частокол. Высокая изгородь из деревянных кольев отрезала Дагоску от материка. По другую ее сторону виднелась россыпь палаток, над кухонными кострами здесь и там поднимались тонкие струйки дыма. Глокта едва различал двигавшиеся там крошечные фигурки и отблески солнца на полированном металле.