Энтони Райан - Песнь крови Страница 3

Одна из косаток взлетела над водой в великолепном облаке пены, извернулась в воздухе и обрушилась в море с грохотом, от которого весь корабль содрогнулся. Мельденейцы восторженно взревели. «Ах, Селиесен! – подумал я. – Какие стихи ты сложил бы по такому случаю!»

– Они почитают их священными.

Я обернулся и увидел, что Убийца Светоча стоит у борта рядом со мной.

– Говорят, когда мельденеец умирает в море, косатки уносят его душу в безбрежный океан за гранью мира.

– Суеверия! – фыркнул я.

– Но ведь у вашего народа есть свои боги, разве нет?

– У моего народа – да, а у меня – нет. Боги – миф, утешительная сказка для детей.

– Подобные речи сделали бы вас желанным гостем у меня на родине.

– Мы не у тебя на родине, северянин. И я не имею ни малейшего желания когда-либо там оказаться.

Еще одна косатка взмыла в воздух на добрые десять футов, прежде чем обрушиться вниз.

– Странное дело, – задумчиво сказал Аль-Сорна. – Когда наши корабли пересекали это море, косатки не обращали на нас внимания, и встречали только мельденейцев. Возможно, они разделяют те же верования.

– Возможно, – ответил я. – А возможно, они ценят дармовую кормежку.

Я кивнул на нос: там капитан швырял в море лососей, и косатки хватали их так проворно, что и не уследишь.

– Почему вы здесь, господин Вернье? – спросил Аль-Сорна. – Почему император отправил именно вас? Вы ведь не тюремщик.

– Император милостиво снизошел к моей просьбе о разрешении присутствовать при вашем грядущем поединке. Ну и, разумеется, сопроводить домой госпожу Эмерен.

– Вы приехали, чтобы увидеть, как я умру.

– Я приехал, чтобы составить рассказ об этом событии для императорского архива. В конце концов, я императорский хронист.

– Да, мне говорили. Гериш, мой тюремщик, был большим поклонником вашей истории войны с моим народом. Считал ее лучшим произведением альпиранской литературы. Для человека, который проводит свою жизнь в темнице, он был очень образованный. Бывало, часами просиживал напротив моей камеры и зачитывал мне страницу за страницей – особенно описания битв, очень они ему нравились.

– Тщательное исследование – ключ к искусству историка.

– В таком случае, печально, что вы все так переврали.

И я снова пожалел, что мне не дано силы воина.

– Переврал?

– Ужасно.

– Понятно. Быть может, если вы пораскинете своими дикарскими мозгами, вы сможете мне подсказать, в каких разделах я так ужасно наврал?

– О, в мелочах-то у вас все верно, по большей части. Если не считать того, что у вас сказано, будто я командовал Волчьим легионом. А на самом деле это был тридцать пятый пехотный полк, известный среди королевской стражи как «Бегущие волки».

– Вернусь в столицу – тотчас выпущу исправленное издание, – сухо ответил я.

Он прикрыл глаза, вспоминая.

– «Вторжение короля Януса на северное побережье было лишь первым шагом в воплощении его куда более амбициозного замысла: захвата всей Империи».

Цитата была дословная. Его памятливость произвела на меня впечатление, но будь я проклят, если бы признался в этом.

– Простая констатация факта. Вы явились сюда, чтобы завоевать Империю. Янус был безумец, если думал, будто подобный план увенчается успехом.

Аль-Сорна покачал головой.

– Мы явились, чтобы захватить порты на северном побережье. Янусу нужны были торговые пути через Эринейское море. И безумцем он не был. Он был старым, отчаянным – но не безумным.

Я удивился: в его тоне отчетливо звучало сочувствие. А ведь Янус, в конце концов, был великим предателем – то была часть легенды об Убийце Светоча.

– А откуда это вам так хорошо известно, что было у него на уме?

– Он мне сам говорил.

– Говорил? Вам?

Я расхохотался.

– Я написал тысячу писем с запросами всем послам и чиновникам Королевства, кого только вспомнил. Немногие удосужились ответить, и все они сходились в одном: Янус никогда никому своих планов не поверял, даже родным.

– Но вы, тем не менее, утверждаете, будто он хотел завоевать всю вашу Империю.

– Логичный вывод, основанный на известных обстоятельствах.

– Логичный – быть может, но ошибочный. У Януса была королевская душа: он умел быть холодным и жестоким, когда надо. Но он не был алчным и не был мечтателем. Он понимал, что Королевству никогда не набрать достаточно людей и средств, чтобы завоевать вашу Империю. Мы пришли захватить порты. Он говорил, что это единственный способ обеспечить наше будущее.

– С чего бы это ему сообщать вам столь секретные сведения?

– У нас была… договоренность. Он говорил мне много такого, чего не сказал бы никому другому. Некоторые его приказы требовали объяснения, иначе я не стал бы их выполнять. Но, думаю, иногда ему просто было нужно перед кем-то выговориться. Даже королям бывает одиноко.

Я ощущал странный соблазн: северянин понимал, что я алчу тех сведений, которые он может мне дать. Мое уважение к нему росло, моя неприязнь – тоже. Он использовал меня, он хотел, чтобы я написал историю, которую он может поведать. Почему именно – я понятия не имел. Я понимал, что это имеет какое-то отношение к Янусу и к поединку, что ожидал его на островах. Быть может, он нуждался в том, чтобы облегчить душу перед смертью, оставить в наследство правду о себе, чтобы история запомнила его не только как Убийцу Светоча. Последняя попытка оправдать себя самого и своего покойного короля.

Я позволил молчанию затянуться, наблюдая за косатками до тех пор, пока они не наелись свежей рыбы и не уплыли к востоку. Наконец, когда солнце начало клониться к горизонту и тени удлинились, я произнес:

– Ну что ж, расскажите.

Глава первая

В то утро, когда отец Ваэлина отвез его в Дом Шестого ордена, над землей стелился густой туман. Мальчик сидел впереди, вцепившись в луку седла, наслаждаясь поездкой. Отец редко брал его покататься.

– А куда мы поедем, милорд? – спросил он у отца по дороге в конюшню.

Высокий мужчина ничего не ответил, лишь замялся на мгновение, прежде чем взвалить седло на одного из своих боевых скакунов. Ваэлин привык к тому, что отец почти никогда не отвечает на вопросы, и не увидел в этом ничего особенного.

Дом остался позади. Железные подковы цокали по булыжной мостовой. Через некоторое время миновали северные ворота, где на виселице раскачивались трупы в клетках, распространяющие тошнотворный запах тления. Мальчик давно научился не спрашивать, что сделали эти люди, чтобы заслужить подобное наказание: то был один из тех вопросов, на которые отец отвечал охотно, и от его рассказов Ваэлина бросало в пот и он плакал по ночам, всхлипывая от любого звука за окном: ему все казалось, что за ним вот-вот придут разбойники, мятежники или отрицатели, одержимые Тьмой.

За стенами булыжники скоро сменились мягкой землей, и отец пустил коня сперва легким галопом, а потом и в карьер. Ваэлин восторженно хохотал. На миг ему сделалось стыдно за свое веселье. Миновало всего два месяца, как скончалась матушка, и отцовская скорбь черным облаком висела над всем домом. Слуги держались робко, гости навещали редко. Но Ваэлину было всего десять, и к смерти он относился по-детски: по матери он скучал, но ее уход представлялся ему загадкой, величайшей тайной мира взрослых, и хотя мальчик плакал, но почему – он и сам не знал, а воровать у повара печенье и играть во дворе с деревянным мечом он так и не перестал.

Они скакали всего несколько минут, потом отец натянул повод, хотя для Ваэлина все закончилось слишком быстро, он был готов мчаться так вечно. Они остановились у больших железных ворот. Решетка была высокая, выше, чем три человека, поставленных друг на друга, и каждый прут завершался острым наконечником. Над аркой ворот возвышалась железная фигура: воин, держащий меч перед собой, острием книзу, и лицо его – иссохший череп. Стены по обе стороны ворот были почти так же высоки, как сами ворота. Слева, на деревянной перекладине, висел медный колокол.

Отец Ваэлина спешился и снял с седла сына.

– Что это за место, милорд? – спросил он. Собственный голос казался ему громким, как крик, хотя говорил он шепотом. Тишина и туман вселяли тревогу, ему не нравились эти ворота и фигура на них. Он знал с ребяческой уверенностью, что пустые глазницы – ложь, обманка. Фигура следила и ждала.

Отец не ответил, подошел к колоколу, снял с пояса кинжал и ударил в колокол навершием рукояти. Звон звучал как дерзкий вызов тишине. Ваэлин зажал уши руками, пока звон не стих. Когда он поднял глаза, отец стоял над ним.

– Ваэлин, – сказал он своим хриплым голосом воина. – Помнишь ли ты наш девиз, которому я тебя научил? Наше семейное кредо?

– Да, милорд.

– Повтори его.

– «Верность – наша сила».

– Да. Верность – наша сила. Помни об этом. Помни, что ты мой сын и что я хочу, чтобы ты остался здесь. Тут тебя многому научат, ты станешь братом Шестого ордена. Но ты навсегда останешься моим сыном и будешь чтить мою волю.