Нефритовый трон - Новик Наоми Страница 3

Он гнал от себя самую мысль о том, что будет с его собственной жизнью после отправки селестиала в Китай. О новом драконе, разумеется, и речи не может быть, а на флот его обратно не примут. Поступить разве на торговое или частное судно? Но сердце его не лежало к этому, а призовых денег вполне хватало на безбедное существование. Можно даже жениться и зажить деревенским джентльменом – но эта идиллия, некогда столь желанная, ныне представлялась Лоуренсу тусклой и монотонной.

Хуже того, он ни в ком не встретит сочувствия: прежние знакомые сочтут, что он счастливо отделался, семья возликует; никто не поймет, какую тяжкую утрату он потерпел. В самом деле, не смешно ли так горевать? Авиатором он сделался против воли, из одного чувства долга, и пробыл им менее года. Только другой авиатор – и не просто авиатор, а капитан – способен понять его чувства; но Лоуренс, лишившись Отчаянного, вновь окажется по ту сторону пропасти, отделяющей воздушное братство от всего прочего общества.

В общем зале «Короны и якоря» царило оживление, хотя обеденный час по городским меркам еще не настал. Заведение было не из фешенебельных, и останавливались в нем большей частью сельские жители, привыкшие отводить для еды и питья более разумное время. Это место не слишком годилось для респектабельной дамы, и сам Лоуренс в былые дни вряд ли зашел бы сюда. Завсегдатаи бросали на Роланд весьма красноречивые взгляды, но присутствие плечистого офицера со шпагой на боку удерживало их от дальнейших поползновений.

Роланд поднялась с Лоуренсом в свои комнаты, усадила его в безобразного вида кресло, налила вина. Он поспешно загородился стаканом от ее сострадательного взгляда, боясь, что мужество окончательно изменит ему.

– У вас того и гляди случится голодный обморок, – сказала Роланд. – Надо срочно подкрепить ваши силы. – Она позвонила, и двое слуг вскоре принесли простой, но сытный обед: жареную птицу, говядину с подливкой, зелень, телячий пирог, тушеную капусту и пудинг на сладкое. Роланд велела поставить на стол все разом, чтобы не морочиться с переменой блюд, и отослала их прочь.

Лоуренс не думал, что он в состоянии что-то съесть, но при виде пищи ощутил голод. Две недели он питался урывками, да и стол в его дешевом пансионе, выбранном из-за соседства с запасником, оставлял желать много лучшего. Сейчас он воздал еде должное, а Роланд тем временем развлекала его свежими новостями.

– Жаль, конечно, терять Ллойда, – сказала она о своем помощнике, – но его хотят приставить к яйцу углокрыла, которое зреет в Кинлох-Лэггане.

– Я, кажется, видел его там, – оживился Лоуренс. – Это ведь яйцо Обверсарии?

– Да, и мы возлагаем на него большие надежды. Ллойд, конечно, на седьмом небе, и я за него очень рада, но нелегко привыкать к новому помощнику после пяти лет со старым. Эксидиум и весь экипаж без конца вспоминают, как Ллойд делал то или это. Сандерс, впрочем, добрый малый, и положиться на него можно. Нам его прислали из Гибралтара, когда Грэнби отказался занять этот пост.

– Как отказался? – вскричал Лоуренс в испуге (Грэнби был первым лейтенантом у него самого). – Надеюсь, он не из-за меня это сделал?

– Боже, так вы не знали? – не меньше него всполошилась Роланд. – Он очень мило со мной говорил – сказал, что весьма мне обязан, но со своей должности уходить не хочет. Я была в полной уверенности, что он советовался на этот счет с вами – думала, у вас появился повод надеяться.

– Нет, – тихо ответил Лоуренс, – не советовался. Как бы ему вовсе не остаться без места – жаль слышать, что он упустил такой случай. – В корпусе на отказ Грэнби, несомненно, посмотрят косо. Офицер, отвергнувший одно предложение, не скоро дождется следующего, а у Лоуренса теперь вряд ли будет возможность ему помочь.

– Чертовски сожалею, что расстроила вас еще больше, – посетовала Роланд. – Знаете, адмирал Лентон почти не трогал ваш экипаж, только отдал несколько человек Беркли, который оказался в отчаянном положении. Мы все думали, что Максимус больше не будет расти, и ошиблись: после вашего отъезда он вымахал в длину еще на пятнадцать футов. – Ее попытка вернуться к легкому разговору, однако, не удалась: Лоуренс, положив нож и вилку, отодвинул полную наполовину тарелку.

На улице уже смеркалось, и Роланд задернула шторы.

– Не хотите ли послушать концерт?

– Буду счастлив сопровождать вас, – машинально ответил он.

– Нет-нет, я вижу, что вы не хотите. Ступайте-ка в постель – незачем сидеть и печалиться понапрасну.

Они потушили свечи и легли.

– Не имею ни малейшего понятия, что мне делать, – произнес Лоуренс: темнота способствовала откровенным признаниям. – В разговоре с вами я назвал Барэма негодяем и не могу простить ему, что он побуждал меня лгать. Такое поведение недостойно джентльмена. Но ведь по натуре он не столь низок и никогда не пошел бы на это, будь у него выбор.

– Мне противно слышать, как он раболепствует перед этим чужеземным принцем, – сказала, опершись на локоть, Роланд. – В бытность мою мичманом я как-то оказалась в Кантоне – наш транспорт кружным путем шел из Индии. Их джонки с виду даже сильный ливень едва ли способны выдержать, не говоря уж о шторме. Если Китай и завяжет с нами войну, своих драконов через океан они переправить не смогут.

– Я сам поначалу так думал. Но чтобы прервать торговлю с нами или нарушить наше сообщение с Индией, драконы им не понадобятся. Кроме того, они граничат с Россией. Атакуют царя с востока, и антифранцузская коалиция сразу развалится.

– От русских на войне толку пока было немного, зато шуму хоть отбавляй. Дурные манеры одними только деньгами не искупаются – это относится и к человеку, и к нации. У нас всегда недоставало финансов, однако мы все-таки исхитрились подбить Бонапарту глаз. Хороши и наши высокие чины: как можно было разлучать вас с Отчаянным! Барэм вас совсем к нему не пускает?

– Нет – вот уже две недели. В запаснике есть один порядочный парень: он передает Отчаянному весточки от меня и рассказывает, как тот поживает, но если он меня пустит туда, дело кончится трибуналом для нас обоих. Впрочем, меня этим теперь уже, пожалуй, не остановишь.

Год назад Лоуренс и помыслить не мог, что способен произнести нечто подобное, но честность не позволила ему умолчать. Роланд, сама авиатор, и не подумала возмущаться. Она лишь погладила его по щеке и заключила в объятия, пытаясь хоть как-то утешить.

Среди ночи Лоуренс внезапно проснулся. Роланд не было рядом, в дверях стояла со свечкой зевающая служанка. Передав постоялице запечатанный пакет, девушка с нескрываемым интересом воззрилась на лежащего в постели мужчину. Лоуренс виновато покраснел и поспешил убедиться, что прикрыт надлежащим образом.

Роланд сломала печать и взяла у горничной свечку.

– Вот вам, ступайте, – сказала она, вручив девушке шиллинг и бесцеремонно захлопнув дверь у нее перед носом. – Мне придется покинуть вас, Лоуренс. Из Дувра сообщают, что в Гавр под охраной драконов следует французский конвой. В охране имеется флам-де-глуар,[1] и флот без воздушной поддержки не обойдется.

– А не сообщают они, сколько в этом конвое судов? – Лоуренс поспешно натягивал бриджи. Огнедышащий дракон – худшее, с чем может столкнуться военный корабль даже и при наличии воздушной поддержки.

– Около тридцати – и все, можно не сомневаться, битком набиты боеприпасами. – Роланд туго заплела волосы в косу. – Вы мой мундир не видели?

За окном уже светало, нужды в свечах почти не было. Лоуренс отыскал мундир, подал его Роланд. Часть его сознания уже прикидывала, сколько английских кораблей выделят для преследования каравана и сколько французских судов сумеет все же достичь безопасной гавани: в Гавре очень сильная артиллерийская батарея. Ветер, если он не переменился со вчерашнего дня, благоприятен для бонапартистов. Тридцать кораблей, груженных железом, медью, ртутью и порохом! На море Бонапарт после Трафальгара, положим, не страшен, но на суше он остается властелином Европы, и этот груз позволит ему продержаться еще много месяцев.