Робин Маккинли - Меч королевы Страница 30

9

Харри глядела на темного горного короля верхом на красном коне и понимала – выхода нет. Это небо, звезды, подмигивающие в стремительно павшей темноте, песок и окружающие горы загнали ее в угол. Она чувствовала себя персонажем чужой истории, вышитой фигуркой на горском гобелене, воплощением чего-то, о чем дома, на Островах, никто и представления не имел. Затем толпа взревела и бросилась внутрь. Харри закрыла глаза. Но ее гладили по щиколоткам, по рукам, по спине, снова превращая в человека, с человеческим изумлением и человеческой удачей. Рев начал складываться в слова: Харизум-сол! Лапрун-минта! Минта-мусти! Харизум-сол! Цорнин и Исфахель сошлись и терпеливо стояли рядом, пока вокруг бушевали зрители. Кони повернули головы и приветственно коснулись друг друга носами.

Краем глаза Харри видела, как Корлат промокнул каплю крови в уголке рта тыльной стороной ладони.

Толпа отхлынула, распавшись на более мелкие группки. Люди смеялись и хлопали друг друга по рукам, плечам и спинам. Золотой Луч и Огненное Сердце чуть отступили. Их всадники сидели молча и неподвижно. Харри не могла смотреть на короля. Он протянул к ней руку, но Цорнин сделал крохотный шажок в сторону, и рука Корлата упала.

Матин появился с другой стороны от Харри и тронул ее за локоть. Девушка благодарно улыбнулась знакомому лицу. Наставник молча повернулся, а она соскользнула с Золотого Луча, и они вдвоем медленно последовали за ним, наконец позволив себе ощутить усталость. Старый воин остановился возле двух уже поставленных тари, опустился на колени и занялся костром, тактично игнорируя своих учеников. Харри только рада была на время забыть про славу лапрун-минта. Пока она машинально снимала с Золотого Луча седло и вытирала коня насухо, марево головной боли и чувство неуместности происходящего начало отступать. Запах Матиновой стряпни подкрался, словно старый друг, ободряя и напоминая ей, кто она есть или кем она стала. Хари, Дочь Всадников.

В ту ночь Харри объелась. Она ела, пока желудок не заболел. Пока шли тренировки, Матин держал ее на строгой диете. Но содержимое тарелки почти не задевало внимания. Множество лапрунов, с кем она сражалась сегодня, приходили, чтобы коснуться ее руки и принести нечто вроде присяги на верность. Они возникали на краю светового круга, такие же неразличимые, как и днем: красные, синие, коричневые, черные туники. Ни на одном не было кушака, а мечи покоились в ножнах на боку, а не сверкали ей в лицо. И все называли ее Харизум-сол и лапрун-минта, почтительно понижая голос. Харри съела так много, поскольку только еда позволяла ей чувствовать себя настоящей.

По мере наступления ночи поблизости вырастали все новые тари. Матин задействовал котел большего размера, чем тот, в котором ежевечерне в течение полутора месяцев готовил на них двоих. Вскоре Харри обнаружила, что они делят костер и ужин с Иннатом и Фараном, Форлоем и Дапсимом и другими королевскими Всадниками. Они молча наблюдали, как лапруны приходили показаться Дочери Всадников, появлялись и исчезали, а та все подкладывала себе в тарелку. Однажды, подняв глаза, Харри увидела, как Матин протягивает тарелку Корлату. Король плюхнулся на песок, скрестив ноги, и начал есть. Харри хотелось спросить, почему лапруны салютуют ей. Ей чудилось в этом больше, чем простое признание проигравшего победителю, но она помалкивала. Матин научил ее терпению, а упрямой она была всю жизнь.

«Вроде бы нечего жаловаться, – подумала она, – ведь у меня… все… получилось. Но неужели нельзя было побольше рассказать мне заранее?»

Она заглядывала в глаза тем, кто искал ее и называл Харизум-сол, и пыталась думать о них как о личностях, а не о халатах и туниках и павших кушаках. Все лапруны уходили от нее без слова. Казалось, они не ждали от нее иного ответа, кроме самого факта ее присутствия. Это одновременно позволяло отдохнуть и тревожило.

Одна из лапрунов оказалась женщиной. Для нее у Харри нашелся вопрос.

– Как твое имя?

Девушка была одета в синее, и Харри внезапно признала в ней всадника на гнедой кобыле.

– Сенай, – ответила та.

– Где твой дом?

Сенай повернулась лицом на северо-запад.

– Схпардит. Это там. – Она указала в темноту. – Дюжина дней на быстром коне.

Харри кивнула, и девушка ушла в ночь, к собственному костру. А люди все шли и шли к лапрун-минта, сидевшей со Всадниками и королем. Когда Харри снова подняла глаза, кроме нее и короля, вокруг огня сидели восемнадцать темных фигур. Все Всадники, где бы они ни пропадали, вернулись.

Явилась и Наркнон. Харри с радостью обняла кошку, потребность в живом тепле сделалась к этому моменту почти невыносимой. Она предложила подруге кусочки мяса, и та любезно приняла подношение, хотя попыталась порыться в тарелке у Харри самостоятельно, дабы убедиться, что девица не приберегла лучшие кусочки для себя.

Харри спала без сновидений, положив ладонь на рукоять меча. Проснувшись в такой позе, она уставилась на собственную руку, словно на чужую.

Она выползла из тари и огляделась. Небо светлело, однако большинство обитателей еще не покинули свои палатки. Завернутых в одеяла неподвижных фигур вокруг притушенных или прогоревших костров было еще больше. Матин, разжигая огонь, шевелил губами. Харри огляделась. Корлат исчез. Там, где он лежал, осталась только небольшая неровность в песке, а может, это просто ветром надуло. Учитель протянул ей чашку маллака. Разогретый со вчерашнего вечера напиток горчил. Харри влезла в заскорузлое грязное сюрко, надеясь, что сегодня удастся помыться, и с тоской вспомнила покинутую долинку и тамошний зеленый пруд. Ее рассеченный кушак лежал рядом, там, где она оставила его, сунув за полог палатки-тари накануне вечером. Она подняла его, подумала секунду и обернула вокруг талии, подтыкая рваные концы внутрь, пока не закрепила надежно. Получилось не очень, и девушка прикинула, не попросить ли о помощи Матина, но решила этого не делать.

После вчерашнего бурного вечера наутро все тихо занимались своими делами, пакуя вещи и готовясь разъехаться по домам. Харри и несколько Всадников, примерно дюжина незнакомых конных и несколько лапрунов задержались. Многие Всадники исчезли вместе с Корлатом. Девушка с надеждой высматривала Сенай, но тщетно. Ветер шептал над голой землей. За исключением черных ямок от погасших костров ничто не напоминало о том, что несколько сотен людей провели здесь три дня.

Матин развернул Всадницу Ветра на восток, где прямо за одной из загадочных скальных стен лежал Город. Цорнин зашагал рядом с Всадницей Ветра, Вики пристроилась следом, по-прежнему недовольная жизнью, а остальные, примерно тридцать верховых, вытянулись позади. Харри несколько раз оглядывалась через плечо на вьющуюся за спиной процессию, пока не поймала на себе исполненный скрытого веселья взгляд Матина. После этого она смотрела только прямо перед собой. Наркнон бесшумно скользила среди них. Присутствовал еще один большой охотничий кот, красивый пятнисто-рыжий самец на дюйм или два выше Наркнон, но та им пренебрегла.

Цорнин вышагивал словно годовалый жеребенок, впервые увидевший мир за пределами родного выгона. Харри старалась держать спину прямо и не елозить ногами. Вчера она радовалась безупречно подогнанному седлу, поскольку оно обеспечивало ей маневренность и безопасность. Сегодня она радовалась ему, потому что оно подсказывало ей, где полагается быть ногам, даже если по ощущению они как бревна. Плечо болело, голову словно ватой набили, правое запястье не слушалось, а на левой икре расползался громадный лиловый синяк. «Мой конь меня игнорирует, – подумала Харри. – Или пытается подбодрить?» Она тщательнейшим образом обиходила Золотого Луча с головы до ног накануне вечером и утром тоже, наложила бальзам на несколько заработанных им мелких ссадин. Ни подозрительных припухлостей, ни хромоты, глаза ясные, шаг бодрый. Самой от этого делалось еще смурнее.

– Ты пытаешься меня развеселить? – обратилась она к его гриве, а конь озорно наставил на нее ухо и еще больше заважничал.

Едва начав подниматься с равнины к горам, они обогнули очередной острый выступ скалы вроде того, за которым им с Матином впервые открылся вид на Лапрунские поля. И тут они увидели широкую дорогу, круто взбирающуюся к массивным воротам неподалеку. Там лежал Город.

Они прошли сквозь ворота, подвешенные в арке толщиной в два лошадиных корпуса. Эхо вторило стуку копыт. Здесь пахло холодным серым камнем, как в пещерах, хотя ворота простояли уже тысячу лет. Всадники двинулись по широкой улице, где могли пройти в ряд шестеро верховых. Каменную мостовую, выложенную громадными плоскими плитами, серыми, белыми и черными с красными прожилками, обрамляли полосы земли, где росли стройные деревья с серебристой корой. За деревьями виднелись каменные же тротуары, где играли дети. А дальше теснились каменные дома и лавки, конюшни и склады. Каменные вазоны для цветов стояли у дверей и на оконных карнизах. У многих горожан восседали на плечах зелено-голубые попугаи, виденные Харри в походном лагере. Некоторые птицы весело и шумно присоединялись к детским играм. Часто, фыркнув крыльями, они выхватывали у ребят каменную фишку или метку, а те кричали на попугаев, порой даже бросали в них камушки, но только совсем мелкие.