Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник) Страница 31

Тогда я еще не знала, что моя девочка будет пушистой, а отцом ее будет йети, или снежный человек. Это вошло в рассказ, потому что подходило к профилю антологии. Я думала о ребенке диком, но похожем на нас. И Сабина получилась именно такой. Я полюбила моих пушистых красавцев. Думаю, что благодаря предложению Эллен написать рассказ для сборника «Невеста зверя», эта история получилась гораздо интереснее.

Хироми Гото

Хикикомори

[1]

– Масако-тян! – По чуть приглушенному голосу матери чувствовалось, что она улыбалась. – К тебе пришла девушка из Общественного центра здравоохранения.

Через стену и закрытую дверь Масако различила в материнском голосе несколько слоев разных чувств. С беспристрастностью судебного следователя она могла выделить каждое из них: вина, стыд, гордыня, обида, удушающая любовь, жалость к ней, жалость к себе. Ненависть.

Масако не отвечала.

– Прошу тебя, – взмолилась мать, чуть повысив голос. – Она пришла помочь тебе. Помочь нам! Я больше не могу! Открой дверь! – Ее задрожавший голос звенел, как стекло.

Масако представила себе острые осколки в горле – они поднимались, наполняя ей рот.

Уходи! Я не могу вернуться в школу. Меня там ненавидят. Это невыносимо. Мне больно. Они увидят меня. Я не могу вынести их взглядов. Они перешептываются. Не тревожь меня. Не входи! Со мной что-то не так. Да, не так. Оставь меня. В покое.

– Масако-тян! – Голос, звонкий, чистый, незнакомый, прорезал душные, кишащие страхи Масако. – Меня зовут Мория. Я твоя патронажная сестра из Общественного центра здравоохранения. Отдел семьи и молодежи. Я буду посещать тебя каждое утро в девять, с понедельника по субботу. Со временем ты ко мне привыкнешь. И откроешь дверь. Ты снова сможешь влиться в общество. Ты не одна.

Масако неподвижно смотрела на синий экран ноутбука. Кто эта незнакомая женщина? Кем она себя возомнила? Почему она думает, что может вот так ворваться к ним в дом и начать предсказывать ей будущее. Распоряжаться ее жизнью, как будто уже знает Масако.

Неужели она взломает дверь? Посмеет ворваться в ее убежище?

– Я с удовольствием приду к тебе снова, – раздался звонкий женский голос. – Я приду завтра, – обещала она.

В коридоре послышались голоса. Масако почти чувствовала, как ее мать благодарно кланяется незнакомке. Ужасно. Голоса удалились вместе с поскрипыванием деревянной лестницы, когда обе направились на первый этаж.

Она услышала, как открылась, затем закрылась входная дверь. Эта Мория вышла из их дома на солнце.

Масако знала: если она сейчас выйдет на солнце, оно ее съест. Она выбиралась из дома совсем изредка, в самые тихие ночные часы, когда лишь далекие сирены пожарных машин и «скорой помощи» оплакивали чужие трагедии. Когда измученные стыдом родители утомленно засыпали. Когда те, кто работает ночью, еще не закончили свою смену, а те, кто работает днем, спали, не думая о жизни во тьме. Именно тогда такие люди, как она, выползали из своих убежищ на звездный свет, хоть ненадолго. Выходили подышать лунным светом, испить сладкого ночного воздуха.

Масако содрогнулась от тоски по этим минутам и от страха. Выходить из комнаты становилось все труднее и труднее. А теперь еще эта тварь Мория будет мучить ее, досаждать ей каждый день. Невыносимо!

Если бы только она могла сбежать, сбросить с себя все, как экзоскелет, и обновленной, нагой, вступить в новую жизнь. С какой радостью она бы сделала это!

Но застрявшие в пригороде Сибы пятнадцатилетние девушки такого не делают – особенно такие, как она.

Козел отпущения в школе, толстая в стране худых, названная в честь неуравновешенной невесты крон-принца, Масако приговорена к этому аду пожизненно.

«Принцесса-жирдяйка, – гоготали они. – Принцесса-пончик!» Они подбрасывали ей в сменную обувь собачье дерьмо. Они сфотографировали ее мобильным телефоном на унитазе и запустили снимки в Интернете. Они прижали ее лицо к прыщавой щеке задохлика Рё, вопя: «Любовь! Любовь!» А учителя просто отворачивались, будто боялись запятнать себя, обратив на такое внимание. Впрочем, никакого авторитета у них не было. Школой управляли наглые, всегда готовые к насмешкам заводилы.

Как-то раз утром она переоделась в школьную форму, но не смогла выйти из комнаты. Она легла обратно в постель и замкнулась в молчании. Все мольбы, угрозы, обещания, притворные ласки матери и, наконец, неудачная попытка побоев не заставили ее одуматься.

Масако стала хикикомори – «летучей мышью».

Луна, на три четверти полная, струила бледный свет сквозь газовые занавески. Масако встряхнула головой, ошарашенно моргая.

Только что она стояла перед открытым холодильником, запихивая в рот остатки оладий и соленые огурцы и запивая их сладким йогуртом. Она не помнила, как вошла в гостиную. Она вытерла рот тыльной стороной руки. На пол упали хлебные крошки.

Ночь смягчила острые углы квартала. Везде были тени, темные щели, где можно спрятаться, а узкую улочку с горящими оранжевыми фонарями словно омывал золотистый свет. Прямо как на старинных подкрашенных фотографиях. Улица манила к себе.

Прохладный ночной воздух, казалось, впитался ей в лицо, в кожу – она подняла дрожащие ладони, чтобы отвести от щек свои чудовищно спутанные волосы. Пальцы запутались в немытых, сбившихся в колтуны прядях. Но она чувствовала, что вся сияет.

Поминутно оступаясь, она шлепала тапками по асфальту, ноги у нее и вспотели, и замерзли. Звук шагов отдавался от бетонных стен. Масако опустила взгляд. Она вышла из дома в тапочках «Хелло Кити» на босу ногу, в грязной школьной форме, без жакета.

Наверно, я выгляжу просто жутко, подумала она. Но воздух был сладок, как лимонад. Масако шлепала по темному тротуару с полузакрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Ей хотелось проглотить ночь и нести ее в себе.

Масако была в своем уме. Она знала, что похожа на сумасшедшую, и если кто-нибудь увидит ее такой на улице, то вызовет полицию или прогонит прочь. Она шарахнулась от света фар автомобиля какого-то трудяги, спешащего к четырем утра на свою рабочую смену, и нырнула в переулок.

Где-то неподалеку залаяла собака, в этом звуке слышалась надежда.

Стуча зубами, сжав ноющие пальцы, она ускорила шаг и целеустремленно направилась к неоновой вывеске «Лоусон». У двери она украдкой огляделась по сторонам, а затем заглянула в ярко освещенный магазин. От режущего искусственного света ее глаза заслезились еще сильнее. Сонный продавец клевал носом над книжкой. Наверное, студент университета, подумала Масако.

Дверь пропела свои две ноты, и продавец вскинул голову. «Чем…» – начал он, но осекся, когда увидел ее волосы, грязную, заскорузлую школьную форму… и домашние тапочки «Хелло Китти» на босу ногу.

Продавец громко и выразительно прокашлялся. Масако почувствовала, как у нее горят уши. Она таращилась на журналы на стойке – манга, таблоиды, легкое порно. Все журналы были в пластиковых обертках, чтобы покупатели не листали. Нижняя губа у Масако задрожала, перед глазами поплыл туман.

Снова звук открывающейся двери.

Опять в кашле продавца слышится неодобрение и предостережение.

Шарканье ног: хлоп-шлеп, хлоп-шлеп. Вошедший продавца явно не стеснялся. В поле зрения Масако, не отрывавшей взгляда от пола, показалась пара грязных кед. Шнурков в них не было, так что их хозяину приходилось волочить ноги, чтобы не потерять свою обувку. Штанины синих школьных брюк внизу были обтрепаны и покрыты грязью и прилипшими сосновыми иглами.

А этот запах…

Нет, это был не удушливый запах мочи и немытого тела. Не приторный звериный запах грязных волос.

Человек пах деревьями.

Костлявые пальцы обхватили запястье Масако.

Она застыла.

Тощая рука почти нежно повернула ее руку ладонью вверх.

Он осторожно положил что-то ей на ладонь и сжал ее пальцы в кулак.

Масако вся дрожала. Он до нее дотронулся. В кулаке чувствовалось что-то маленькое, продолговатое.

Он ее коснулся.

Не в силах удержаться, она подняла взгляд. Но худой и грязный школьник пошел дальше, громко волоча свои дырявые кеды. Она лишь мельком увидела его профиль и щеку, покрытую шрамами от угрей.

Его лицо…

Что это, морщины? Проседь в отросшей щетине? Школьнику, похоже, было за тридцать. А может, это какой-нибудь извращенец прикидывается старшеклассником?

Масако скривилась.

Ладонь, сжимающая что-то крохотное, горела. Что за гадость он сунул ей в руку? Она медленно, со страхом разжала пальцы, чтобы рассмотреть сомнительный подарок.

На грязной ладони лежало семечко. Бледно-желтое, коническое. Она точно уже видела такое раньше, но не могла припомнить где. Странно! Оно напоминало маленький зуб. Что этому уроду было нужно?

Она вскинула голову, обратив сердитый взгляд на ушедшего. Но его нигде не было видно.

Плечи Масако покрылись мурашками от холодного сквозняка, волосы на затылке встали дыбом.