Терри Пратчетт - Незримые Академики Страница 5

…но это была не Джульетта.

Волшебники пали духом, но тут же ободрились, когда в комнату въехал, извиваясь, целый караван тележек. Для подъема настроения нет ничего лучше перекуса в три часа ночи. Это всем известно.

«Что ж, – подумал Думминг, – по крайней мере, сегодня аркканцлер ничего не разбил. Не то что во вторник».

Хорошо известный в любом учреждении закон гласит: если хочешь, чтобы работа была выполнена, поручи ее тому, кто и так уже занят по уши. Эта метода стала причиной немалого количества убийств, а в одном случае повлекла за собой смерть старшего директора, чью голову неоднократно зажимали в маленьком ящике стола.

В Незримом Университете таким вечно занятым человеком был Думминг Тупс. Он даже научился извлекать из этого удовольствие. Во-первых, большинство поручений, которые ему давали, вовсе не требовалось выполнять, и большинство профессоров не возражали, если эти поручения так и оставались невыполненными (раз уж они не могли исполниться сами собой). Во-вторых, Думминг ловко придумывал эффективные способы экономить время – в частности, он очень гордился хронометрической системой, которую изобрел с помощью Гекса, университетской мыслительной машины, становившейся с каждым днем все полезнее. Подробный анализ истекшего времени вкупе с огромными предсказательными способностями Гекса означал, что, располагая несложным набором легкодоступных данных (повестка дня, которую в любом случае составлял Думминг, состав комиссии, время, истекшее после завтрака и оставшееся до обеда), план любого совещания, как правило, можно было расписать заранее.

В общем и целом, Думминг полагал, что по мере сил вносит свою лепту в поддержание Незримого Университета в традиционном состоянии приятной динамической стагнации. Учитывая альтернативу, нарушать эту традицию не стоило.

Но страница, которая перевернулась сама собой, с точки зрения Думминга, представляла собой аномалию. Когда в Необщей комнате начался ужин, плавно переходящий в завтрак, он распрямил страницу и принялся внимательно читать.

Гленда охотно разбила бы тарелку о хорошенькую пустую головку Джульетты, когда та наконец вернулась в Ночную Кухню. По крайней мере, Гленда охотно об этом подумала, притом в подробностях, но злиться смысла не было, поскольку объект гнева отнюдь не отличался наблюдательностью в том, что касалось мыслей и чувств окружающих. Джульетта отнюдь не была зловредной, просто до нее всегда с большим трудом доходило, что кто-то пытается ей нахамить.

Поэтому Гленда обошлась следующими словами:

– Ну и где ты была? Я сказала миссис Уитлоу, что ты заболела и ушла домой. Твой отец перепугается до полусмерти! И ты подаешь дурной пример другим девочкам.

Джульетта опустилась на стул таким изящным движением, что он буквально запел от радости.

– Я ходила на футбол. Мы, это, играли с теми уродами, с «Колиглазами».

– До трех часов ночи?

– Такие, типа, правила, да? Играют до утра, до первого трупа или первого гола.

– Ну и кто выиграл?

– А не знаю.

– Не знаешь?

– Ну, это, когда мы ушли, судьи считали, у какой команды больше разбитых лбов. Ну и я, короче, отчалила с Гнилым Джимми.

– А я думала, ты с ним порвала.

– Он меня, это, пригласил на ужин.

– Не надо было соглашаться. Ты нехорошо поступила.

– Почему?

Джульетта иногда полагала, что ответить можно вопросом.

– Ладно, иди мыть посуду, – сказала Гленда. «А мне придется перемывать за тобой», – подумала она, когда ее лучшая подруга неспешно подошла к одной из больших каменных раковин. Джульетта не столько мыла тарелки, сколько проводила облегченный обряд крещения. Пускай волшебники обычно не замечали на тарелке остатки вчерашней присохшей яичницы, зато миссис Уитлоу могла их заметить через стену.

Гленде нравилась Джульетта, честное слово, хотя иногда она и гадала почему. Разумеется, они выросли вместе, но она неизменно удивлялась, что Джульетта, такая красивая, что парни при ее приближении заметно нервничали, а иногда падали в обморок, была настолько, э… тупой в отношении всего остального. Точнее сказать, выросла Гленда. Насчет Джульетты она сомневалась. Иногда Гленде казалось, что она выросла за них обеих.

– Послушай, надо немного нажимать. Это совсем несложно, – вмешалась она, несколько секунд понаблюдав за тем, как Джульетта беспечно окунает тарелки в воду, после чего отобрала у подруги щетку. Смывая жир в раковину, Гленда подумала: «Вот, я опять это сделала. Опять и опять. Сколько можно? В детстве я даже играла за нее в куклы!»

Тарелка за тарелкой обретали в руках Гленды первозданный блеск. Ничто не способно справиться с упрямыми пятнами лучше подавляемого гнева.

«Гнилой Джимми, боги мои. Да от него же воняет кошачьей мочой. Он – единственный, кому по глупости взбредет в голову, что у него есть хотя бы шанс. Господи, у девочки такая фигура, а встречается она исключительно с полными придурками! Что бы она делала без меня?»

После этого короткого развлечения жизнь на Ночной Кухне вошла в обычную колею, и те, кого называли «другими девочками», вернулись к привычной работе. Надлежит заметить, что девочками большинство из них перестали быть уже много лет назад, но работали они хорошо, и Гленда ими гордилась. Миссис Садик божественно резала сыр. Милдред и Рейчел, которые в платежной ведомости официально значились как «овощи», были трудолюбивы и достойны доверия, а Милдред вдобавок изобрела знаменитый рецепт сандвичей со свеклой и сливочным сыром.

Все знали, что им делать. Все трудились не покладая рук. Ночная Кухня работала как часы. А Гленда любила то, что работало надежно.

У нее был дом, куда она могла вернуться, и Гленда старалась заглядывать туда не реже раза в день, но на Ночной Кухне протекала ее жизнь.

«Моя кухня – моя крепость».

Думминг Тупс уставился на страницу. В голове кишели неприятные вопросы, самым главным и самым неприятным из которых был следующий: сумеют ли каким-нибудь образом дознаться, что это его вина?

Нет.

Прекрасно!

– Э… есть одна традиция, которую, к сожалению, мы не соблюдаем уже довольно долгое время, аркканцлер, – сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Ну и что? – потягиваясь, спросил Чудакулли.

– Это же традиция, аркканцлер, – с упреком заметил Думминг. – Хотя, с позволения сказать, теперь традицией, увы, сделалось ее несоблюдение.

– И прекрасно, – сказал Чудакулли. – Если какая-нибудь традиция по традиции не соблюдается, значит, это – традиция вдвойне, не так ли? В чем проблема?

– В завещании аркканцлера Сохрана Многга, – ответил магистр традиций. – Университет получает изрядный доход с его имущества. Многги были очень богатой семьей.

– Хм… да. Что-то такое припоминаю. Очень любезно с его стороны. И что?

– Э… я был бы просто счастлив, если бы мой предшественник обращал чуть больше внимания на некоторые университетские обычаи, – продолжал Думминг, который полагал, что скверные новости нужно сообщать постепенно.

– Он умер.

– Да, разумеется, поэтому, может быть, сэр, нам следует… э… положить начало новой традиции и периодически справляться о здоровье магистра традиций?

– Он превратился в кучку праха, аркканцлер!

– Так ведь не заболел же! – заявил Чудакулли, который свято верил, что сдаваться никогда не надо. – В широком смысле слова, состояние у него весьма стабильное.

Думминг сказал:

– Завещание снабжено некоторым условием. Оно напечатано мелким шрифтом, сэр.

– Никогда не читаю то, что напечатано мелким шрифтом, Тупс.

– Зато я читаю, сэр. Здесь сказано: «…и да пребудет так, покуда Университет, собрав Команду, принимает участие в Игре, Футбол именуемой, тако же Забава Бедняков».

– Я бы сказал, орава дураков, – фыркнул заведующий кафедрой бесконечных штудий.

– Чушь какая! – воскликнул Чудакулли.

– Чушь это или нет, аркканцлер, но таково условие завещания.

– Но волшебники перестали играть в футбол много лет назад, – сказал Чудакулли. – Толпы на улицах, крики, пинки, оплеухи… и это игроки! То есть зрители были ничуть не лучше! Сотни человек в каждой команде! Матч порой продолжался несколько дней! Вот почему эту игру забросили!

– На самом деле не забросили, – сказал Главный философ. – Просто мы перестали в ней участвовать. И члены гильдий тоже. Теперь футбол считается неподходящей забавой для приличных людей.

– И тем не менее, – продолжал магистр традиций, ведя пальцем по странице, – таково условие. И оно не единственное. О боги! О ужас! Быть того не может…

Его губы беззвучно задвигались. Присутствующие дружно вытянули шею.

– Живее! – загремел Чудакулли.

– Нужно кое-что проверить, – объяснил магистр традиций. – Не хотелось бы тревожить вас без всяких оснований… – Он опустил взгляд в книгу. – О, адские врата!