Джоан Виндж - 47 ронинов Страница 60

Кай тенью скользил по хижине, пытаясь найти место, где можно побыть в одиночестве. Те ронины, с которыми он отправился в Лес тэнгу, притерпелись к присутствию полукровки. Тикара и Басё охотно беседовали с ним, а Оиси объяснил товарищам, что Кай – единственный, кто способен довести их до места встречи. Полукровка быстро привык к изменившемуся отношению спутников… Слишком быстро.

«Глупо все это…» – подумал он. Ронины по-прежнему считали его изгоем, демоном. Горькая правда ранила, как удар меча, – презрение чужаков переносилось легче.

Новоприбывшие ронины, обрадованные встречей с друзьями и родными, пока не обращали внимания на Кая, но в тесной хижине негде было уединиться и отдохнуть. Полукровка вышел во двор, на холод и заметил, как Оиси направился к сараю. Там самурая ждал Хадзама, чтобы осмотреть оружие и съестные припасы – ведь ронинов, готовых отомстить Кире за смерть господина, стало в три раза больше.

Долгое путешествие по глухомани изнурило Оиси, выстудило все чувства. Казалось, весна не желает ступать на промерзшую землю. При виде Хадзамы на душе у самурая потеплело: старинный приятель был жив и невредим. Оиси с Хадзамой обменялись церемонными поклонами.

– Позволь вернуть тебе меч… – начал было Хадзама, берясь за рукоять клинка, который Оиси вручил товарищу при расставании.

– Оставь его себе, – ухмыльнулся самурай. – Я же обещал, что раздобуду еще.

Хадзама ошеломленно посмотрел на друга и отвесил глубокий почтительный поклон, осознав, какой чести его удостоили. Оиси положил руку на плечо товарища, и они вошли в сарай.

– У нас есть луки, доспехи и даже порох, – сказал Хадзама, указывая на оружие, аккуратно сложенное у дальней стены сарая, который одновременно служил и конюшней.

Ронин рассказал, что они с товарищами напали на одну из пограничных застав во владениях Киры. Успешная вылазка подтвердила боевое мастерство воинов. Вдобавок на заставе обнаружился запас оружия и прочих припасов.

Оиси обрадованно кивнул – наконец-то дела пошли на лад. Теперь требовалось узнать только одно: когда именно Кира намерен посетить святилище предков.

– Есть вести от Исогаи? – спросил самурай.

Улыбка исчезла с лица Хадзамы.

– Он не вернулся, – потупившись, ответил воин.

Оиси обеспокоенно взглянул на товарища.

Наблюдая за разговором самураев, Кай заметил признаки растущего беспокойства собеседников. Полукровка не слышал, о чем они говорили, и хотел узнать, что произошло, но не стал подходить к Оиси в присутствии Хадзамы.

Он спустился с веранды во двор, обошел вокруг дома, осматривая караульные посты и ветхие дворовые постройки, где укрыли лошадей от непогоды.

Судя по всему, когда-то здесь жил не простой крестьянин, а высокопоставленный вассал могущественного даймё. К сожалению, законы сёгуната отняли у самураев поместья, лишив их возможности стать мирными землевладельцами: теперь за верную службу своему господину вассалы получали только вознаграждение, так что им не оставалось ничего, кроме воинской службы.

Сёгунат Токугавы был таким же порочным, как владыка тэнгу. Правители укрепили свою власть, отобрав у своих верных сторонников возможность выбора, и слово «самурай» превратилось в пустой звук.

Непрестанные войны превращали страну в настоящий ад, разрушая не только жизни, но и дух самой земли, однако насильственный мир, поддерживаемый строжайшими запретами, тоже противоречил привычному для людей способу существования.

«Суть жизни – в страдании», – сказал однажды Содзёбо, утверждая, что это изречение принадлежит Будде. Впоследствии Кай не раз слышал эти слова от самых разных людей. Впрочем, Просветленному приписывали столько мудрых суждений, зачастую противоречивых, что полукровка больше не знал, чему верить.

Если все божественные речения истинны, значит, Будда достиг просветления, недоступного простым смертным, и постиг суть всего живого… или это всего лишь свидетельство того, что хитросплетения жизни лишили его разума?

Кай потер шрамы на лбу, внезапно погрузившись в бездонную пучину отчаяния. «Наверное, это просто усталость», – решил он.

Полукровка не желал показывать свою слабость Оиси, боясь задеть разрушительную гордыню самурая. Ему очень хотелось забраться в сарай, лечь на сено и всласть выспаться, чтобы утомленный рассудок обрел былую ясность, а возбужденные чувства успокоились. Кай пересчитал в уме дни, прошедшие с тех пор, как…

«Мика», – подумал он, повторяя имя, как мантру, мысленно воссоздавая любимый образ. Он присоединился к ронинам не только в память о доброте господина Асано, не только из желания добиться, чтобы душа погибшего нашла упокоение после смерти, но и ради Мики.

Девушка была жива, и хотя им не суждено быть вместе, Кай пошел на это ради любви.

Ради любви.

В этом он был уверен. Оиси докажет свою верность господину Асано, отрубив голову Кире, а Кай – освободив Мику.

Послышались голоса: Оиси и Хадзама возвращались в дом. Полукровка утомленно посмотрел на сарай… Нет, отдыхать не время. Когда он поможет ронинам выполнить задуманное, то найдет отдохновение – в смерти. Он закончил обход дома и скользнул в приоткрытую дверь незамеченным. Пришла пора узнать причину беспокойства Оиси.

Воины обступили расстеленную на полу карту замка Кираяма и окрестностей.

– Кира может проследовать по любой из дорог, – раздраженно заметил Ясуно. – В сопровождении войска.

Оиси задумчиво нахмурился. Без вестей от Исогаи напасть на Киру за пределами замка было невозможно, а времени у ронинов почти не оставалось.

– Может быть, все-таки дождемся Исогаи… – нерешительно начал Хара.

– Он не вернется! – гневно воскликнул Хадзама. – Он струсил и сбежал.

– Хадзама! – с упреком произнес Оиси, вздохнул и твердо продолжил: – Не стоит сомневаться в Исогаи, он никогда не давал повода ему не доверять.

Хадзама почтительно поклонился и снова уставился на карту.

«Вот в чем дело, – сообразил Кай. – Неужели ронины покорятся судьбе теперь, после того как прошли столько испытаний…»

Внезапно он услышал где-то вдали негромкий топот копыт.

– Оиси, – начал Кай.

Но тут у стен дома зазвенели по замерзшей почве подковы, раздалось громкое лошадиное ржание, зазвучали крики караульных. Ронины оторвались от карты. Кай распахнул дверь, и воины с мечами в руках устремились к выходу.

Выйдя наружу, все облегченно вздохнули: посреди двора на великолепном белом скакуне красовался Исогаи. Юноша спешился и, подойдя к Оиси, почтительно поклонился.

– Простите меня за задержку, – сказал он. – Кира отправляется в храм предков сегодня ночью, и я узнал, каким путем.

Оиси радостно приобнял Исогаи.

– Идите все сюда! – воскликнул он, направляясь к сараю с оружием, и приказал: – Поднимайте людей.

Кай пригляделся к белому коню, размышляя, как Исогаи умудрился приобрести превосходного скакуна и одновременно добыть сведения о Кире. «Наверное, выиграл у какого-то проезжего самурая», – подумал полукровка, ощутив смутную тревогу. Что-то в этом коне было не так…

Кай невольно прижал ладонь ко лбу, а потом заставил себя опустить руку. В последнее время ему повсюду чудились следы колдовства… Наверняка Исогаи просто задержался, и удача наконец-то улыбнулась ронинам. Может быть, они удостоились благоволения богов.

И все же в Исогаи появилось что-то нечистое… а Кай привык доверять своим ощущениям. Впрочем, никто из ронинов не сомневался в вернувшемся соратнике. «Хорошо бы подойти к нему поближе, посмотреть в глаза…» – вздохнул полукровка, зная, что в ближайшее время такая возможность вряд ли представится.

Однако же Оиси включил Кая в группу воинов, которые нападут на самого Киру, в то время пока остальные ронины начнут бой со стражниками. Как раз тогда и выпадет случай внимательно поглядеть на Исогаи.

Хадзама прекрасно выполнил свою часть задания. По уверенному виду Оиси полукровка понял, что Кира отправится в храм с небольшим отрядом охранников.

Тикара подошел к Оиси и попросил:

– Возьмите меня с собой, отец.

«Неужели самурай запретил сыну участвовать в нападении на Киру?» – удивился Кай.

Оиси прошел мимо Тикары, не замедлив шага, и отрывисто бросил:

– Хорибэ, останешься с ним.

Старый воин, который сделал ценный вклад в успешное исполнение плана, ошеломленно посмотрел на Оиси. Тикара с плохо скрытой обидой уставился на отца: Оиси во всеуслышание объявил, что его сын недостоин сражаться бок о бок с истинными самураями.

Кай не понимал, почему Оиси так поступил, до тех пор, пока не заметил в глазах самурая то же самое выражение, как после испытания в храме тэнгу. «Так вот что видел тогда Оиси, – запоздало сообразил полукровка. – Своих умирающих соратников, гибель своего сына… и не мог ничего сделать для их спасения».