Павел Рогозинский - Главный калибр Страница 11

В одной из стычек гитлеровцам удалось захватить раненого матроса Ивана Лобачика. Вскоре моряки нашли его тело со следами варварских пыток огнем. На спине молодого матроса была вырезана пятиконечная звезда. Моряки поклялись над телом товарища беспощадно уничтожать фашистов.

Приходили к батарейцам письма от родных и близких из городов и сел, уже освобожденных от гитлеровцев, или от людей, бежавших из фашистской неволи. Эти письма читали и перечитывали на веря глазам: да неужто гитлеровцы — ведь люди же они в конце концов! — способны вытворять такие зверства? Но писали матери и жены, писали братья и сестры, и была у всех лишь одна мольба: защити от зверя, убей его!

А в руках моряков–артиллеристов были пушки, способные уничтожать за один выстрел десятки и сотни таких зверей.

Юрий Соколов нес службу артиллерийского разведчика, корректировщика огня. Артразведчик —это глаза и уши батареи. Он должен не только найти цель, то есть врага. Надо еще определить, где именно и на каком расстоянии от пушки находится цель, сообщить об этом на батарею и проследить потом за попаданием своих снарядов.

Первым снарядом, да еще за сорок–пятьдесят километров, попасть в цель невозможно. Вслед за первым разрывом надо немедленно дать поправку — правее, левее, дальше или ближе класть следующие снаряды. Недолет и перелет образуют невидимую гигантскую «вилку», которой артиллеристы нащупывают ненавистного врага. И вот — попадание! И тогда — огонь! Огонь! Огонь! Быстрее, как можно быстрее!

Для скорости артиллеристы экономят не только каждое, доведенное до автоматизма, движение. Экономят даже на самой команде «Залп!» и подают ее еще короче— отрывистым, как сам выстрел, звуком:

— Злп!

Но прежде всего надо найти цель. И Соколов, как и другие артразведчики, ее искал, искал настойчиво, упорно. В стереотрубу виднелись вражеские блиндажи, орудия, автомашины,, склады, а перед его глазами вставали наглые, самоуверенные убийцы. Юрий Николаевич благодарил судьбу за то, что имел знания геодезиста, которые помогали ему определять расстояния до цели точнейшим образом. И еще очень пригодился опыт походов в таежных дебрях. Ведь разведчику приходится подбираться к противнику как можно ближе и выбирать наблюдательный пункт так, чтобы видеть все, а самому оставаться незамеченным.

Но и это было лишь половиной дела. Зачастую по одной цели открывало огонь несколько разных батарей, да еще бомбила авиация. Как в бушующем море огня отличить разрывы своих снарядов? Командир батареи капитан Григорий Иосифович Барбакадзе в своих воспоминаниях потом писал, что среди артиллерийских разведчиков феноменальной способностью отыскивать разрывы своих снарядов в любых условиях отличались два человека: младший сержант Юрий Соколов и старшина Вадим Каминский. Этой науке они учились у своего наставника лейтенанта Ивана Лымаря. Вскоре, однако, ученики превзошли учителя.

Юрию Соколову в его боевой работе очень помогла склонность к рисованию. В специальном альбоме он изобразил в красках характерные разрывы различных снарядов в разных условиях. Этот альбом послужил отличным пособием для молодых артразведчиков.

Так шли дни за днями. Соколову подолгу приходилось, замаскировавшись, неподвижно сидеть на наблюдательном пункте у переднего края. Зимой приходилось сидеть на морозе, летом — под дождем или в тучах комаров. Но конец блокады приближался — это чувствовалось уже во всем.

Новый, 1943 год Соколов с другими артиллеристами–разведчиками встретил на наблюдательном пункте. Паек ради праздника выдали усиленный: по полбанки свиной тушенки и по чарке спирта. И даже избавили от обязательного хвойного настоя. Это тоже сочли одним из признаков чего‑то хорошего.

На батарею доставили небывалый запас снарядов. Привезли и сложили в сторонке штабеля шпал и рельсов — видно, на случай экстренного ремонта железнодорожного полотна. Неожиданно приехал и внимательно все осмотрел командующий флотом вице–адмирал Владимир Филиппович Трибуц, как всегда невозмутимый, молчаливый, деловито–спокойный.

Затем Юрий Соколов получил задание тщательно изучить позиции врага на противоположном берегу Невы в районе поселка Морозово, неподалеку от Петрокрепости. Все было ясно. Готовилось наступление.

Соколов выбрал наблюдательный пункт в лесочке, на вершине старой березы. Сделал лестницу на дерево, в развилке ветвей соорудил площадку, установил на ней стереотрубу. Изучал и учитывал в расположении врага все. Дымки, выдававшие местонахождение блиндажей. Движение транспорта. Скопление автомашин у командных пунктов. Заметил блеск стекол на заброшенной колокольне— верный признак того, что там засел вражеский наблюдатель. И до каждой цели, которую предстояло снести с лица земли, Соколов точно определил расстояние. Связь с батареей, которая находилась в 20 километрах, он поддерживал по телефону.

Юрию Соколову не довелось присутствовать при торжественном событии — чтении приказа командования о переходе в наступление. Его огласили на батарее перед строем моряков. Не довелось ему слышать пламенные слова писателя Всеволода Вишневского: Соколов в это время был на своем наблюдательном пункте, на березе—-разведчик, как всегда, воюет в одиночку.

И вот 12 января в девять ноль–ноль дружно грохнули орудия Ленинградского и Волховского фронтов и моряков Балтики. Прорыв блокады начался.

Ровно один час обрушивался на вражеские позиции смерч огня и металла, но уже через пять минут после начала артподготовки вражеские позиции заволокло дымом. Разобрать в нем что‑либо нетренированному глазу было невозможно: сотни орудий стреляли одновременно.

Но Юрий Соколов, казалось, видел все. Закончился первый мощный огневой налет. Дым рассеялся. Местность в районе цели стала неузнаваемой. Где купол церкви? Его уже нет. Пользуясь точными сообщениями Юрия Соколова, его товарищи меткими залпами снесли вражеский наблюдательный пункт. Немецкие батареи, расположенные здесь, «ослепли», а вскоре вообще были подавлены. Пехота поднялась в. атаку.

Наступил самый ответственный момент в боевой работе артиллеристов — им предстояло сопровождать огнем пехоту. С каждой минутой снаряды надо было класть все дальше и дальше. И каждый промах наблюдателя мог стоить жизни тем, кто атаковал вражеские укрепления.

А тут заговорили орудия из глубины обороны врага и отдельные уцелевшие огневые точки переднего края. Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно. Бой длился уже три часа, он достиг наивысшего напряжения.

В этот момент осколок вражеской мины ударил Соколова в грудь. Жгучая боль пронзила все тело. Сразу стало нестерпимо тяжело дышать. Из раны обильно потекла кровь. Делать перевязку на вершине березы невозможно. О ранении можно было сообщить на батарею. Телефонная трубка — вот она. Но когда подоспеет замена? А батарея будет пока молчать? Молчать в то время, когда требуется наибольшая точность и быстрота огня, когда надо расчищать путь пехоте…

Младший сержант Юрий Николаевич Соколов принял решение. сразу. Зажав рану левой рукой, он схватил трубку телефона правой и продолжал корректировать залпы батареи. Вызванная ранением заминка была так невелика, что на батарее ее и не заметили. Только голос артразведчика стал глухим и отрывистым.

Так Соколов сообщал артиллеристам цели еще сорок минут, сорок минут, из которых каждая доставляла ему невыразимые мучения. Но зато каждую минуту каждое орудие посылало по врагу от восьми до десяти тяжелых снарядов. И они летели все дальше и дальше, расчищая путь нашей пехоте. Матрос, остававшийся внизу, у березы, вдруг увидел, как сверху упала одна красная капля, вторая, третья…

— Ты, что, ранен? — окликнул моряк Соколова.

— Да. Больше уже не могу. В глазах темнеет.

Он попробовал спуститься, но, потеряв сознание, беспомощно рухнул на заботливо подставленные руки товарища.

Много времени спустя Соколов узнал, что именно на этом участке, под Шлиссельбургом, встретились, наконец, бойцы Ленинградского и Волховского фронтов. Блокада Ленинграда была прорвана. Главный калибр сработал до конца.

Добавить остается немногое. Через десять месяцев Соколов вышел из госпиталя. Врачи признали его годным лишь к нестроевой службе, и он стал военньш фотографом. Новая специальность пришлась ему по душе, он остался ей верен и после увольнения в запас. Он работает в Москве, здесь живет его семья. Но день окончательного снятия блокады — 27 января — он обязательно проводит в Ленинграде среди старых боевых друзей.

Все они занимаются такими же мирными делами, как и Юрий Соколов. Его прежний командир, полковник Барбакадзе, ушел в запас. Встречаясь, говоря о боевом прошлом, вспомнили как‑то друзья и того гитлеровского летчика, что искал самую большую пушку, посмеялись.