Отряд ликвидации (ЛП) - Торп Гэв Страница 11

В моей голове начинает формироваться план.

СЛЕДУЮЩИМ утром я появляюсь в столовой со стопкой серо‑черной униформы в руках. Пока остальные валялись в кроватях прошлой ночью, я сгонял в кладовую со специальным запросом. Зал столовой около тридцати метров в длину, пятнадцать в ширину, тут шесть огромных столов, двумя рядами вдоль стен. Голый некрашеный металл стен отполирован и чист, результат вчерашнего командного труда, только после этого я позволил им отужинать.

Потому что дисциплина это не только спокойствие под обстрелом, или подчинение приказам, но и еще способность исполнять монотонную паршивую работу и все еще оставаться настороже. Ну, как стоять в карауле или убираться в столовой.

– Стройся! – ору я, и они вскакивают на ноги, расслабленно занимают свои места рядом с длинной скамьей.

– Этим утром я покажу вам кое‑что другое, – провозглашаю я и кладу униформу на край стола, – вам не стать настоящим солдатом, пока вы думаете не как настоящий солдат. Вы не начнете думать как настоящий солдат, пока не поймете, что означает быть настоящим солдатом. Вы не поймете всего этого, пока вы думаете, что являетесь кем‑то другим. Логический вывод из сказанного: пока вы считаете себя кем‑то другим, то никогда не станете настоящим солдатом.

Они ошеломленно смотрят на меня. Я не ожидал, что они поймут, потому что мне самому в голову это пришло только вчера ночью. Я смотрю на именную табличку на нагрудном кармане первой униформы.

– Кто ты? – спрашиваю я, указывая на Страдински.

– Таня Страдински, сэр, – отвечает она, вытянувшись по струнке.

– Нет, не верно, – говорю я ей, качая головой, и забираю верхнюю униформу.

– Кто ты?

Прежде чем ответить, она думает секунду:

– Рядовая Страдински, 13‑ый Штрафной Легион "Последний шанс", сэр, – выпаливает она и смотрит с триумфом в глазах.

– Хорошая попытка, но все еще неверно, – говорю я и смотрю на остальных, – настоящий солдат не знает об этом, из‑за своего имени.

– Ты, – говорю я, указываю на Морка, – как настоящему солдату узнать, кто он такой?

– Я не знаю, сэр, – гавкает он в ответ и вытягивается.

– Кто‑нибудь может мне сказать, откуда истинный воин знает, что он настоящий солдат? – пока я говорю, я обвожу их взглядом.

– Только осознав свое предназначение в глазах Императора, лейтенант Кейдж! – словно удар грома, раздается голос сзади меня, привлекая все наше внимание. Полковник широкими шагами подходит ко мне, его взгляд прикован к униформе за моим плечом.

– Я прав, лейтенант Кейдж?

– Да, Полковник, – отвечаю я.

Его ледяные голубые глаза встречаются с моими и на секунду задерживаются. Он одобряюще кивает.

– Продолжайте, лейтенант Кейдж, – говорит он мне, отходя обратно на пару шагов. У себя в голове я стараюсь игнорировать его присутствие, проигрываю последнюю минуту, чтобы найти место в маленьком воображаемом сценарии, что я набросал вчера ночью вместо сна.

– Настоящий солдат не знает, что его так называют, откуда он родом или даже за кого сражается, – говорю я им, ко мне снова возвращаются слова. Я ощущаю на себе взгляд Полковник, и моя глотка моментально пересыхает. Я прячу свою неловкость, маня к себе Таню пальцем, потом продолжаю:

– Настоящий солдат знает о себе только по своим деяниям!

Я разворачиваюсь к Страдински и вручаю ей униформу.

– Ты больше не Таня Страдински и не рядовая Страдински, – говорю я ей, – так кто ты?

– Я все еще не знаю, сэр, – сконфужено отвечает она, ища взглядом подсказки или поддержки у других.

– Что написано на плашке? – мягко спрашиваю я, указываю на униформу в ее руках.

– Тут написано "Снайпер", сэр, – отвечает она, взглянув вниз.

– Кто ты? – снова я вопрошаю твердым голосом.

– "Снайпер", сэр? – нерешительно отвечает она.

– Почему ты спрашиваешь меня? – говорю я, в моих словах сквозит презрение. – Разве я могу знать это лучше тебя?

Несколько секунд она стоит на месте и смотрит на меня, затем на униформу и опять на меня. Ее челюсть сжимается, а в глазах появляется сталь, когда она осознает истину.

– Я "Снайпер", сэр! – она не может скрыть горечь в тоне, ее имя – постоянное напоминание о вине, которую она ощущает.

– Встать в строй, Снайпер! – приказываю я ей и беру следующую униформу. Я по очереди вызываю одного за другим, отдаю одежду и отправляю обратно. Они снова стоят шеренгой, каждый держит свою униформу перед собой, я иду к другому концу стола. Уголком глаза я все еще могу видеть Полковника, он наблюдает за всем, изучает меня и остальных штрафников "Последнего шанса".

– Перекличка! – рявкаю я, глядя на Стрелли слева в шеренге.

– Летун, сэр! – орет он.

– Подрывник, сэр! – орет следующим Трост.

– Снайпер, сэр! – снова произносит Страдински.

– Герой, сэр! – образцово, как на плацу, орет Морк.

– Мозги, сэр! – отвечает Квидлон.

– Глаза, сэр! – гаркает Айл.

– Сшиватель, сэр! – Строниберг завершает перекличку.

– С этого момента, это ваши имена, – хрипло говорю я им, – И мы будем все время пользоваться ими. Каждый раз, когда вы его произнесете или услышите, вы будете знать, кто вы такие на самом деле. Любой нарушивший это правило будет мною наказан. Все ясно?

– Да, сэр! – рявкает хор. Я почти распускаю их, чтобы подготовиться к утренней тренировке, когда вмешивается Полковник:

– А как тебя зовут? – спрашивает он.

– Меня… Как меня зовут, сэр? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Я разворачиваюсь и смотрю прямо на него:

– Я еще не придумал себе имя.

Он вроде бы секунду размышляет, затем уголки его губ слегка приподнимаются:

– А ты – "Последний Шанс", – говорит он мне и кивает. Когда он широкими шагами покидает столовую, то оглядывается на меня:

– Впредь я хотел бы видеть тебя в униформе.

* * *

ТРЕНИРОВКИ продолжаются еще две недели, пока я работаю со штрафниками "Последнего Шанса" над стрельбой и физической подготовкой. Практически уже все превратилось в рутину, так что на вторую неделю я переговорил с офицерами корабля и поменял цикл смены дня и ночи в наших залах. Иногда день будет длиться двадцать четыре часа, после дам пару часов на сон, а иногда полдня. Хотя в данный момент меня больше всего беспокоит их бдительность, мне нужно, чтобы они были словно на иголках, когда мы прибудем туда, куда бы ни направлялись. Так что я организовал для них небольшой тест.

В середине двадцать первой ночи на борту, я прокрался к ним в комнату. В комнате слышалось тяжелое дыхание и храп, штрафники "Последнего Шанса" отдыхали, после того как целый день пробегали с тяжелыми ранцами. В моих руках маленькие полоски пергамента, которые используют, чтобы маркировать трупы, на них я нацарапал "Ты был убит, когда спал". Первая койка Троста, изогнувшись и отвернувшись к стене, он руками плотно прижимает к себе одеяло. Едва дыша, я склоняюсь над ним и кладу кусочек бумаги рядом с ним на подушку. Строниберг раскинулся на спине, одеяло на бердах, рот открыт, его дыхание прерывает свист из носа. Я кладу полоску пергамента ему на горло. Продолжаю идти по спальне, в тусклом ночном освещении легко скольжу от одной койки к другой. Остается только Морк, вот он, скорее всего, проснется, в эту секунду раздавшееся бормотание заставляет меня замереть. Задержав дыхание, я стою на месте и пару секунд пытаюсь найти источник шума. Он слева от меня, и я осторожно подхожу к бормочущему. Это Страдински, разговаривает во сне. Она беспокойна, ее донимает кошмар.

Удовлетворенный тем, что она спит, я крадусь обратно к койке Морка и запихиваю пергамент под оделяло. Затем я отхожу обратно к двери в мою комнату и жду утра.

Для меня все прошло слишком легко и это беспокоит. Мне нужно понять, как наказать их, чтобы они навсегда запомнили, что не стоит быть такими расслабленными. Хотя слишком сурово с ними нельзя, кому взбредет в голову выставлять охрану на своем же собственном корабле? Нужно что‑то быстрое и четкое. Если это их нечему не научит, я вернусь с кое‑чем посерьезнее.