Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова Страница 12

– Тебе хорошо, – ответила она наконец, слыша, что от сдержанных слез голос стал густым и неровным. Проклятый! – Ты куда хочешь, туда и едешь. А я тут… как коза на веревке. И все жду, что со мной будет. Йорунн все грозится… У меня было три сестры! Где они все?

– Ну, ладно! – Гельд тоже услышал, что она едва не плачет.

Неожиданно он подвинулся к ней, обнял за плечи и хотел прижать к груди, как обиженного ребенка, но Борглинда вырвалась и отстранилась. Вот еще!

– Все в конце концов может выйти не так плохо! – продолжал Гельд. – Когда-нибудь все устраивается. Жизнь, понимаешь ли, как река: даже если ее завалит камнями, она все равно пробьет себе дорогу. По капельке, по ручейку… Каждый человек хочет жить, и каждый в отдельности делает все, чтобы выжить. И в итоге общими усилиями жизнь налаживается. Видела когда-нибудь муравейник?

– Тебе хорошо говорить! – повторила Борглинда. Слезы наконец отступили, голос стал обычным, и она горячо продолжала: – Жизнь налаживается, если ее налаживать. А если каждый рушит собственный муравейник, тащит на себя все иголки… И лучшее, что может сделать, – забиться в щель и ждать! И повторять, что честь – богатство сильных! А слабым, дескать, все прощается! Прощается даже перебить во сне людей, которым клялся в дружбе, и… Копать могилу самому себе! Только так все и выходит! Все хуже и хуже!

– Вот оно что! – тихо и значительно протянул Гельд. – Копать могилу… Ты хочешь сказать, что твой родич конунг… Он прямо сегодня собирается их перебить?

Борглинда молчала, не зная, проговорилась ли и чем это грозит.

– Понимаешь ли, у меня тут два сундука с цветным сукном, там даже шелк есть, и все это очень дорого нам обошлось, почти всю прошлогоднюю выручку вложили, – словно стараясь оправдать свой вопрос, опять заговорил Гельд. – И если ночью будет пожар… Я уже насчет крашеного льна сторговался – мне тут один вандр дает золотое обручье за тысячу локтей, а это, знаешь ли, хорошая цена… Мне будет жалко, если мои сундуки сгорят. А эти фьялли такие упрямые парни – ни за что не дадут себя убить просто так.

– Не беспокойся, – снисходительно ответила Борглинда. Пусть хоть весь свет знает! Ей все равно! – Их будут убивать не тут, а в Медном Лесу на обратном пути. Так что когда Торбранд Тролль приплывет сюда мстить за своих людей, ты и твое сукно, то есть ты и твое обручье, уже будете в Эльденланде. Попутного тебе ветра! Смотри не обожгись, когда из земли плюнет огнем.

– Спасибо! – учтиво поблагодарил Гельд. – Я привезу тебе оттуда маленького тролля с длинными ушами, в корзинке.

– Буду ждать и смотреть в море! – пообещала Борглинда и ушла в дом.

Ей вдруг стало очень холодно. Руки совсем застыли, пока она там стояла возле порога. Кто-нибудь увидит, как она с ним болтает – и завтра вся усадьба заговорит про «укромное темное место». Ну и пусть говорят! Чтоб им всем провалиться!

Гельд вернулся в спальный покой, задумчиво покачивая в руке деревянный стаканчик с игральными костями. То, что он узнал во время случайной беседы с девушкой, заслуживало того, чтобы подумать как следует. Разнородные постояльцы усадьбы уже спали, и он ступал осторожно, стараясь не задеть широкие спальные помосты вдоль стен. Сыроватые поленья в очаге дымили, после свежего воздуха двора тут казалось нестерпимо душно.

– Явился наконец! – Бьёрн Точило, товарищ Гельда по торговой поездке, приподнял голову. – А я уж думал, ты хочешь выиграть у того толстяка весь корабль, а у нас гребцов не хватит… Ты чего такой мрачный? Проигрался?

Гельд молча покачал головой и тоже присел. Бьёрна Точило он помнил столько же, сколько себя, поскольку еще воспитатель Гельда, Альв Попрыгун, владел с ним на половинных началах еще предыдущим «Кабаном». Бьёрну было не то пятьдесят, не то шестьдесят лет (он сам не знал толком), но на покой еще не собирался, на здоровье не жаловался и даже не научился пока предсказывать погоду по нытью костей. На его макушке светилась лысина, но окружал ее довольно густой лес пегих волос, полутемных-полуседых. Черты лица у него были крупными, кожа загорелой и темной, зубов не хватало, а небольшие глаза быстро уставали и щурились. Гельд отлично ладил со своим беспокойным, но сговорчивым спутником. Бьёрн относился к нему почти как к сыну, и Гельд не возражал, поскольку отца у него не имелось вообще.

– Знаешь, Точильный Медведь[10], похоже, тут замышляется подлое дело, – сказал он наконец.

– Против нас? – Бьёрн насторожился и сел на лежанке.

Гельд опять покачал головой:

– Нет. И когда все это случится, нас тут не будет.

– А! – удовлетворенно ответил Бьёрн и снова улегся. – Тогда пусть.

– Да, но… – нерешительно продолжил Гельд, покачивая на ладони стаканчик днищем вверх и потряхивая кости, будто собирался бросить. – Я тут подумал: если здешние хозяева опять подерутся с гостями, то ведь вся эта кутерьма начнется опять… Помнишь, когда не советовали плавать вблизи Квиттинга…

– Да ну! – Бьёрн опять сел. – Слушай, перестань выражаться как вёльва сквозь сон – я не Один и не умею разгадывать загадки. Говори толком. Что ты там услышал? Надо собираться прямо сейчас или можно до утра подождать?

– Я думаю, что суетиться ночью не стоит – недолго и споткнуться, – сказал Гельд. – Но если здесь сгорят все дома, где мы устроимся со своими товарами летом? А? Я правильно рассуждаю?

На самом деле он рассуждал про себя, мысленно.

– Делай что хочешь! – Бьёрн махнул рукой, опять улегся и отвернулся к стене. Он отлично знал привычку товарища говорить вслух много ерунды, а главное держать про себя, пока не придет время. – Я спать буду. Разбуди меня, когда крыша загорится.

– Обязательно! – твердо пообещал Гельд и стал неспешно раздеваться.

Нет, суетиться ночью не стоит, но если есть способ помешать Гримкелю конунгу опять поссориться с фьяллями, это нужно сделать непременно. От этой их войны одни убытки. Опасность для кораблей, недостаток продажного железа, недостаток места для пристанища… Три года назад нашлось бы десять покупателей на тысячу локтей крашеного полотна, а тут два дня искал, пока напал на того вандра… Знатные квиттинские хёльды перебиты, а у оставшихся нет ни пеннинга лишнего. Им теперь не до торговли…

Гельд мимоходом вспомнил девочку, с которой только что разговаривал. Платье третий день одно и то же, а между бронзовыми застежками – ни единой цепочки, ни единого колечка на пальцах… А у фьяллей… В памяти встало надменное молодое лицо с острым подбородком и огромными глазами, зелеными, как у кошки. Острый нос с горбинкой больше пристал бы троллю… Вроде их конунга Торбранда, тот тоже такой длинноносый. Может, порода такая?

Асвальд ярл выглядит человеком надменным, но не глупым. Что он сделает, если узнает?

Гельд улегся рядом с Бьёрном и завернулся в плащ. Завтра будет видно.

Наутро, счастливо избавившись от полотна, Гельд отправился прогуляться по Острому мысу. На руке его блестело новое золотое обручье в полторы марки* весом, день выдался ясным, и торговцу было весело. Посвистывая, он обходил дворы, разглядывал корабли, зашел кое-куда присмотреться к товару. Однако бедновато. Совсем не то, что раньше. Железо по цене приближается к серебру. А, вон он!

Гордый Асвальд ярл с десятком людей величаво вышагивал по берегу. За его плечами вился по ветру красный плащ, широкая серебряная гривна с крупным молотом Тора сверкала на груди. Сразу видно – посланец могущественного конунга! Красавец! В любимой Гельдом «Песни о Риге»*, которую он помнил от первого до последнего слова, про ярла сказано как нарочно про Асвальда:

Румяный лицом,а волосы светлые,взор его был,как змеиный, страшен[11].

– Приветствую тебя, Асвальд ярл! – Гельд остановился, загораживая фьяллю дорогу.

– Что-то я тебя не припомню, – надменно отозвался Асвальд, но все же остановился и смерил Гельда оценивающим взглядом. Парень с выговором барландца был одет хорошо, вид имел уверенный, но на знатного человека все же не походил.

– А ты меня не знаешь. Я – Гельд, меня зовут воспитанником Альва Попрыгуна. Мы ведем торговлю. Я хочу узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь.

– Пока нет, – сразу ответил Асвальд, слышавший этот вопрос уже много раз. – Вот когда вернемся…

– Тебе, как видно, требуется железо?

– Верно. Но не по тем ценам, что приближаются к ценам серебра.

Гельд с трудом удержал усмешку: они со знатным ярлом провели одинаковые изыскания и пришли к одинаковым выводам.

– А хлеба тебе не нужно? Говорлинская пшеница, крупная, как брусника осенью на кусте первого года.

Асвальд усмехнулся. Барландец держался так свободно, говорил так легко и дружелюбно, что при взгляде на его лицо делалось весело и хотелось ему верить. И даже что-нибудь у него купить. Умеют же некоторые делать свои дела!