Гэрет Уильямс - Часть 8 : Другая половина моей души. Страница 2

Бестер появлялся на Проксиме-3 несколько месяцев назад, чтобы выяснить правду о новых союзниках землян и осуществить мыслесканирование Сатаи Деленн. Корвин и сам был в некоторой степени замешан в действиях, целью которых было не допустить этого. Капитан так и не сообщил, что же произошло, но, похоже, что его план сработал. Корвину оставалось лишь гадать, насколько Бестер злопамятен. Судя по тому, что он решил спасти их, вряд ли это качество было развито у него чрезвычайно сильно, но, тем не менее, ещё слишком много вопросов оставалось без ответов.

Откуда Бестер знал, где их искать? Почему корабль Теней не стал нападать? Что Бестеру от них надо? И где же, чёрт возьми, они находятся?

По крайней мере, ответ на последний из этих вопросов ему мог дать Майкл Гарибальди, приближённый Бестера и офицер его штаба, или кто-то в этом роде. Он определённо не был телепатом, — на нём не было никаких характерных перчаток, он не носил эмблемы Пси-корпуса. Он выглядел вполне дружелюбно, но список людей, которым Корвин доверял, был довольно-таки короток. Если говорить точнее, в нём значился один лишь капитан Шеридан.

— Так, всё-таки, где мы? — спросил он сразу же, как только мистер Гарибальди повёл его на импровизированную экскурсию по базе.

— Это секретная база Пси-корпуса неподалёку от владений нарнов, — ответил Гарибальди. — Боссу удалось договориться кое с кем из них. Вам известно, что у нарнов нет телепатов? Так вот, наш босс договорился о разумной цене за то, что нам позволяют обитать здесь, — он сбывает им ДНК телепатов. Мало того, они снабжают нас продовольствием и, время от времени, даже кораблями. Вся штука в том, что у нарнов острая нужда в телепатах. Не думаю, что они уже успели добиться какого-то успеха в своих экспериментах, но...

— Вам не кажется, что эта затея несколько... неэтична?

— Но мы делаем это, потому что иначе нам не жить. Да и вообще говоря, нарны, всё-таки, куда лучше минбарцев. И, кроме того, сам ведь я не телепат, и сомнительно, чтобы какого-нибудь нарна заинтересовала моя ДНК. Таким образом, лично меня это не касается.

Корвин переварил эту информацию и мысленно пожал плечами. Если предположить, что это производилось с согласия замешанных в деле телепатов, тогда нет вопроса. Кроме того, людям, борющимся за своё существование, можно простить многое.

— Полагаю, что босс не просветил вас насчёт источника, из которого он узнал, где нас можно было отыскать? — осведомился Корвин.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Видите ли, я не имею права знать о таких вещах. Босс доверяет мне в вопросе поддержания порядка в нашей округе, а лучший способ поддерживать порядок, это делать так, чтобы все знали то, что им положено знать, и чтобы всё, что им положено знать, они знали, а также не знали того, чего им знать не положено. Так вот, раз мне не положено знать чего-то, я сделаю всё для того, чтобы не узнать этого. Улавливаете смысл?

— Э, пожалуй... — после непродолжительного замешательства ответил Корвин. — В некотором роде, да. Ну, так и что же положено знать мне?

— Я не знаю.

Корвин ошеломлённо моргнул, и Гарибальди расхохотался. Его хохот был настолько заразителен, что Корвин не заметил, как сам начал смеяться. Он всё ещё не доверял Майклу Гарибальди, но этот человек ему определённо начинал нравиться.

— Если серьёзно, — успокоившись, продолжил Гарибальди. — То босс желает сегодня встретиться с вами и с капитаном, и тогда, я полагаю, он сообщит вам то, о чём вы должны быть осведомлены.

— И то, каких услуг он ожидает от нас?

— Наверняка. Галактика становится неспокойным местом. Понятное дело, он спас вас не просто за красивые глаза. Он считает, что вы можете принести определённую пользу. А может быть, он желает отомстить за что-то. Он не посвятил меня в подробности, а я и не спрашивал.

Они замолчали, и Корвин огляделся по сторонам. Они пришли в рабочий кабинет Гарибальди. Тот, кто обставлял его, предполагал, что кабинет будет функциональным и опрятным, но в настоящий момент в нём царила полная неразбериха. Документы и заметки были разбросаны повсюду. Среди них там и сям виднелись звёздные карты. Похожими картами, в основном, помятыми и скрученными, были увешаны стены. Куда бы он ни бросил взгляд, он натыкался на мерцание компьютерных дисплеев. Корвин заметил фотографию на столе Гарибальди. Было видно, что она стоит на самом почётном месте. На ней была запечатлена красивая темноволосая женщина.

— Да-да, знаю, выглядит старомодно, — сказал Гарибальди, заметив, что Корвин заинтересовался снимком. — Это моя жена, Лиана. Сейчас она на седьмом месяце.

— О, — воскликнул Корвин. — Поздравляю. Это будет ваш первый ребёнок?

Обыкновенная светская беседа, но Корвин и в самом деле заинтересовался. Было похоже, что ему предстоит много работать бок о бок с мистером Гарибальди, так что он желал узнать побольше об этом человеке.

— Ага. Вообще-то, мы женаты не так уж долго — всего лишь два года. Мы сомневались, стоит ли вообще давать жизнь ребёнку, если ему придётся жить в мире, который стал таким... Но, всё же, каждому из нас надо на что-то надеяться, за что-то бороться. Вот так я думаю. Вы женаты?

— Я? Нет.

— Но есть кто-нибудь на примете?

— Была. Она... погибла.

Он не лгал. Это была чистейшая правда, — Сьюзен Ивановой, которую он когда-то знал, больше не было.

— Эх, вот ведь как оно бывает... Мы все так много потеряли в этой войне. Босс считает, что мы можем что-то изменить, может быть даже положить всему этому конец, но я... не знаю. Жизнь ведь всё время, раз за разом, швыряет тебя в болото. Иногда даже начинаешь сомневаться, стоит ли вылезать из него вообще, и вот в такой момент ты и находишь причину, по которой ты должен сделать это, и всё снова встаёт на свои места. Вся эта боль, вся эта смерть, все эти утраты... Ты начинаешь верить, что, в конце концов, тебе воздастся за них.

— Вы так считаете? — спросил Корвин.

Перед его глазами стоял образ капитана, снова и снова повторяющего имя Анны, стоя на коленях у её неподвижного тела. Он вспоминал и самого себя, своё горе, когда исчезла Сьюзен, он вспоминал...

— Да, — согласился он. — Наверное, так оно и есть.

— Да, кстати, каково вам работать вместе с ним? С капитаном Шериданом? Со Старкиллером?

— Он... я не знаю, как лучше всего сказать это. Он верит, что нам под силу всё изменить. Точнее, он верил... Не знаю, как теперь.

Гарибальди пожал плечами.

— Мы можем всё изменить. Поэтому-то мы и здесь.

— Так почему же мы здесь? Не верю, что кто-то может совершать серьёзные поступки без веских причин. Полагаю, что то же самое относится и к Бестеру.

— Ну, я думаю, вам лучше спросить об этом его самого, не так ли? Ведь скоро вам и капитану Шеридану представится возможность поговорить с ним. Как только вы осмотритесь тут и доложите обстановку капитану Шеридану, можете приходить ко мне в любое время.

Гарибальди поднялся из своего кресла и протянул руку Корвину. Секунду Корвин смотрел на Гарибальди, потом перевёл взгляд на портрет его жены. Немного поколебавшись, он ответил на рукопожатие.

Первая ниточка протянулась между ними.

Политическая среда была второй природой для большинства центавриан. Представители знати вели игры с властью, влиянием, походя рискуя жизнью и благосостоянием людей. Многие из них, ослеплённые своими мелочными, а подчас, и не столь мелочными интересами, даже полагали, что это они изобрели Великую Игру, как выражались некоторые. Для них это была лишь игра, хотя и с крайне высокими ставками.

Конечно, они были не правы. Нельзя говорить об игре, если риску подвергаются человеческие жизни. Во всяком случае, такое определение не было бы вполне точным. И, кроме того, эту игру первыми придумали не они. Она началась миллиарды лет назад и продолжается до сих пор. Оба игрока уже устали и смутно помнят, в чём же заключались их первоначальные цели. Но они продолжают её, не смотря ни на что, — почти бездумно совершают свои ходы и машинально реагируют на ходы соперника. Центавриане — не более чем пешки в этой игре, их швыряет то в одну, то в другую сторону. В данный же момент они практически никого не интересуют. Всё внимание сосредоточено на более важных и значимых фигурах.

Но даже пешка может решить исход игры, особенно если вдруг станет ферзём. Центаврианам недолго осталось быть пешками. Возможно, их разгорающаяся война с нарнами позволит им обрести силу, которой окажется достаточно, чтобы повернуть весь ход событий.

А может быть и нет. Сказать наверняка невозможно.

Но в то время как высший свет Центавра играл в свою борьбу за власть, будучи при этом замкнутым в рамки ещё более масштабной игры во власть, свою игру вели и низшие классы центаврианского общества. Презренные, угнетаемые, приносимые в жертву по ничтожным поводам, они иногда получали возможность сказать своё слово.