Дзюн Эисима - Последняя Фантазия XIII: Случившееся прежде Страница 29

Словно истратив все силы на эти слова, его бабушка погрузилась в сон и больше уже не проснулась.

Когда он ещё мог сосчитать проведённые в дороге дни, он набрёл на руины деревушки. Прикинув время в пути, он предположил, что это деревня, где родился его отец.

Заметив вдали уцелевшее здание, он преисполнился надежды на то, что в нём кто-то ещё жил, или же, возможно, там нашёл приют от дождя какой-нибудь странник. Но потом он разглядел, что здание совсем обветшало, и к нему и приближаться-то небезопасно, не говорят уже о том, чтобы остаться на ночлег.

Он тщательно осмотрел развалины, надеясь отыскать останки дома, в котором жили его дедушка, бабушка и отец, но безрезультатно. Единственное, что он обнаружил — старый колодец ещё не пересох, и в нём была вода.

Речную воду он пить не решался, поэтому весьма обрадовался воде колодезной. Тем не менее, он убил хелицерату, опалил до черноты её лапки и истолок в порошок, который высыпал в сосуд с водой, хорошенько перемешал и оставил на ночь, зная, что ядовитые вещества опустятся вместе с порошком на дно, а сверху останется чистая вода, пригодная для питья. Конечно, наверняка существуют яды, на которые порошок воздействия не окажет, так что нельзя говорить о полной безопасности, но даже такие меры предосторожности были лучше, чем ничего.

Даже оставшись в одиночестве, он был преисполнен решимости выжить. Какая-то часть его призывала сдаться и опустить руки, но он не позволял ей взять верх.

«Богиня откроет врата пред теми, кто не сдаётся».

Он не помнил, кто научил его этим словам. А может, никто специально его не учил, и он сам запомнил их, потому что на опасной охоте они часто звучали. Если на охоте кто-то один опустит руки, в опасности окажутся все остальные, поэтому первое, чему взрослые учили детей, было не сдаваться. Во что бы то ни стало старайся выжить, иначе монстров не одолеешь.

Сознавая, что пребывают в опустошённом гибнущем мире, они, тем не менее, отчаянно пытались выжить. Дай слабину — и смерть тут же тебя нагонит. Только больные имели право на слабость и отчаяние, потому что болезнь по сути равнялась смерти.

— Говорят, давным-давно люди от болезней не умирали.

— Знаю. Потому что были те, кто умел лечить.

— Да, хорошо им было, древним людям.

— Хотел бы я родиться триста лет назад.

Дети часто болтали на тему «вот бы родиться в другое время».

— Почему триста?

— Наставница рассказывала, что именно тогда был построен самый большой город в истории. А это значит, что тогда было много людей. Хочу жить там, где много людей.

— А я хотел бы жить двести лет назад.

— Сразу после того, как упал Кокон?

— Вот именно. Я бы как следует врезал всем тем дуракам, которые в такое время решили воевать.

— Но ведь мы говорим не о том, чтобы переместиться во времени, а о том, чтобы родиться в то время. Если бы ты родился тогда, то не знал бы, какие беды принесёт война.

— А вот и знал бы. Я бы точно обо всём догадался. А кто не догадался бы, тот совсем дурак.

— Что-то сомневаюсь.

— А я бы хотела ещё дальше оказаться. Лет на семьсот раньше.

— До Дня Рагнарока? Это когда Кокон и Гран Пульс ещё воевали друг с другом?

— Да, была война, и Кокону суждено было пасть, но дочери богини спасти его. Хорошо бы оказаться в эпохе, когда тебе приходят на выручку в беде.

— Тогда, может, лучше оказаться в том времени, когда город Падра ещё стоял?

— Но ведь и Падра была разрушена войной.

— Люди только и делали, что воевали. Какие же они дураки.

Они говорили о городах и событиях прошлого, потому что не хотели забыть о них. А если позабудут, то во всём мире не останется никого, кто помнил бы историю человечества. Многие знания и так уже были безвозвратно утрачены.

И когда умерла его бабушка, их единственная учительница, не осталось никого, кто передавал бы им знания о прошлом. Они знали лишь то, что успели запомнить, потому и не желали утрачивать эти знания. Именно поэтому они, наследники старейшего племени, оставались живы до самого конца, ведь им была назначена миссия сохранить то знание, что передавалось из поколения в поколение с древнейших времен. Если все будут помнить о том, чему их учили, то это знание будет жить. Неважно, будут ли они живы сами, они смогут оставить знание, которое возможно будет передать следующему, даже если этот следующий никогда не родится.

Он покинул руины селения, в котором родился его отец, и продолжил путь. Он думал, что идя вдоль чёрных гор, достигнет деревни, в которой родилась и выросла его бабушка, но так и не сумел разыскать её. У него не было карты, так что вполне могло быть, что он просто шагал в неверном направлении. А может, за это время от деревни попросту не осталось даже руин.

Он шёл и шёл вперёд, а вокруг расстилалась лишь белая пустыня кристальной пыли. Не знай он, что именно она — причина неизлечимых недугов, то нашёл бы окружающий пейзаж вполне красивым.

Здесь он впервые увидел барханы. Кристаллическая пыль начала скапливаться и близ его деревни, но её было недостаточно, чтобы именоваться пустыней, и она была смешана с камнями и песком. Возможно, дело было в направлении ветра и форме ландшафта, ведь хоть он и слышал о пустынных барханах, никогда не видел их близ селения.

Увидев барханы, он впервые осознал, что услышать о чём-то и увидеть воочию — действительно совершенно разные вещи. Не зная о них, он бы даже не догадался, что это барханы, а посчитал бы их нарисованными кем-то странными узорами и потратил бы уйму времени, пытаясь в них разобраться. Точнее, он хотел верить, что узоры кем-то нарисованы, хотел надеяться, что где-то ещё остались люди, и он сможет с ними встретиться.

Но знание порой может стать безжалостным молотом, сокрушающим последнюю надежду. Наверное, поэтому людям не дано знать будущее. Они думают, что, зная будущее, смогли бы сделать самый верный выбор и не сожалеть ни о чём. Но это всё как раз потому, что будущее им не ведомо. Зная наперёд всё, что должно случиться, они бы лишили себя надежд и ожиданий. Это знание стало бы цепями и путами.

И всё равно люди хотели знать будущее. Он много раз слышал, как люди сокрушались, что им не дано узнать, что несёт завтрашний день.

«Ну зачем я с ним поругался… Если б знал, что так всё обернётся, я бы всегда его слушался! А теперь мы никогда уже не помиримся…»

Один из его товарищей потерял отца. Он был единственным, у кого в живых оставался один из родителей, и отец его попадал в категорию долгожителей. Он ещё смог бы принять смерть отца, если бы тот был болен, но его отец погиб внезапно, сорвавшись в ущелье. В то утро они, должно быть, поругались из-за какого-то пустяка, а помириться им было уже не суждено. Никто не пытался утешать его, потому что никакие слова не смогли бы унять терзавшие его горечь и сожаление.

Никто не поручится, что завтрашний день ты встретишь с теми же, кто рядом с тобой сегодня. Твоего друга, что с улыбкой отправляется в дорогу вместе с тобой, на обратном пути уже может не быть рядом. То же касается и тебя самого. В этом мире смерть не делает скидок и не различает возрастов, потому ничего удивительного, если однажды рядом с тобой кого-то не станет.

Кроме барханов в белой пустыне он больше не увидел ничего нового. Мир был настолько однообразен, что не верилось, будто когда-то можно было увидеть разнообразные пейзажи и для этого не требовалось долго искать. Конечно, нельзя сказать, что изменений не было никаких вовсе. Число монстров заметно уменьшилось. Мелкие монстры перестали попадаться вовсе, и ему приходилось охотиться на более крупных. От самых крупных монстров он убегал прежде, чем те успевали его заметить. Конечно, он смог бы одолеть их в одиночку, но оставлять гнить столько с таким трудом добытого мяса было бы слишком расточительно.

Он узнал, что охота в группе и охота в одиночку разнились куда значительней, чем, скажем, охота вдесятером и охота впятером, где просто немного менялся уровень сложности. Если оставалось лишнее мясо, его засушивали, а когда запасы кончались — снова выходили на охоту, и так раз за разом.

Но охота стала становиться всё сложнее и сложнее всякий раз, когда они теряли ещё одного.

— Да уж, тяжело без него.

— Он лучше всех находил их слабые места.

— Ага, с ним охота шла куда веселей.

Сначала были такие разговоры, но со временем прекратились и они, и он начал охотиться самостоятельно. Но, возвращаясь с охоты, он не чувствовал себя одиноко, потому что были те, кто ждал его возвращения и встречал с улыбкой.