Отряд ликвидации (ЛП) - Торп Гэв Страница 30

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что это правда. Я пытаюсь немного ссутулиться, как и остальные. Скрещиваю руки и прячу их в рукавах своей туники. В течение многих лет я наблюдал, как таким образом поступают различные писчие Департаменто Муниторум. На самом деле, это вроде как не очень удобно, и я прохаживаюсь туда‑сюда, пытаясь придать себе естественности. Чувствую себя ужасно уязвимым без свободных рук и в капюшоне, который закрывает большую часть обзора.

– Делай шаги поменьше, Кейдж, ты же не на марше по пересеченной местности! – орет мне Полковник с рампы шаттла. Я смотрю на него, и он кивает, жестом предлагая мне попытаться снова. Прохаживаюсь вдоль ангара для шаттлов, примерно двести метров в каждую сторону, делаю шаги в два раза меньше, чем привык, и чувствую, что пошатываюсь как малец. Еще сильнее ссутулюсь, пригибаю подбородок к груди и снова пытаюсь, и на сей раз ощущаю себя чуть более естественно. Моя походка теперь сильнее напоминает образ клерка Амадиеля в моей голове, писчего Полковника с последнего задания.

Когда Ориель удовлетворился тем, что мы теперь не выглядим как отделение высококвалифицированных солдат, притворяющихся дипломатами, мы все затаскиваем свое снаряжение на борт шаттла и располагаемся для поездки. Настроение напряженное и нервное. Ни у кого из нас нет оружия. Если мы не понравимся тау, то когда они начнут нас убивать, кроме голых рук нам нечего будет противопоставить. Хотя я понимаю, почему. Это мирная делегация, и если мы притащим с собой небольшой арсенал, то у тау от удивления отвалятся челюсти. Если у них вообще есть челюсти, внезапно приходит мне в голову, и от этой мысли улыбаюсь про себя. Мы не видели ни одной картинки с ними. Насколько я знаю, они могут оказаться огромными воздушными пузырями или раздутыми кальмарами со щупальцами. Хотя догадываюсь, что судя по боевому куполу, они не сильно‑то отличаются от нас, физически, я имею в виду. Двери вроде бы размером с человеческие, ступеньки построены для двух ног, так что полагаю, летающие мешки исключены. Позволяю своему разуму раздумывать над этим, предпочитая изгнать из головы все мысли о предстоящем задании.

Некоторые из команды, кажется, обеспокоены, и я советую им расслабиться. Сейчас нет смысла волноваться. План пришел в действие и к чему бы он нас не привел, все в руках Императора. Лично я пытаюсь ни о чем не беспокоиться. Хотя обычно люди волнуются по поводу двух вещей. По поводу того, что они не контролируют, и как это может их затронуть. И по поводу того, делать что‑либо или ничего не делать. Все остальное – пустая трата времени. Если это что‑то, с чем ты ничего не можешь поделать, тогда все тревоги галактики не изменят то, что может произойти. А если можешь, тогда не сиди на месте и не волнуйся, бери судьбу в свои руки. Вот такие рассуждения все эти годы хранят мою жизнь и здравомыслие.

Здравомыслие. Ну, в нем я начал сомневаться, и полагаю, это доказывает, что я еще не сумасшедший. По крайней мере, лично я так не считаю. Ты должен обладать здоровым духом, чтобы рассуждать в таком ключе, потому что лунатики просто считают себя здоровыми и не сомневаются в этом, не так ли? Я знаю, о чем думают другие, включая Ориеля, несмотря на его решение взять меня на задание. Они считают, что мои мозги так же скручены, как сверло буровой установки. Я так не думаю, ибо с ними вообще все хорошо. По правде, настолько хорошо, что они сфокусированы на моей личности так сильно, что может показаться безумием для других людей. Другим нравится загромождать свой разум различными приятными иллюзиями, насчет того, кто они такие, или зачем они появились. Но не мне. Я все это проработал в тюремной воняющей камере.

Как я и говорил Ориелю, я всего лишь оружие, и ничего больше. Нацельте меня на врага и выпустите. Вот эта ясность мышления намного приятнее, чем волнения по поводу того, все ли я делаю правильно, чем пустая трата времени и энергии, чем мучения между совестью и моралью. Моя совесть – полученные мной приказы, моя мораль – те, кто их отдал. Ну, у некоторых еще есть ответственность, типа Полковника или Ориеля. А меня это больше не волнует.

Мы летим уже пару часов, когда Полковник входит в смежный отсек.

– Вот ваш шанс первый раз взглянуть на врага, – говорит он нам, указывая на один из широких иллюминаторов. Вместе с остальными я отстегиваюсь, и мы собираемся у толстого стекла пялиться на звезды. Он там – корабль тау, и нам его отлично видно, так как шаттл делает круг, уменьшая скорость, чтобы начать посадку. Он длинный и гладкий, почти что белоснежный. Основной корпус похож на немного сглаженный цилиндр, с кучкой слабо светящихся коконов сзади, являющихся скорее всего двигателями. Нос плоский и широкий, несколько напоминающий капюшон змеи в боевой стойке. Вдоль борта массивными буквами выведено несколько причудливых символом тау, но я не вижу никаких признаков ангаров, стыковочных шлюзов или других отверстий. Впрочем, оружейные порты тоже не видны.

– Это боевой корабль? – спрашиваю я Шеффера.

– Полагаю, что гражданский в обычном рейсе, – отвечает Полковник.

Когда мы приближаемся, секция в обшивке исчезает из вида, и в сиянии желтого света нам открываются внутренности. Это не похоже на то, как открывается или уходит в стену дверь. Секция корабля, кажется, развернулась, оставив идеально круглое отверстие. Мы возвращаемся на свои места и пристегиваемся, готовясь к посадке, противовзрывные шторки закрывают иллюминаторы. Проходит еще пара минут, которые текут с мучительной медлительностью, пока мы сидим на месте и не знаем, что происходит. Через некоторое время я ощущаю и слышу, что шаттл приземлился. С визгом начинают останавливаться двигатели, и Полковник приказывает нам вставать.

– Первое впечатление самое главное, – зловеще говорит он, – с первой же секунды, как мы выйдем из корабля, за нами будет вестись пристальное наблюдение. Прямо с этого мгновения, вы должны думать и действовать в точности как гражданские, какими вы и должны быть. Мы должны постараться минимизировать контакты как можно дольше, но во время перелета на борту будет несколько официальных приемов, а хорошие манеры предписывают нам посетить их. Однако оставайтесь все время настороже. Я надеюсь, что тау предоставят нам определенную свободу действий. В конце концов, мы внушаем им достаточно доверия, чтобы они не держали нас как заложников. А теперь вперед и ведите себя расслабленно!

Мы толпой идем за ним, пока Полковник вышагивает вдоль стыковочного отсека.

Там мы останавливаемся. Ориель перед нами, мы линией за ним, ждем пока опуститься рампа. С первого взгляда на тау я понимаю, что ничего подобного не видел в своей жизни.

Ангар шаттлов затапливает яркий свет, воздух сухой и теплый, намного горячее, чем тот, к которому я привык на борту нашего корабля. Пока мы спускаемся по рампе, я оглядываюсь, сильно стараясь не пялиться. Зал огромной овальной формы, полы и потолок гладко перетекают в стены. Все вокруг спокойного, бледно‑желтого цвета. Нигде не видно острых углов, нет поддерживающих и пересекающихся балок или кранов для разворота шаттлов на месте. Пространство похоже на пустую пещеру, и я ощущаю, что поглощен этим и одновременно испытываю ужас.

У изножья рампы нас ожидает небольшая делегация. Нет охраны, не видно оружия. Или они действительно нам верят, или у них есть другие способы разобраться с нами, если мы начнем доставлять неприятности. Три тау в тонких бледных туниках терпеливо ждут и с интересом изучают нас, пока мы осматриваемся.

Я был прав, они по большей части гуманоиды. По крайней мере, у этих троих головы чуть меньше моей, а конечности хрупкие и тонкие. Их серо‑голубая кожа, кажется, блестит от какого‑то масла, и когда тау в центре делает шаг вперед и склоняется на одно колено в приветствии, я ощущаю сладкий аромат. Смотрю на его плоское лицо и лысую голову, замечаю желтые глаза и узкие щели вместо носа, лишенный губ рот и закругленные зубы. Он встает и раскрывает свои руки в приветствии, демонстрируя складки кожи, которые тянутся от его талии к плечу, подобно изуродованным крыльям. Подавляю дрожь. Никто не упоминал о том… что эти твари могут летать!