Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ Страница 36

«Как пожелаешь, брат, — ответил Абаддон. — Но почему ты хочешь, чтобы это выглядело нелепой случайностью?»

Вознесенный, услышав это определение, улыбнулся:

«Причина незначительная, но важная для меня. Необходимо уничтожить потенциальных союзников моего конкурента. Пророк набирает силу. Я не позволю ему занять мое место».

Абаддону это показалось весьма остроумным. Вознесенный не хочет, чтобы его когти были запятнаны кровью. Занятно наблюдать за тем, какую щепетильность Повелители Ночи могут проявлять при желании.

— Я направил туда пятьдесят заключенных, мой господин, — ответил Рувен. — Они захватили «Громовой ястреб», а остальные Повелители Ночи вернулись на орбиту на одном из наших судов.

— Пятьдесят. С численным перевесом ты не поскупился. И сколько же было рабов на борту?

— Два.

Абаддон кивнул, глядя на удаляющуюся колонну. Пятьдесят против двух, и никаких следов.

Хоть что-то было сделано правильно.

Талос не сумел связаться по воксу ни с кем из Первого Когтя. «Опаленный» и «Завет крови» тоже молчали. Повелитель Ночи заподозрил, что сигнал глушили, но не мог понять, с какой целью. Убивать их всех здесь было бессмысленно и не принесло бы ни малейшей пользы Черному легиону. При всех своих недостатках, первым из которых являлась излишняя самоуверенность, Абаддон не глупец. За прошедшие столетия его способность плести интриги лишь выросла.

С другой стороны, о Черном легионе сложно было сказать что-то наверняка. «Когда-то, — подумал Талос, — они превосходили всех нас».

Как низко пали сильнейшие.

Когда двери лифта открылись, Талос увидел тела, усеявшие посадочную платформу. Повелителю Ночи не потребовалось и секунды, чтобы понять, что смертных скосил огонь штурмового болтера.

Талос обернулся к «Громовому ястребу», молчаливо возвышавшемуся на когтистых посадочных опорах. Передний посадочный трап был опущен. На темно-синем корпусе виднелись черные пятна гари. Куски покореженного металла торчали там, где взрывчатка повредила гидравлический механизм трапа. Похоже, заключенные оказались неплохо вооружены.

Талос уже размашисто шагал к кораблю, круша подошвами плоть и кости и держа болтер и меч наготове.

— А-а-ах, — просипел один из ближайших трупов.

Талос не замедлил шага. Оглянувшись на чернозубый, кровоточащий остов того, что некогда было человеком, Астартес разнес его голову единственным болтерным снарядом. Корпус «Громового ястреба» отразил звук выстрела.

— Септимус, — позвал Талос по воксу.

Пришедший ответ его не обрадовал.

X

ОХОТА НА ОХОТНИКОВ

Они забрали ее.

Они осквернили «Опаленного» отвратительной вонью человеческого страха, они разорвали Септимуса на куски, и они забрали Эвридику.

Талос вложил меч в ножны, повесил болтер на бедро и опустился на колени перед командным троном, на котором неподвижно лежал Септимус. Темные разводы крови на полу показывали, где прополз раб. Он валялся в пилотском кресле, словно марионетка с обрезанными нитками, — мешанина кровоподтеков, перебитых конечностей и сломанных костей.

Он все еще дышал. Талос не понимал почему.

Повелитель Ночи отпихнул в сторону труп заключенного, снял шлем и встал на колени у тела своего оружейника. Острый запах крови и вонь недавней смерти ударила по ноздрям. Септимус закашлялся. Новые брызги крови полетели с его разбитых губ. Раб повернул голову к Астартес.

— Они забрали ее, — удивительно отчетливо произнес он. — Господин, прости меня, я ничего не вижу. Они забрали ее.

Талос вытащил из прикрепленного к набедреннику нартециума шприц и моток повязок из самоклеящейся синтеплоти. Теперешние его запасы не могли сравниться с полным набором инструментов апотекария, который у него когда-то был, — но набор потерялся давным-давно на безымянной планете в те годы, когда Великая Ересь расколола галактику.

Первым делом Талос вколол в бедро Септимусу коктейль из коагулянтов, обезболивающих и плазмы Астартес. Затем он перебинтовал то, что осталось от лица раба.

— Они забрали ее, — повторил Септимус, когда повязка из синтеплоти закрыла его глаза.

— Я знаю.

Талос встал, предварительно обрызгав дезинфицирующим средством открытые раны на ногах смертного, на руках и туловище. Самые глубокие он перетянул жгутами и положил оставшиеся повязки на приборную консоль, так чтобы Септимус мог до них дотянуться.

— Остальное сделаешь сам. Бинты у рукоятки двигателей обратной тяги.

— Да, господин.

— Они использовали взрывчатку, чтобы открыть люк основного трапа.

Это не было вопросом.

— Да, господин.

— Понятно. Отдыхай, Септимус.

— Я ничего не вижу, — повторил раб.

Голос его оставался ясным, но голова бессильно клонилась к плечу под двойным действием шока и содержимого шприца.

— Они выкололи мне глаза.

— Один глаз. Второй поврежден, но ты его не потеряешь.

Талос обыскал трупы. Некоторых захватчиков сразили лазерные выстрелы, тела других несли следы свирепых ножевых ударов. Два смертных раба дрались как тигры, пока их не одолели числом, — доказательства их мужества были разбросаны повсюду вокруг, изрубленные и безмолвные.

— Я не могу видеть, — Септимус опустил голову на спинку трона, — значит, не смогу доставить нас на «Завет».

— Сейчас это не важно. Ты знаешь, что произошло с Первым Когтем?

Раб громко сглотнул:

— Они вернулись на орбиту. На «Громовом ястребе» Черного легиона.

Талос выдохнул сквозь сжатые зубы. Западня была примитивной, что не помешало им всем туда угодить.

— Помолчи, — велел он Септимусу. — И постарайся не двигаться.

— Вы идете за ней?

— Я сказал, помолчи.

— Доброй охоты, хозяин.

— Как и всегда.

Талос, Астартес Первого Когтя десятой роты Восьмого легиона, шагнул к дверям рубки. В одной руке он сжал трофейный силовой клинок, а другой надел шлем — и все вокруг окрасилось в кроваво-красные тона. Через плечо пророк бросил своему раненому смертному рабу два слова — обещание, превращенное динамиками череполикого шлема в металлический рык:

— Скоро вернусь.

В последний раз охотник двигался вперед с подобной целеустремленностью уже очень давно.

Слишком давно, понял он. Он утратил первозданную чистоту, не уделял должного внимания той силе, что коренится в верности своей природе.

Инстинкты пробудились, стоило лишь его сдвоенному сердцу забиться чаще. Он побежал, громыхая подошвами своей второй, керамитовой кожи по металлическому покрытию. Этот звук был предупреждением, дикарским тамтамом войны, грозным биением сердца разгневанного бога. Охотник не пытался скрыть свое приближение. Пусть враг знает, что смерть идет по его следам.

Он шел сквозь тюремный комплекс, коридор за коридором, не доверяя лифтам и полагаясь лишь на собственный возродившийся боевой азарт. Только сейчас Талос осознал, что за час, прошедший с момента его пробуждения, в костях его поселилась ленивая тяжесть. Сейчас эта слабость прошла, смытая потоком чистого адреналина.

Эвридика. Да будут прокляты те, кто похитил ее, и да будет проклят Черный легион за эту мерзкую ловушку. Смертная должна была стать навигатором «Завета». Она, и никто другой, — Талос был абсолютно уверен в этом после того, как в пророческом видении девушка явилась ему на поверхности мертвой Нострамо.

Глубже и глубже в лабиринты тюремного шпиля. Он бежал, наслаждаясь зудом боевых стимуляторов в крови. Машинный дух его брони жаждал этой охоты. Темное сознание существа воспряло к жизни и разделяло радость хозяина. Погоня нужна была им обоим.

На краю дисплея ярко вспыхнула руна. Нострамская цифра «восемь». Она пульсировала в такт его собственному сердцу, а рядом красными буквами горели жизненные показатели и координаты цели. Операция, которая скрыла навигаторское око Эвридики под железной пластиной, была не единственной. Сервиторы легиона вшили в ее горло маячок, который позволял определить местонахождение рабыни любому Повелителю Ночи, знавшему нужную частоту. Обычный имплантат рабов Восьмого легиона.

Ровно шесть минут и тридцать одна секунда ушли на то, чтобы достичь подвальных помещений генераториума. Почти семь минут бега по затихшим, безжизненным коридорам, мимо пустых камер и переходов, набитых потеющими от страха заключенными, готовыми к погрузке на транспорт для рабов. Некоторые из них протягивали к нему руки, по ошибке принимая за одного из своих спасителей из Черного легиона. Охотник отвечал на поклонение ударами меча. Он не замедлял бега, не позволял себе остановиться ни на мгновение, даже для того, чтобы покончить с возмутительным святотатством. Вслед за свистом меча по туннелям раскатывались злые и испуганные вопли. Этот рев и мычание скотины, согнанной на бойню, сгрудившейся в страхе при виде большего хищника, вызывали у него улыбку. Охотник пытался подавить смех, хотя само их существование было смехотворно. Такие жалкие. Такие напуганные.