Аарон Дембски-Боуден - Чёрный Легион: Омнибус Страница 39

Цах`к опять повернулся ко мне. В его мыслях мерцали образы окровавленной шерсти и ножей во мраке. Своими словами я посрамил его, указав на его слабость при множестве тех самых созданий, с кем ему предстояло биться на аренах для воинов кланов. Учитывая, сколько его сородичей годами терпело побои смотрителя, после этого публичного позора многие бы нанесли ответный удар.

Он упрямо щелкнул звериными челюстями, стараясь не выплеснуть злость на меня. На Сортиариусе рождались преданные, хитроумные рабы.

Я велел ему опуститься на колени. Ноги с вывернутыми назад суставами делали эту задачу нелегким испытанием, да и от старых костей помощи не было. В такой близости от него становилось гораздо легче разглядеть сотни шрамов, крест-накрест пересекающих мех линиями шерсти, которая отросла чуть более светлого цвета. Раны на предплечьях, бицепсах, груди, горле, лице, руках… все спереди. Цах`к всегда встречал врагов лицом к лицу. Уверен, эта грубая отвага вызвала бы у Леора восхищение.

Закрыть и исцелить рану совсем не сложно. Просто понуждаешь плоть выполнять ее природную функцию — образуются струпья, рубцы затягиваются, и так далее. Но обратить вспять разрушения, нанесенные плоти, крови и костям временем? Это требует большего умения в Искусстве, чем многие когда-либо смогут добиться.

Имперские омолаживающие процедуры сочетают в себе науку химии и хирургическое мастерство, но все равно не достигают вершин Искусства. Они лишь перенимают наименьшие из его эффектов. Врачи и гематоры просто обманывают генетику, клонируя плоть, синтезируя кровь, или же извлекая собственную кровь пациента и меняя ее природу посредством восстанавливающих и обогатительных процедур.

Только варп позволяет переделывать саму плоть. Однако, вдыхая его в кровеносную систему, необходимо доверять ему. Его мутагенное прикосновение не всегда столь милосердно, как на это надеешься. Как я уже говорил ранее, в Великом Оке все мы носим на коже собственные прегрешения.

Кончики пальцев моей перчатки коснулись лба Цах`ка. Мне не было нужды притрагиваться к нему, однако касте рабов требуется определенная театральность. И, как и в любой демонстрации власти, фокус в том, чтобы сила казалась слугам непринужденной.

— Встань, — произнес я мгновением позже. — Встань и возвращайся к своим обязанностям.

Он открыл свои выпуклые глаза. Оба черные. Оба ясные, чисто черные. Одно козлиное ухо подергивалось. Дыша тухлятиной, он издал вскрик, совсем как тот зверь, что составлял большую часть его генетической сути.

— Благодарю, лорд Хайон.

— Знаю. Ступай.

Он был слишком полезен, чтобы терять его в простой драке внутри племени. Когда он приближался, сородичи пятились или сгибались над консолями, устрашенные его внезапной силой и аурой моей благосклонности. Даже его шерсть стала темнее, белая седина вновь стала серой. Один из наиболее высоких и сильных самцов отважился встретить возвращение Цах`ка лающим блеянием и был вознагражден за это ударом приклада винтовки в щеку. Он покорно пригнул рога и вновь обратил окровавленное лицо к своим делам. Вызов откладывался на другую ночь.

— Включить вокс-связь с третичной секцией экипажа.

— Включаю, — произнесла Анамнезис через динамики вокса. При звуке ее голоса несколько зверей-мутантов по обычаю прикоснулись к талисманам из кости или высушенной кожи, висевшим на шнурках у них на мохнатых шеях.

— Неудачно, — сказала она. — Неудачно. Неудачно. Не удалось.

Никакого ответа от Фалька и его братьев. Ну конечно.

Я откинулся на троне из красного железа и резной кости, наблюдая за оккулусом, который показывал бесконечное ничто. Гира у моих ног издала тихое рычание, следя своими белыми глазами за тем, как я поглаживаю отключенный клинок своего силового топора.

О чем ты думаешь, Гира?

Еще никто из Нерожденных не возвращался невредимым с Лучезарных Миров.

Ее слова вызвали у меня улыбку.

Мы пройдем мимо них, даю тебе слово.

Взгляд ее перламутровых глаз переместился с топора на надетый на мне кобальтово-синий доспех.

Пламя твоей души пылает ярче, господин. Я вижу, как секира плавится в твоих руках, а броня обгорела дочерна.

Я провел большим пальцем перчатки вдоль лезвия Саэрна. Мягкий скребущий звук умиротворял меня. В тот момент я считал, что ее слова — всего лишь нечеловеческие перипетии того, как она воспринимает мир вокруг себя. Не может увидеть обыденные детали и постоянно глядит на мироздание посредством искаженных чувств демона, усматривая значимость во всем, вне зависимости от того, заслуживает оно того или нет.

Она продолжала смотреть на меня.

Скоро пламя твоей души будет пылать так ярко, что заставит Нерожденных преклонять колени.

Ты говоришь, будто Токугра.

В ответ на мое насмешливое поддразнивание волчица резко щелкнула челюстями.

Смейся, сколько угодно, господин. Но я вижу тебя в опаленной броне, стоящим на коленях перед другим.

— Я покончил со стоянием на коленях, — я произнес эти слова вслух, ощутив, как они сорвались с губ, и пожалел о своей оплошности, когда ко мне повернулись звериные головы со всей палубы. Император мертв, а мой отец проклят. И я больше никогда не встану на колени.

Столь дерзко. Столь уверенно. Столь невежественно. Гордыня тех, кому не за что сражаться.

Когда мы возникли из ничто Разрыва Авернуса, то вышли прямо в небо, заполненное огнем. Только что были тишина и пустая темнота, а уже в следующий миг мы скользили в Пространстве Ока, и пустота пылала золотым светом. Мою сетчатку болезненно резануло размытое яркое пятно. Мутанты и люди отпрянули от внезапного едкого сияния. Мы вынырнули из паутины в область Ока, опаляемую Астрономиконом Императора.

— Закрыть оккулус! — крикнул Ашур-Кай с наблюдательной платформы. Прежде, чем кто-либо из экипажа успел повиноваться, многослойная броня по спирали сомкнулась над обзорным экраном.

— Оккулус закрыт, — произнесла Анамнезис через вокс мостика. Мы получили несколько секунд передышки, а затем корабль накренился у нас под ногами, достаточно сильно, чтобы половину экипажа стратегиума швырнуло на палубу. Леор рухнул со ступеней центрального возвышения, врезавшись в группу беспомощных сервиторов и переломав рабам одним Богам ведомо сколько костей. Телемахон обнажил оба клинка и сохранял равновесие лишь благодаря тому, что всадил их в пол, чтобы держаться и крепко стоять на ногах.

Огненный Вал? — послал мне импульс Ашур-Кай, поднимаясь с палубы.

— Столкновение, — протрещала Анамнезис среди всплесков шума испорченного вокса. — Температура корпуса повышается.

Щиты! — передал я ей, всем на командной палубе. Щиты!

— Пустотные щиты в спящем режиме. Температура корпуса повышается.

«Тлалок» опять свирепо рвануло, опрокидывая еще больше из нас на дюрасталевую палубу волной керамита и плоти. По кораблю прокатилось громовое эхо.

— Столкновение, — снова произнесла Анамнезис, продолжая оставаться абсолютно спокойной. — Температура корпуса повышается.

Корабль начал раскачиваться, разбрасывая тела по полу, гравитационные стабилизаторы силились удержать его. «Тлалок» застонал, издавая неприятный напев напрягающихся металлических костей.

Астрономикон рвет нас на части! В послании Ашур-Кая было столько отчаяния, сколько я никогда еще от него слышал.

Этого не может быть. Мы прошли Огненный Вал.

Я потянулся за пределы корабля, разбрасывая свои чувства вдаль и вширь. Было больно, проталкивание сознания в психический огонь ничем не отличалось от погружения руки в кипящую воду. За визгливой песнью Вечного Хора, которая звенела внутри моего черепа, присутствовало дикое сознание, громадное и нечеловеческое, утопающее в безумии, боли и панике. Оно цеплялось за «Тлалок», держась за нас и растворяясь в Свете Императора. От тонущего в текучей муке разума исходил поток страдания.

СВЕТ ОГОНЬ ЖЖЕНИЕ ОГОНЬ СВЕТ СЛЕПОЙ ЖЖЕНИЕ

Корабль опять рвануло, опрокинув еще больше экипажа на пол. На мостике взвыли сирены, а по моему ретинальному дисплею заструились гололитические рапорты о повреждениях. Теперь это была уже не просто нагрузка на корпус — отламывались целые секции хребтовых укреплений. Что бы ни находилось там снаружи, оно ломало «Тлалоку» спину.

Нас что-то схватило, — передал я Анамнезис. Убей его.

И вот тогда тварь заревела. Если от ее хватки корабль сотрясался, то от рева по каждой йоте костей «Тлалока» прошла жестокая дрожь, а на нижних палубах, где вопль существа разносился громче всего, у экипажа рвались барабанные перепонки.

К тряске присоединилась более знакомая дрожь, Анамнезис дала бортовые залпы с обеих сторон корпуса. Целые орудийные палубы изрыгнули свою злобу в золотую пустоту. Беззвучные крики существа окрасились новой болью, вновь раскатился его драконий рев, громкости которого хватило, чтобы разбить несколько мониторов консолей.