УТЕС ДРАКОНА. Палеофантастика русской эмиграции - Фоменко Михаил Страница 4

— Ого! Длинная шея, должно быть. Если твой «дух болот Лунга» носит крахмальные воротнички, то прачкам в этой местности есть над чем повозиться. Дальше!

— Когда он, дух болот, видит хижину кафра, стоящую на пути его, одним ударом длинного хвоста дух сметает эту хижину с места, убивая одновременно всех, кто спит под кровлей этой хижины.

— Хорош хвостик!

— И когда ты вздумаешь стрелять в него, он только поглядит на тебя зелеными глазами, и пуля падает, не долетев до него.

— Уф, как страшно! Шея питона. Голова и хвост крокодила. Туловище с гору. А про крылья ты забыл упомянуть?

— Какие крылья? — недоверчиво отозвался Банга. — Те, которые видели «духа болот Лунга», никогда не говорили ничего о крыльях. Они говорили, что у него огромное туловище, напоминающее тушу гиппопотама или слона. И еще на носу рог.

— Стой! — заинтересовался Бернштейн. — Я думал, ты рассказываешь попросту одну из ваших глупых кафрских сказок. Но сейчас ты сказал: те, которые видели… Значит, этого «духа» видел кто-нибудь?

— Люди! — ответил кратко Банга, кратко и угрюмо.

— Положим, с поправкой, кафры. Но дальше: ты, лично ты знал кого-нибудь из тех, которые видели этого «духа»? Или это — ваша проклятая страсть к пустой болтовне? Я ведь знаю вас! Когда вы сидите у костров по ночам, в ожидании ужина, вы забавляетесь тем, что плетете небывальщину, рассказываете сказки, одну другой фантастичнее. Разве ты сам не рассказывал, я слышал это собственными ушами, как однажды ветром подхватило твоего старшего брата и закинуло на луну, где он подрался со сторожившим свой сад «первым человеком» и украл у его жены пояс с медными бляхами, а потом по веревке спустился на землю?

— То — сказка, и каждый знает, что у костра люди просто болтают. О «духе болот Лунга» лгать нельзя: он проглотит лжеца! А людей, которые своими глазами видели духа, я знал. Один был из племени Кафоэ…

— Которых ты сам рекомендуешь за отчаянных воров?

— Но он не был лжецом. Он «ел песок», когда рассказывал мне об этом.

— А другой?

— Другой был моим побратимом. Его убил «дух болот Лунга».

— Что такое? — поднял испытующий взор на собеседника немец. — Хвостом, что ли, этот дух убил твоего побратима?

— Нет. Он убил его глазами.

— Ну что за чушь ты городишь?! — возмутился Бернштейн. — Убил глазами? Как это может быть?

Банга как-то закачался всем телом.

— Ты — белый. Ты не поймешь этого! — пробормотал он.

— А ты попробуй. Может быть, мои деревянные мозги как-нибудь понатужатся и поймут вашу кафрскую премудрость.

— Мой побратим был смел, как лев, и силен, как буйвол, — начал немного нараспев Банга.

— Дальше!

— Но он был недостаточно осторожен, он смеялся, когда при нем говорили о «духе болот», обитающем между реками Лунга и Кафоэ, у тростников озера Лунга. И дух покарал его за это. Однажды мой побратим стоял на берегу одной реки, может быть, совсем близко от этого места, где находимся мы, и глядел на воду. И вот вода вдруг закипела, и оттуда высунулась страшная голова, схожая с головой крокодила, с выпуклыми зелеными глазами, с ужасной пастью, с длинным и гибким змеиным языком и с рогом на носу. А зеленые глаза глядели на моего побратима, и ужас сковал все члены его тела, и не слушались его ноги и руки. Он хотел бросить в чудовище ассегаем, но рука не поднималась. Он хотел бежать, но ноги словно приросли к земле. Он пытался крикнуть, но его голос умер…

— А дальше?

— А дальше «дух» нырнул, вынырнул за несколько десятков сажень, во мгновение ока схватил подошедшего к воде вола поперек тела и исчез. А мой брат пришел в себя, побежал. Но он умер через неделю, потому что тот, на кого взглянули глаза «духа вод», не переживает этого. Кровь свертывается в жилах и застывает. Сердце распухает и потом рассыпается порошком…

— Фу-у, черт! — ответил Бернштейн. — Что-то ужаснонелепое, что-то положительно дикое. Если бы я не знал тебя добрых десять лет, я подумал бы, что ты дурачишь мне голову. Но теперь вижу, что по крайней мере ты сам искренне веришь во всю эту чертовщину. Если и ерундишь, то, так сказать, добросовестно!

Кафр не отвечал.

Уже несколько секунд он, вскочив на ноги, стоял, прислушиваясь к чему-то. Карабин в его правой руке дрожал.

— Идет «дух вод», «дух болот Лунга»! — пробормотал он.

Почти в то же мгновенье до слуха Бернштейна донесся со стороны поселка кафров глухой удар, треск, а человеческий вопль, потом понеслись хаотические звуки — крик нескольких десятков перепуганных голосов, ружейные выстрелы, мычанье скота.

Бернштейн, в свою очередь, вскочил, сжимая карабин.

— Нападение на деревню! — сказал он. — Кто-нибудь подкрался во мгле, и вот…

Кайо и Ван-Ховен, лежавшие под теплыми одеялами в стороне от костра, в свою очередь поднялись и присоединились к бодрствующим.

Все четверо держали ружья наготове, опасаясь, что и им, в свою очередь, придется защищаться от нападения неведомого врага.

А в деревне по-прежнему слышались крики, воздух прорезал отчаянный женский вопль, опять хлопнуло два-три выстрела, потом все смолкло. Но через пять минут в кустах опушки послышался треск сучьев, торопливые шаги бегущих, продирающихся через колючее «держи-дерево» людей. Замелькали какие-то темные фигуры, скользившие тенями.

— Кто идет? Стой! Буду стрелять! — крикнул Ван-Ховен по-кафрски, поднимая свое тяжелое ружье.

— О, белые люди! О-о-о! Добрые белые люди с большими ружьями! — послышался из кустов плачущий голос.

— Не стреляйте! Мы — мирные люди! Мы спасаем свою жизнь!

— Добрые белые люди с длинными ружьями защитят нас! О-о-о!

Заплакал визгливо ребенок, потом залился удушливым кашлем.

— Идите сюда! Что случилось? На вашу деревню напали? Их много? Как они вооружены? — посылал в кусты вопросы Анри Кайо, опуская ружье.

— О-о-о! Один, только один. Но он страшный, он непобедимый, всесильный… Своим хвостом он убил трех воинов. Он разрушил хижину старшины до основания. Там было одиннадцать человек, и все, все погибли. И он сидит там, и он пожирает трупы.

— Что такое? Кто это «он»? — воззрился Кайо, ничего не понимая.

— «Дух вод». Страшный «дух болот Лунга», тот, у которого голова и хвост крокодила, шея змеи, туловище речной лошади. Он, тело которого полкилометра, а в пасть поместится годовалый бык…

Кайо не выдержал и захохотал как безумный.

— Ох-о-хо! — чуть не катался он по земле. — Ха-ха-ха! Голова… ха-ха- ха!.. тигра… Нет, голова и хвост крокодила, зубы кита… Ха-ха-ха! Вот никогда не думал, чтобы негры были до такой степени трусливы! Кому-то во тьме померещилось что-то. Ствол дерева, что ли…

— Не смейся, масса! — пододвинулся к нему Банга. — Не смейся. Это — не бревно, не ствол дерева, как ты говоришь. Это «дух вод».

Кайо обернулся живо к старому товарищу по сотням охот.

— И ты веришь в эту глупость? — сказал он.

В это время с той стороны, где в предрассветной мгле смутно виднелись очертания хижин деревни кафров, опять послышался гул и треск, потом…

Потом над сонной рекой, над притаившимися тростниками и дремлющим лесом понеслись могучим потоком волны каких-то странных, необычайных звуков. Казалось, кто-то огромный, непомерно сильный и властный, ударил в колоссальный барабан, оборвал дробь, потом зарокотал, все усиливая и усиливая зычный крик, покуда он не превратился в неистовый, напоминающий раскаты грома рев. И опять оборвались звуки. Наступила мертвая тишина.

Зато ожил лес. Тысячи голосов перепуганных птиц, мечущихся по ветвям обезьян, разбегающихся в высокой траве мелких ночных животных наполнили дремучий лес гомоном и стоном.

И, казалось, лесу отозвались тревожным, испуганным, молящим о пощаде шепотом тростники.

Трое белых невольно сдвинулись поближе друг к другу. Банга упал на землю, выронив ружье, и лежал, уткнувшись лицом в песок.

Но мало-помалу все успокоилось. Смолк лес, стих шепот тростников. Только у самого костра раздавались странные, жалобные звуки: кто-то плакал, всхлипывая.